Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии
Шрифт:
Снова двигались молча, я даже не заикался, чтобы нас перенесли поближе, увы, ни Азазель, ни сам Вельзевул не бывали в этой части ада, открытого и сохраненного новомятежными ангелами в тайне от своих вожаков.
Тамплиер в какой-то момент приблизился, вид у него такой, что стукнет или пнет, но манеры победили, всего лишь рыкнул:
– Сэр Ричард? Сэр Ричард!.. Вы слышите?
Я дернулся, очнулся от тяжелых дум.
– Простите, сэр Тамплиер, задумался… Знаете ли, такое горькое разочарование… Я такой прекраснейший мир небесных ангелов выстроил! А он рухнул при первом же, ну пусть при втором, соприкосновении с грубой действительностью. Она всегда грубая, если вы еще не заметили.
– Грубая?
– переспросил он.
– Потому что идет с вами? И всего набралась, как собака блох?
– Нет, - пояснил я вяло, - вообще грубая. Я же мечтатель, поэт, изысканная душа!.. Мечтал узреть дивные красоты!
Он перекрестился и сказал строго:
– Только Господь может творить красоту.
– Вот-вот, - сказал я, - была надежда на этих яростных и непокорных, не склонивших выю, не смирившихся, презревших грошовый уют… Уж они-то, не скованные никакими узкими рамками и догмами, свободные и вольные от всех догм общества… И что я зрю?
Он посмотрел по сторонам с недоумением:
– И что?
– А ничего, - ответил я горько.
– Я такого на-представлял! И был уверен, что увижу что-то еще круче и необыкновеннее, чем мое напредставляль-ное!.. Это должно быть ух и ого, а то и о-го-го! Это же загадочный мир темных ангелов, мятежников и ангелов зла, посмевших бросить вызов самому Творцу! Я должен быть сражен, раздавлен и весьма как бы вот так распластан… Но как грустно, что мои наивные детские мечты взрослого дурака вот так жестоко и с размаху прямо о каменный пол!.. Только за это стоит перебить здесь всех, кого встретим. И виноваты или нет - Господь определит потом.
Азазель тоже прислушивался, я успел увидеть в его глазах даже скрытое сочувствие, но он быстро отвел взгляд, а Тамплиер повторил строго:
– Прекрасное творит только Господь! Отпавшие от него способны лишь на мерзости и всякое непотребство.
– Или на жалкое подражание, - согласился я.
– И было бы кому - человеку! Которого как только не обзывают. Нет уж, весь этот мир до основанья мы разрушим, ну и затем мы наш, мы новый мир построим…
Азазель догнал, спросил:
– Здесь?
– Нет, - сообщил я, - здесь устроим копи. И шахты. Можно даже металлургический комбинат, чтобы при добыче сразу переработка, сократим расходы на перевозку.
Он спросил настороженно:
– А как же ад?
– Ад можно устроить и на земле, - объяснил я.
– Зачем спускаться так глубоко? Здесь даже нечего оставить на исторические памятники.
Тамплиер посмотрел по сторонам.
– И что вы ждали тут особо чудесного, если тут Господь не приложил руку?
– Не знаю, - ответил я честно, - но представлял нечто необыкновенное, не укладывающееся в сознание! Нечто из другого пространства-времени, другой материи и с другими физическими свойствами… не обращайте внимания, это от жары у меня легкое помрачение с элементами эстетического бреда. Возможно, для них и было что-то подобное, ведь Господу поменять даже базовые физические законы, что мне два пальца о дерево! Но ангелы все испортили, по-обезьяньи подражая человеку, которого называли комком мокрой глины и которому отказались поклониться!
Он хмыкнул, огляделся. Если не считать ужасающий жар, от которого мы защищены, весь мир ада, о котором я думал с трепещущим сердцем и холодом во внутренностях, в самом деле всего лишь черная выжженная пустыня с хрустящей под ногами землей.
Вдали в красном зареве черные горы, исполосованные багровыми ручьями сбегающей лавы, ежесекундно выбрасывают в небо массы раскаленных камней, миллионы тонн пепла.
Земля дрожит и глухо стонет, в глубине двигается нечто исполинское, дочеловеческое, с треском раздвигая узкие щели, образовывая огромные пещеры, что переходят одна в другую, а потом ведут вниз, где в конце концов подземный монстр неспешно уходит в кипящую лаву.
Азазель странно поглядывал на меня, я делал вид, что не замечаю, наконец он пошел рядом, даже стараясь ступать в ногу.
Я помалкивал, наконец он спросил осторожно:
– И что… не впечатляет? В самом деле?
Я покачал головой:
– Нет.
– Но это же, - сказал он раздельно и даже с придыханием, - ад! Последний уровень!.. Самый ужасающий!
– Самое ужасающее, - возразил я, - это человеческое воображение. Видел бы ты, что за ад я навоображал!
Он некоторое время шел молча, то ли старался понять, то ли не решался сказать что-то очень важное, наконец произнес глухим голосом:
– Ты человек, что значит - грубая и бесчувственная свинья, потому могу сказать тебе то, что любого ангела ввергнет в глубочайшее уныние, а то и вовсе уничтожит.
Я спросил вяло:
– Ну-ну, что это за?
– Творец, - ответил он лаконично.
– Ты о Нем думал?
– Много раз, - сказал я.
– А что?
Он понизил голос:
– Вы считаете, что Он недоступен только вам, людям. Свобода воли, то да се, Он вам даже не показывается, чтобы не влиять на ваши поступки! Верно?
– Примерно так, - признался я.
Он сказал горько:
– Даже из нас, ангелов, никто Его не видел! Никогда. Я нарочито расспрашивал Разиэля, который стоит у Его трона и все записывает, старался вызнать у Метатрона, который ближе всех к Создателю.
У меня оборвалось сердце.
– И, - спросил я шепотом, - ничего?
Он кивнул:
– Ага, и ты ощутил? Ни-че-го. Никто не видел, не слышал, не ощущал. Как будто Он, сотворив мир, куда-то ушел. Или даже мир сотворился сам. Хотя и по Его воле, конечно, все-таки все в мире делается по Его воле?
– Конечно-конечно, - согласился я поспешно.
– Без этого было бы совсем тоскливо. Нет-нет, как может быть мир без Бога? Даже думать о таком не хочу. Даже если Его нет, то все равно он есть, есть!
Мелькнула безумная мысль, что Творец не просто вдохнул тогда в человека душу, просто переселил ее из Своего тела… хотя у Творца нет тела!., а сам, страшно представить, ушел из этого мира. Ушел навсегда.
Нет, не хочу даже думать о Его полном исчезновении, Творец должен быть бессмертным, просто обязан!