Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии
Шрифт:
Азазель покачал головой:
– Нет, само собой не получится.
– Жаль, - сказал я огорченно, - а я так надеялся. Неужто придется штурмом? Как не знаю хто? Штурм - это позор для хитрого интеллектуала, гуманиста и авторитарного демократа.
– Тайком уже никак, - сообщил он.
– Ну, так что?
– Тогда штурм, - согласился я.
– Впереди неустрашимый сэр Тамплиер, его не жалко, затем Си-гизмунд…
Тамплиер то ли не понял, то ли согласен, что его не жалко, с готовностью выдвинулся вперед и чуть
– Нет, - сказал я с сожалением, - все-таки сперва мой молот, а потом уже сэр Тамплиер… Их боевая мощь примерно равна, как и интеллектуальная ценность.
Они чуть отступили, когда я замахнулся во всю ширь. Рукоять молота вырвалась из моей ладони с большим ликованием, чем выпушенный на свободу голубь.
Мы увидели бешено вертящийся диск, что мгновенно пересек комнату и ударил в железные врата.
Страшный лязг оглушил и заставил подогнуть колени. Ворота исчезли, как и часть стены с обеих сторон. Мы с напряжением всматривались в темный зал, затем услышали с той стороны приближающийся крик, топот, звон металла.
– Началось, - сказал я зло, - когда же это прекратится?
Они отступили в стороны, я швырнул молот навстречу набегающему отряду стражи. Там раздался крик ужаса, молот прорубил широкую полосу, вернулся ко мне, я ухватил на лету, бросил снова, входя в раж и переполняясь черным ликованием от 1ро-хота, разрушения, криков ужаса и падающих стен.
Тамплиер и Сигизмунд, как ни рвались в бой, но дисциплинированно охраняют сюзерена, хотя, конечно, не сюзеренность, а его всего лишь удесятеренную или усотнеренную мощь, что работает на весь наш отряд.
Последних из охраны сразили Тамплиер и Сигизмунд так быстро, что те даже не успели подумать о бегстве, ведь только что их было вдесятеро больше.
Я быстро осматривался по сторонам. Если это копия дворца Люцифера, то над ним трудились лучшие художники, что попали в ад. Конечно, попали за то, что попутно либо разбойничали, либо распутничали так, что не разбирали ни пола, ни возраста, занимались инцестом и прочими непотребствами, что и современным художникам якобы требуется для вдохновения.
Мало кого спасло то, что оставили для человечества шедевры, хотя сам вообще-то не знаю, как бы решил их судьбу я, довелись принимать решение. Куда удобнее стоять в стороне и критиковать, что я бы сделал с удовольствием, какое бы решение ни было принято.
Азазель прокричал со ступеней лестницы, ведущей наверх:
– Быстрее!.. Та комната здесь!
Я, с обнаженным мечом в одной руке и молотом в другой, ринулся к нему, а он, развернувшись, так заспешил вверх по лестнице, что дважды позорно промахнулся мимо ступенек.
Не спрашивая больше, я перехватил его взгляд на массивную дверь, молот вылетел из моей руки, как пушечное ядро размером с чугунного быка.
Дверь с грохотом внесло вовнутрь, Азазель ахнул, я крикнул злорадно:
– Не ожидал такую лепоту? Еще не то от людёв узришь! Мы вообще-то веселые…
Он торопливо вбежал в комнату, отмахнулся:
– Здесь при защите не учли, что добудешь такой молот… Ага, вот сюда!
На каменной стене напротив страшно вспыхнули огнем странные знаки, напоминают нечто настолько ужасное, что мое сознание, если и помнит, то поспешило захлопнуть дверцу, задвинуть все засовы, запереть на замок, а ключи выбросить.
– Туда нельзя!
– сказал я быстро.
Тамплиер и Сигизмунд набежали сзади, едва не стоптав нас обоих, переглянулись, Азазель вскрикнул нервно:
– Откуда… знаешь?
– Неважно, - огрызнулся я.
– Но я не пойду и тебе не советую.
Он сказал зло:
– Но другого пути нет!
– Нужно найти.
– Но, сэр Ричард, откуда ты можешь знать…
– Родовая память, - ответил я раздраженно.
– О генетике слыхал? Ну вот, а я слышал. Правда, ничего не понял. В общем, если нам нужно в том направлении, то лучше обойдем.
– Но почему?
– Герои всегда идут в обход, - отрезал я.
– Прямо прут только дураки. Надеюсь, со мной таких нет?
Они переглянулись, по их лицам я видел, что если и есть среди нас дураки, то это не они точно, но вслух высказать не решились, интеллигенты, то-лерасты.
– И как обойдем?
– Справа или слева, - ответил я.
– В таком тактическом, не побоюсь этого слова, термине нет ничего идеологического! Только географическое понятие правизны и левизны, никакой политики и намека на течения в одной сплоченной партии!
Азазель посмотрел с таким изумлением, что я подумал насчет бисера перед ангелами, зря умничаю, не оценят, гады крылатые. Они прямые и честные, а мы честные, но извилистые, так в нас больше честности влезает, всякой и разной.
Вход в зал слева перегорожен железной раскаленной докрасна дверью. Окошко зарешечено, изнутри бьет жаркий оранжевый свет, страшно воет ветер, как при чудовищном лесном пожаре, но здесь огонь сильнее.
Я чувствовал себя так, словно там дальше раскаленные недра солнца, но бездумно ухватился за молот, метнул, Тамплиер и Сигизмунд дружно ломанулись в грохот и сверкнувшие искры железа по камню стен и свода.
– Стоп, - велел я.
– Сперва Азазель, его не жалко… Нет, пойду я, мы же как бы защищены?
Я шагнул вперед, ничего не случилось, я сделал несколько шагов, и тут ожила одна из огромных статуй, изображающая чудовищного черного зверя, похожего на кабана размером с быка, только в блестящей металлом чешуе, а голова литая, двигается нижняя челюсть да глазные яблоки в узких щелях под стальными выступами.
– Страшно?
– спросил он металлическим голосом.
Я оглянулся, махнул рукой Азазелю и рыцарям: