Ричард Длинные Руки – эрцфюрст
Шрифт:
Он проблеял пугливо:
— Не-е-ет…
— Почему?
— Я больше про любов…
Я сказал трубно:
— Ничего, считай себя мобилизованным от лица народного энтузиазма. Сначала о Родине, потом о себе, понял?
Он вздрогнул, сказал пугливо, чуть не плача:
— Как не понять…
— Вот, — сказал я, — слушай слова. Начинаем так: ой на горе, ой на горе жнецы жнут, а под горою рыцари идут… ну вообще-то не идут, а едут на конях, но можно и идут, если понятно, что едут… Ну что, все ясно и зримо, как водопровод, сработанный еще рабами Рима?.. Слушай дальше: попэрэду
Он спросил робко:
— А что такое «попэрэду»?
— Впереди, — сердито сказал я, — непонятно разве? Это на древнем священном языке укров, что дали начало всем людям на свете. Адам и Ева были украми, понятно?.. Древность вообще освящает!
— Что… освящает?
— Все, — отрезал я, — все освящает! Древние камни нам дороги, хотя это всего лишь простые булыжники, как древние слова и законы… Ну ладно, если непонятно, можно заменить на понятное «впереди», «во главе» или «в авангарде победоносной армии, сокрушившей твердыни варваров»… Что, аллитерации нет? Подгонишь, ты же поэт, сам хозяин словам, а не они твои владыки. Берем дальше: победитель варваров, покоритель Гендерсгейма…
Он взмолился:
— Ваше высочество, это же ни в какую рифму не полезет!
— У мастера все влезет, — отрубил я твердо. — Вот в меня какая только хрень не влазит!.. И даже не влезает. В смысле, влезает. В первую очередь нужен идеологически правильный смысл, а рифма и мелодия потом, это вообще-то устаревшая выдумка, что мелодия кому-то нужна. Я знавал певцов без слуха и голоса, а такие дворцы себе отгрохали!.. И всех баб имели. Ты ж тоже хочешь?.. Ага, глазки заблестели!.. Вот и старайся. Ты прав, что деньги? Главное — бабы. Хотя что мы им без денег?.. Так что старайся. В общем, герцог Готфрид Брабантский должен быть выведен как победитель варваров, что вернул Гандерсгейм в лоно.
— В какое лоно? — спросил он тупо.
Я сказал рассерженно:
— Ты о пестне думай, а то уже вижу, о чем сразу, не снимая лыж! Это они, варвары, накрылись лоном, после чего закономерно исчезли, как вообще-то и правильно, таким туда и дорога.
— Простите, ваше высочество.
— И еще, — напомнил я строго, — надо вскользь упомянуть, что это он, герцог Готфрид Брабантский, в те грозные времена привел войско из далекого Брабанта и ударил варварам в спину, их в спину можно, с дикарями никакого рыцарства, в общем точно спас Геннегау.
— А вы, ваше высочество?
Я сказал твердо:
— Был как бы сбоку.
— Ваше высочество! Все ж видели, не поверят!
— Поверят, — сказал я, — да еще и с удовольствием. Плохому верят всегда охотно и с великой радостью. Еще и другим расскажут. Ладно, я потерплю. Будет он королем, я поднимусь до принца, так что весьма и зело заинтересован! В общем, герцог — спаситель Отечества, это он освободил Сен-Мари, а потом был инициатором уничтожения грозного могущества варваров на той Малой Земле…
Он вскричал устрашенно:
— Ваше высочество, это же целая поэма!
— Умей уложить все в песню, — изрек я. — Одному правилу следуй упорно: чтоб словам было тесно, а мыслям просторно… И все влезет. Краткость — сестра таланта, и не всегда теща гонорара. Иди и твори!
Это было настолько похоже на «встань и иди!», что певец вздрогнул, вытянулся, посмотрел на меня вытаращенными глазами и не вышел, а его вынесло, словно сквозняком.
Пир длился всю ночь, но, к счастью, у меня уже достаточно авторитета, а главное — уверенности, что могу отказаться пить со всеми и мир не рухнет. При первой же возможности я воспользовался своим правом «мыслить» и ушел, как объяснил всем, ковать новые победы для нашего священного оружия.
На другой день, еще не просохнув и с мутными глазами, они дружно, как сговорившись, завели хриплыми пропитыми голосами речь о великом турнире в честь победы.
Я кривился, но подумал, что тогда хоть пир, будь он неладен, закончится, однако сэр Растер гордо сообщил, что пир в честь вернувшихся из Гандерсгейма героев — дело святое, но с ним управятся за три-четыре дня, меньше нельзя — урон престижу победителей, а это недостойно такого великого завоевателя, сокрушителя и разбивателя голов, как сэр Ричард, который с яростно раздувающимися ноздрями и пылающими в гневе очами ломает, рубит и крушит, не разбирая в священном праведном гневе правых и виноватых, ибо виноваты уже тем, что не спрятались в свои жалкие норы…
После пира в честь победителей большой турнир в их же честь, а затем уже завершающий пир, а как же иначе?
— Да, — сказал я обреченно, — перед традицией бессильны даже императоры и сами боги, не то что я, муравей, — да, конечно. А как же!.. Еще бы!.. Ну, это само собой, надо обмыть… Не обмытая победа разве победа?
Растер довольно гудел и потирал лапищи, огромный и массивный, даже на вольных хлебах Геннегау ухитрившийся не разъесться, как иные придворные кабаны. А еще он все также ходит в железе, пугая женщин и местных щеголей устрашающим видом.
— Дорогой сэр Ричард, — гудел он прочувствованно, — вот теперь-то погуляем всласть…
— Еще бы, — сказал я и подумал, что для сэра Растера «погуляем» очень емкое слово, везде гуляет, как за столом, так и в битве, а теперь еще, как поговаривают за его спиной, и по гарпиям, где его принимают, как своего. — Надо, дорогой друг!
— Ох, как вы все правильно говорите…
— Еще бы, — согласился я. — Герои вернулись.
Пир длился не три дня, а целую неделю, так как в последние дни подтянулись младшие командиры, не сумевшие попасть на церемонию открытия.
Я появлялся каждый день, поднимал кубок, провозглашал здравицу, сидел на троне несколько минут, затем исчезал по государственной надобности. Не знаю, чему они улыбались и как истолковали понятие государственной надобности, но я уходил в кабинет и брался за дела, чувствуя, как приближается роковой час икс, когда придется раскрыть все карты как перед чужими, так и перед своими.
Я уже всю зиму трудился в таком темпе, что по эту сторону Хребта и не зима вовсе, не поднимал головы от стола и так упахивался, что не всегда узнавал вырастающего на пороге сэра Жерара. Абсолютная власть в руках одного человека — нехорошо, но на определенном этапе нет более острейшей необходимости для выживания государства.