Ричард Длинные Руки – майордом
Шрифт:
– Я всегда летала только сама по себе, – сказала она, – потому не рассчитала…
Я всматривался в ее лицо, голос уже не дрожит, но в нем недоумение, и, кажется, я понял, почему. Раньше перенесла бы вместе с конем, и не запыхалась бы, но без эликсиров и меня одного еле-еле…
Плечи мои передернулись, когда представил, что могла бы попытаться сбросить с высоты, но придавленный железной рукой мужского достоинства страх вспикнул и пошел плакаться в тряпочку утешению и сочувствию.
– Пустяки, – заверил я почти нормальным голосом, – Это у меня жопа чугунная.
– Да я уже в порядке, – заверила она и повернулась на бок. Груди ее не отвисли при этом движении, только чуть-чуть сместились, а так продолжают смотреть на меня в недоуменном и нетерпеливом ожидании. – Господин, это и есть поляна эльфов.
Я огляделся по сторонам, вернулся к обычному зрению и пару секунд моргал, приспосабливаясь к быстрым изменениям. Мир кажется синим: черное небо в темно-синих тучах, луна выглядывает и тут же прячется, как хищный волк, огромная и мертвенно-бледная, как и моя спутница. Света достаточно, чтобы проступили краски, но все только неживых холодных тонов: голубые, синие и зловеще-фиолетовые.
В середине поляны возвышается огромное черное, почти от самой земли жутко искривленное дерево. Оно само, наверное, не знает, где у него ствол, ветви толстые и раскорячились в несколько этажей во все стороны. Ни единого листочка, даже клочка коры, а блестит, как намазанное жиром.
– Я себе представлял поляну эльфов иначе, – пробормотал я.
– Как?
– Ну… зеленую. В цветах. И в бабочках, стрекозах, жуках, мухах…
– Здесь ночные эльфы, – напомнила она.
– Они цветов не знают?
– Цветы с наступлением ночи закрываются, – напомнила она. – А бабочки без цветов не летают. Но все-таки это и есть их поляна. Здесь собираются и устраивают танцы.
– Ага, – сказал я презрительно, – тоже бабочки.
Она смотрела на меня с ожиданием, но я поднялся и осматривался в этом чуждом мире. Луна слишком огромная и мертвая, все освещено и высвечено, но все равно свет не для живых…
Рядом послышался шорох, она тоже поднялась, высокая и гибкая, макушкой мне почти до уха. Заметив, что кошусь в ее сторону, поняла правильно и встала передо мной, глядя на холм. Я вдруг ощутил, что ей все еще страшно и одиноко. Ее мир рухнул давно, а обломки, что остались от всего великолепия ее прошлого могущества, уничтожил я в подземелье. Мои руки как будто сами по себе обняли ее за плечи. Она сделала шажок назад и прижалась ко мне спиной и ягодицами. Я обхватил ее повыше груди, и она опустила голову набок, прижавшись щекой к моей руке.
– Кольцо Всевластия можно отнять, – сказал я трезво. – Признайся, есть мысля открутить мне голову и забрать кольцо?
Она ахнула:
– Как можно?
Я спросил с насмешкой:
– Что, благородство не позволяет? Извини, не поверю.
Она покачала головой, в больших глазах росло удивление.
– Как много вы не знаете о таком сокровище… У него слишком большая мощь, чтобы стать личным. И отнять его тоже можно… Правда, украсть нельзя, можно снять только с мертвого. Но только…
– Что?
Она договорила тихо:
– Тот другой должен быть очень большим магом. Рядового колдуна или волшебника просто сожжет в пепел. Сильному магу испепелит руку. Господин, я устрашусь даже дотронуться до этого кольца!
– Гм, – сказал я и повертел перед мордой кисть руки, где колец, на мой взгляд, многовато, если для мужчины и воина. – Вообще-то да… без защиты такая бы резня была из-за такой ерунды… Ладно, двинули к эльфам?
– Как скажете, господин…
Я сказал досадливо:
– Встряхнись! Что ты какая-то… Я ж говорю, вид у тебя, как королевы, а вся какая-то зажатая… ну побил я всю твою посуду, истребил слуг… ну что делать, жизнь такая! Зато жизнь вот она!..
Она блекло улыбнулась.
– Мой господин, у меня рухнуло все. Мне просто очень страшно. И я не знаю, что будет завтра.
Она охнула, присела, я видел, как вытащила из пятки острый шип и сердито отбросила. Пока я раздумывал, по-христиански лечить вампиршу или это уже слишком, она провела пальцами по ранке, и темная струйка крови оборвалась.
Сев на землю, она задрала ногу и внимательно рассматривала пятку, подставив ее призрачному свету луны. Лицо ее было серьезным и печальным. Поколебавшись, я сел рядом.
– Что, – спросил я сочувствующе, – какой-то особый куст?
Она слабо прошептала:
– Особый шип. Иногда вырастает такой, им можно пробить даже самый крепкий щит и толстый панцирь. Но отличить его от остальных просто невозможно. Только вот так…
Я обнял ее за плечи, она благодарно улыбнулась, легла на живот, упершись в землю локтями и подперев кулачками подбородок. Пара крупных муравьев суетливо и неумело тащили рыбью чешуйку, она наблюдала за ними с невеселой улыбкой.
Я лег рядом, воздух все еще жаркий и напоенный запахами трав, ночная прохлада придет только под утро. Наши плечи соприкоснулись, вдруг как-то ощутилось, что лежу рядом с молодой женщиной, вообще-то голой, и в этой вот позе белоснежные сиськи смотрятся очень эротично.
Она повернула голову, брови поползли вверх, на губах появилась несмелая улыбка.
– Мой господин…
Я снова обнял ее за плечи, узкие и хрупкие, некоторое время лежали молча. Она не шевелилась и, как мне показалось, старалась не дышать вовсе, чтобы не спугнуть медленно нарастающее чувство близости. Я продолжал одной рукой обнимать ее, а когда опустил руку ниже, слышал под пальцами биение ее сердца. Соприкасался уже не только плечом, но и боком, бедром, то ли сам прижался, то ли она придвинулась, и странно чувствовал ее тело, как продолжение своего.
Луна зависла над темным зубчатым лесом, светлая и безгрешная, хоть и царица ночи, в воде громко булькнуло, и пошли круги. Выше по берегу шелестела темная и такая же таинственная трава, там стрекотали кузнечики.
Я медленно повернул голову и наткнулся на взгляд ее темных и странно мерцающих глаз. Она чуть потянулась ко мне, я сказал нервно:
– Но-но, не целоваться!.. Я вообще к этому делу как-то равнодушен. Мы, мужчины, эрогенными зонами по всему телу не разбрасываемся.
– Господин…