Рифейские горы
Шрифт:
Кэйдар молчал, сидел, нахмурив брови, моргал медленно, будто и вправду внима-тельно слушал зятя, но когда заговорил, стало ясно, что это не так:
– Лидас, нас осталось всего двое... Всего двое, понимаешь! А сколько выехало?- Бросил короткий взгляд на Лидаса и снова отвёл глаза.- Нас было больше полусотни воинов. Лучших воинов Империи! Все, как на подбор. У меня каждый до сих пор перед глазами стоит...
И они погибли все! Все! Даже Велианас! Велианас - один из лучших поединщиков Столицы! Хоть кто-нибудь мог представить, что он погибнет от руки варвара? Он и сам не хотел
– Кто может знать, какая судьба его ждёт?- возразил Лидас, слова Кэйдара наводи-ли на него тоску. Не хотелось вспоминать события недавнего прошлого, всё произо-шедшее лучше считать кошмарным сном, а то и свихнуться недолго.- Мы и сами не знаем, что ещё будет с нами...
– А мараг этот проклятый знал!- Кэйдар мгновенно в лице сменился, апатия и за-думчивая отрешённость пропали, уступили место ярости.- Он предупреждал всех! Говорил мне, говорил Велианасу, даже Лилу...
Всё могло бы пойти по-другому, если бы я принял его слова на веру. Откуда раб мог заранее знать, как всё будет, а мне, будущему Своему Воплощению, Создатель не подал никакого знака?! Почему так? Что я сделал не так с самого начал? Что?
Кэйдар был в отчаянии, таким Лидас его ещё ни разу не видел, смотрел на него, открыв изумлённо рот.
– Я собирал вас, я повёл вас за собой - значит, все эти смерти по моей вине! Я ви-новат в смерти Велианаса, я один, и никто больше! Понимаешь ты это?! Я - твой будущий господин и Правитель - должен был быть осторожнее, внимательнее, муд-рее! О-о! Почему меня не убили, Лидас? Почему ям живу, а не Велианас?!
– Ты должен вернуться! Тебя ждёт Империя,- ответил Лидас, но не сразу, изумле-ние не давало ему собраться с мыслями. Бедняга Кэйдар, ему ещё теперь этого не хватало. Решил во всём себя обвинять. Но ведь мы же все в какой-то мере виноваты. Хотя бы даже в том, что позволили свершиться этой авантюре. Не подготовились к ней как следует. Спешили, как на пожар, оправдываясь свадьбой Кэйдара, намечен-ной на май. Да, все виноваты, не один только Кэйдар. Но сейчас какой в этом смысл? Что это меняет? Надо жить, а не отчаиваться. Бороться, пока есть силы. И не просить смерти для себя - это проще всего!
– Империя...- Кэйдар хмыкнул с горечью.- Я теперь раб у арана, у варвара, а не Наследник. Рождённый быть рабом станет им рано или поздно...
– О, Кэйдар, хватит!- Лидас зажмурился.- Такое случается нередко. И вольнорож-дённые попадают в плен. На войне бывает всякое, зачем же сразу отчаиваться?
Сейчас нам надо думать о том, как выжить здесь, среди этих людей, думать о том, как вернуться обратно, а не упрекать Создателя за свою судьбу.
Кэйдар промолчал, всё в том же молчании смотрел, как Лидас ломает на половину хлебную лепёшку, удерживая её одной рукой и прижимая к груди подбородком.
Они оба жевали хлеб без аппетита, по очереди запивая его водой из чашки.
– Завтра нам надо будет вывезти солому с поля,- заговорил наконец Лидас, Кэйдар поднял на него глаза, в которых не было ничего, даже любопытства, - одна тоска.- Нам дадут телегу и лошадь... Тебе придётся одному... Сам понимаешь...- Лидас чуть двинул локтем повреждённой руки.- Держал когда-нибудь до этого вилы в
Кэйдар не ответил, будто не расслышал, и тогда Лидас добавил в заключение:
– Не сделаем - нам не дадут есть. Он так и сказал мне: не будет работы - не будет еды...
– Подавился бы он таким хлебом!- бросил зло Кэйдар.- Это не хлеб - одни отруби! Как для собаки...
Лидас в ответ плечами пожал. Кто, кроме него самого, мог знать, какого труда стоил ему этот хлеб? Весь день на ногах, на ветру, на холоде, бродить по заснежен-ному полю, когда каждый шаг болью отзывается в сломанной руке.
Хорошо хоть, воды из колодца можно брать сколько хочешь, никто не запрещает.
– А живёт он богато, действительно по-царски,- заметил вслух, лишь бы не мол-чать.- Усадьба большая, рабов много, скотины. Заблудиться можно с непривычки...
Нам с тобой надо к другим перебираться, поближе к огню... Здесь ночью холод-но,- Лидас говорил, а сам вспоминал, как растерялся при свете дня, когда людей увидел, и усадьбу царя Даймара. Дома высокие, постройки всякие, какие из камня, какие из дерева, крытые дёрном и даже соломой.
Лидасу самому пришлось сегодня вечером загонять в коровник скотину, поэтому он уже немного ориентировался во дворе, но Кэйдар не спешил вживаться в новую жизнь, продолжал держаться особняком от всех: от рабов и от господ, и ещё он упорно продолжал носить аэлийскую одежду.
За оставшиеся дни до начала марта они много всякой работы успели переделать: таскали воду в поилку для овец и коров из колодца, чистили загоны, вывозили на поле навоз и золу и много ещё, много всякого. Им, чужакам, поручали самую гряз-ную, самую тяжёлую работу, и почти вся она приходилась на Кэйдара. Он терпел, но Лидас чувствовал, чего ему это стоит, и боялся, что после очередной насмешки или приказа терпение его иссякнет. Он, конечно, старался всё время быть рядом, чтоб сдержать, предупредить возможный взрыв, но успевал не всегда. Часто лишь незна-ние языка спасало от неприятностей, когда дерзкие ответы Кэйдара никто не мог понять, а он не понимал смысла встречных насмешек.
Дайвис, средний сын царя Даймара, собрался в этот день на охоту, заходил на кух-ню за хлебом для лошади и собаки, убирая в ножны нож, столкнулся с Кэйдаром при входе. Тот нёс охапку дров и не отступил в сторону, пропуская господина.
Дайвис толкнул его плечом, прикрикнул:
– Ты, головёшка! Смотри, куда прёшь, дурак!
Кэйдар уже немного понимал язык аранов, сам знал кое-какие слова, быстро на-шёл, что сказать:
– Сам дурак! И нечего тут ножом своим махать... Напугал.
– Болтаешь много, голоногий!- Дайвис был старше своего брата Дайрила и, не-смотря на это, был очень похож на него: те же длинные светлые волосы, те же тёмно-серые глаза, но в лице уже не осталось той юношеской мягкости. Напротив, Дайвис отличался взрывным характером, не терпящим неповиновения. Раб, огрызающийся в ответ на упрёк господина, должен быть наказан, и Дайвис не стал ждать. Толкнул аэла с такой силой, что тот еле на ногах устоял и дрова рассыпал.
Два других воина из дружины, ждавшие царевича возле осёдланных лошадей, дружно расхохотались.