Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии
Шрифт:
Он оглянулся на отдыхающих Тамплиера и Си-гизмунда.
– Ты им скажешь такое?
– Упаси Господи, - ответил я испуганно и перекрестился.
– Это же чистейшие души!..
– Не боишься, что они пройдут, а ты сгоришь?
Я зябко передернул плечами.
– Все же рассчитываю, что там… ну, ты знаешь, какое место я имею в виду, там все понимают, что нужны как чистые души, так и очень даже хитрые. Хотя чистые тоже нужны, очень даже нужны, но без хитрых свалятся в пропасть. Чистым овцам нужен очень хитрый… язык не поворачивается назвать его бараном,
Он ответил со вздохом:
– Вельзевул все еще не растерял остатки порядочности. Так что не слишком перед ним. А то поверит и прибьет, как муху.
– Зови, - повторил я.
– Я могу быть смиреннее зайчика в норке. Или серенькой такой мышки.
Азазель отошел в сторону, долго шептал там, а затем переругивался с кем-то тихим голосом.
Я терпеливо ждал, наконец он заговорил громче, произнес достаточно громко:
– Да, мы уже здесь… Нет-нет, дождемся.
Я крикнул с места:
– От меня привет Барбелле!
Азазель поморщился, но сказал:
– Сэр Ричард передает привет Наоменде… Да, он такой, наверняка уже прослышал… Ну и что, если другие не знают? Это же проныра, чего от него ждать… Хорошо, ждем.
Сигизмунд вошел в огненный ручей, дивился, что раскаленный металл не прожигает даже сапоги, Тамплиер увидел и сказал строго, что милость Господа не следует испытывать и не следует ею гордиться. Если что-то дано больше, чем другим, то это не подарок, а только аванс, за который придется долго и упорно отрабатывать.
Сигизмунд устыдился, выскочил поспешно, разбрызгивая тяжелые брызги жидкого металла, и поблагодарил смиренно старшего товарища. В мою сторону стараются не смотреть, мы с Азазалем голова к голове прикидываем разные варианты, как всех побить, а самим не поцарапаться, а это как-то даже не по-рыцарски, лучше от таких нечесников держаться в сторонке.
Вспыхнуло красное жаркое пламя, взвыл и затрещал воздух, взметнувшись к своду, но едва Вельзевул вышел из огня, все погасло, и на нашем участке словно бы зашло яркое кровавое солнце.
Я охнул тихонько, от порубленных доспехов властелина ада пахнет кровью, яростью, огнем и отчаянием, а сам Вельзевул выглядит изнуренным, хотя в глазах все тот же яростный огонь борьбы и жажда победить, пусть даже при этом рухнет весь мир.
Азазель сказал подчеркнуто бодро:
– Дружище, ты хорош! И все равно смотришься!
Вельзевул скривился, смотреться можно по-разному, зыркнул в мою сторону:
– Уже знаете?
– О Михаиле?
– спросил я.
– Это ожидалось.
– Мои тоже не намного лучше, - буркнул он.
– Правда, против нас и выступили самые отборные… Но подготовились они хорошо. Намного лучше нас.
– А вы готовились?
– спросил я.
Он кивнул:
– Верно, нас застали врасплох. Ума не приложу, как мы не заметили. Хотя как могли?.. Но Михаил все же воевал отважно. Хоть и…
Он запнулся, я подсказал спокойно:
– Дурацки. Здесь все свои, не стесняйся. Но какую-то часть мятежников он истребил, что весьма.
– Да не столько истребил…
– …как забросал трупами, - подсказал я.
– Это не буквально, выражение такое. Нам нужна победа, а за ценой не постоим. Вельзевул…
– Слушаю, - сказал он.
– Азазель что-то говорил о твоих идеях, но я не очень-то понял.
– Все просто, - сказал я.
– Если перебросить нас троих, меня и Тамплиера с Сигизмундом, вот они глазками лупают, няши такие, мы смогли бы тайно просочиться в нужное место и отыскать ту цитадель Алфофаниэша.
Он спросил с подозрением:
– И что?
– И уничтожить, - ответил я скромно, улыбнулся, добавил мило: - Это же наша цель, не так ли?.. Просто знакомлю тебя с основами новых войн, когда массы дерутся с массами, а лучшие из лучших воинов, особо натасканных на гуманизм, стараются пройти в центр и сразу изъять полководцев. Конечно, истребив охрану и зачистив их семьи.
Он посмотрел с недоверием:
– Серьезно? А что скажешь этим своим? Для них же это нечестно, ты только посмотри на них!
– Не береди душу, - попросил я.
– Так как?
– Что есть честно?
– спросил я.
– И что есть истина, Пилат?.. Это не так важно. Но уже в геенне огонь жжет в шестьдесят один раз сильнее, чем у нас там в костре. На втором уровне жжет в шестьдесят один раз сильнее, чем на первом! Так что да, там внизу вообще…
Он буркнул:
– Но здесь же ты не чувствуешь адского жара?
– Только психологически, - согласился я.
– А дальше? Вернее, ниже? Кстати, почему в шестьдесят один раз? Не в десять раз или сто, а в шестьдесят один? Даже не в шестьдесят ровно?
Он пожал плечами:
– Наверное, кто-то замерил. Еще до меня. В каждом следующем уровне огонь жжет в шестьдесят один раз сильнее, так что можешь представить жар в самом последнем, Шеоле! А до него еще уровни Могильной Ямы и Абаддона.
Я зябко передернул плечами:
– Бр-р-р!
– Не тревожься, - утешил он.
– От первого уровня до второго всего лишь триста лет пешего спуска, столько же от второго до третьего и так далее, между уровнями по триста лет, так что идти не придется, везде Азазель сумеет… Правда, для Шеола сил не хватит, но я помогу. Все-таки ад - мой ад.
– Знаешь, - заверил я, - что-то мне совсем не хочется участвовать в тех сражениях. Это трусость, да?
– Это мудрость, - утешил он.
– Все-таки лучше триста лет полежать на диване с женщиной, а еще лучше - без нее, чем те же триста лет мчаться через пустоту ради драки. Драка, конечно, цель и счастье мужчины, но больно короткое. Так что, готов?
Я обернулся к Тамплиеру и Сигизмунду. Они увидели мое лицо, посерьезнели, поднялись. Сигиз-мунд встал почти по стойке «смирно».
– Конечно, - сказал я возвышенно, - вы готовы для великих дел во славу Господа. Ибо для чего мы родились, как не?.. Потому наипаче на прю!.. Не лепо ли ни бяше?