Ричард Длинные Руки – коннетабль
Шрифт:
Обливаясь потом, я провернул колесо еще, потом еще, перевел дыхание, мышцы стонут от натуги, сердце стучит. На последнем дыхании сделал еще два оборота, на этот раз цепь натянулась, как струна, а глухой рев слышался прямо в отверстии.
На подгибающихся ногах я вернулся, Джильдина на прежнем месте и ошалелыми глазами смотрит на дракона, которого неведомая сила подтянула на цепи к стене с такой силой, что ошейник краем впечатало в дыру.
– Как это? – воскликнула она. – Это… почему?
– Ну ты и блондинка, – проговорил я, задыхаясь. – Прям с головы до ног…
Она оглянулась, глаза лезут на лоб.
– Это ты его так?
– Нет, – сказал я, – он сам. Чтоб нам дорогу освободить! Взял и намотался на колесо… Могла бы прийти помочь! С другой стороны, я расцениваю это как доверие настоящему мужчине.
Мы прошли еще полсотни шагов, я обнаружил такой же закуток, там знакомое колесо с цепью. Джильдина с непониманием смотрела, как я покрутил колесо в обратную сторону.
– Это зачем?
– Освобождаю цепь, – объяснил я. – Я зверей, как младших братьев, никогда не бил по голове! Что ж он будет, как женатый, на коротком поводке…
– А-а-а, – сказала она понимающе, – чтоб снова дорогу загородить!
Я вздохнул.
– Все верно, моя меркантильная… Все видишь в нужном свете.
Дальше вход в зал вырезан в виде гигантской замочной скважины. Впрочем, красиво, чувствуется рука дизайнера, знакомого с восточным стилем.
Открылся длинный ход, широкий и просторный, можно проехать на конях стремя в стремя. Таинственный синеватый свет струится по тоннелю, источника я не увидел, да это и неважно, впереди странная синяя дымка, то ли от пожара, то ли такой необычный туман. Синий свет перешел в зеленый, я замедлил шаг и старался понять, что же это означает, но Джильдина прошла далеко вперед, ничего не случилось.
– Чтоб они сдохли, – сказал я зло и торопливо догнал могучую шварценеггершу.
– Кто? – спросила она.
– Дизайнеры, – буркнул я. – То туману напустят, то пугают от не фига делать… Изыски, видите ли! Цветомузыканты хреновы…
– Музыки не слышу, – сказала Джильдина. – Хотя…
Она прислушивалась, я тоже уловил странную музыку, больше похожую на шелест ветра в органных трубах, но все-таки музыка. Явно нечеловеческая… впрочем, Моцарту или Бетховену хард-рок показался бы музыкой металлических жуков с Марса. А то и вовсе не показался бы. Еще в пещере раздаются странные шелестящие звуки, словно начинает сыпаться песок, тут же поток прерывался, но с другой стороны сухо щелкало, будто раскалывались камни.
Глава 8
Ход вел все ниже и ниже, однажды увидели цепочку белых, почти прозрачных муравьев. Джильдина проверила их на всякий случай насчет магии, а я сказал авторитетно:
– А почему им здесь не жить? Их нет только в зоне вечной мерзлоты! Норы там рыть во льду противно.
Муравьи дружно выволакивали из мелкого водоема крупную рыбину. Она еще слабо трепыхалась, отсвечивая серебряным оперением, но одни муравьи удерживали, вцепившись лапами за камни, а жвалами – за выступы жабр, плавники, другие продолжали кусать и быстро впрыскивать парализующую муравьиную кислоту в ранки.
Я присматривался, надеясь заметить на муравьях волоски, с помощью которых паучки захватывают воздух и подолгу с ним путешествуют на дне озер и даже строят себе там домики, но панцири муравьев блестят, как начищенные добросовестными оруженосцами латы героев-рыцарей.
– И муравьи тут не как муравьи, – сказал я горько. – А чего ждать от людей?
– Люди здесь нормальные, – огрызнулась она. – Это у вас там за Барьером… одни придурки.
– Да, – согласился я покорно. – Потому и отгородились.
Она взглянула свирепо, но сберегла дыхание на рывок вверх: дорогу перегородила упавшая с потолка глыба, размером со статую Христа в Сан-Франциско.
Однажды мы вышли в исполинскую пещеру, где стены облицованы инкрустированной плиткой, превращая ее в роскошный зал. В центре блещущая золотом чаша фонтана, даже вода привычно струится, словно сама по себе, от стен идет ровный, благородно-интеллигентный и несколько рассеянный свет.
Джильдина принюхивалась, я же загляделся на роскошь запустения.
– Нехорошо, – произнесла она злым голосом. – Что-то здесь чужое…
– Да ты что? – спросил я саркастически. – Все наше! Держи мешок шире! Бери и складывай.
Она даже не ответила, ноздри раздуваются, как у тех черных пантер, которых я очень удачно оттеснил от нее же. Правой рукой вытащила нож и медленно осматривалась, поворачиваясь на месте.
– Да брось, – сказал я. – Неужели сюда кто-то забрался раньше нас?
Она прорычала:
– Что-то ты развеселился…
Я подумал, развел руками:
– Это и понятно… Столько скитались по туннелям, что истосковался по открытому простору и свету. А здесь почти откры…
Я осекся, ноздрей коснулся чужой запах. Хуже того, человеческий. Я взялся за край фонтана, чтобы не шататься, быстро перешел на запаховое. Меня встряхнуло, как я мог не почувствовать…
Убрав запаховое, я перешел на тепловое. Из замаскированных щелей появляются в большом количестве люди: почти прозрачные, низкорослые, у всех в руках короткие копья. Приближаются очень медленно, смотрят под ноги, чтобы не наступить на что-то хрустящее.
– Джильдина, – сказал я торопливо, – ты права, окружают. Эти гады… прозрачные!
– Ты их видишь? – прошептала она.
– Да, – сказал я. – Что же придумать… Ты можешь сделать дым еще раз?
Она ответила быстро:
– А что это даст?
– Быстро делай, – прошипел я. – Скоро набросятся.
Она ожгла меня свирепым взглядом, впервые я сам нарычал на нее, хуже того – приказал, ладно, потом расправится, быстро выдернула из карманов крохотные пакеты, с силой бросила о пол и сказала несколько злых слов так люто, что даже зубы щелкали, будто уже сомкнула на моем горле.