Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
Симаков тепло поблагодарил Бартеля, крепко пожал ему руку.
Тут же условились, как и когда немецкие товарищи передадут оружие.
– А где вы будете хранить винтовки? – поинтересовался Бартель.
Симаков хитро улыбнулся.
– Этого не знаю даже я. Оружием у нас ведает Бакланов. А он умеет хранить тайну.
– О! Друг Степан! Очень хорошо! Степан наш друг номер один.
Симаков подошел к Бартелю.
– У нас к вам просьба. Как говорит наш народ, одна капля не делает дождя, так и полсотни винтовок не вооружают тысячи людей. Мы просим немецких товарищей помочь
Бартель, подумав, ответил утвердительно.
– Теперь второй вопрос, – лицо Симакова стало жестоким, – немецкий центр обещал убрать русского предателя и провокатора Кушнир-Кушнарева. Однако время идет, а этот подлец продолжает свою гнусную работу. Из последней партии он отправил в «хитрый домик» двадцать восемь советских комиссаров и командиров.
– Дорогие друзья, вопрос о Кушнир-Кушнареве есть очень сложный вопрос. Убрать провокатора обычным способом нельзя, сразу же начнутся массовые репрессии. – И Вальтер Бартель сообщил, что этот прохвост находится под особым покровительством гестаповцев.
– Но мы ищем пути, мы обязательно уберем предателя.
Потом выступил Николай Кюнг, среднего роста, подтянутый, с командирской выправкой. Он докладывал о кадрах. Кюнг назвал русских патриотов, которые прошли тщательную и всестороннюю проверку, умело справляются с опасными поручениями. По его мнению, им можно доверить серьезные задания. Среди названных Кюнг особо выделил Ивана Ивановича Смирнова.
– Кадровый командир, в армии с гражданской войны, имеет специальное высшее военное образование, подполковник. На фронте командовал артиллерией дивизии. В Бухенвальде с первых же дней завоевал среди пленников большой авторитет. Это он так смело вел дискуссию с комендантом, о которой я рассказывал на прошлом заседании.
– Вот это то, что нам нужно! – Василий Азаров, один из организаторов подпольной борьбы, повернулся к Симакову. – Как ты думаешь, Семеныч?
Центр единогласно постановил; ввести подпольщика Смирнова в руководящее ядро подпольной военно-политической организации.
После Кюнга выступил Левшенков. Он обстоятельно проанализировал обстановку в Бухенвальде, доложил о проделанной работе по сближению и укреплению дружбы между советскими патриотами и антифашистами других стран, рассказал о проведенных встречах и беседах, организованных активистами, и обратил внимание подпольщиков на активизацию зеленых, которые затеяли массовые избиения под видом «бокса».
– Они буквально терроризируют активистов. Эсэсовцы покровительствуют бандитам.
– Конечно, Кох верен своей гнусной теории, практике натравливания одних заключенных на других, – сказал Котов. – Тут уж надо нам бороться своими силами.
Все и без реплики Котова понимали, что положение создалось серьезное. Но что можно сделать? Организовать массовые драки? Драки ни к чему хорошему привести не могут. Они только сыграют на руку эсэсовцам, послужат поводом к массовым репрессиям. И, самое главное, эти драки будут способствовать не сплочению интернациональных сил антифашистов, а повлекут за собой национальную вражду. Нет, это не выход. Надо искать какие-то другие формы борьбы.
– Я уже советовался по этому вопросу с отдельными товарищами и пришел к такому выводу. – Симаков встал и, стоя, продолжал говорить, отчеканивая каждое слово: – Мы должны обратить очередное издевательство в оружие политической борьбы против фашизма. Надо показать заключенным всех национальностей, что советский человек, пусть голодный и полуживой, умеет отстаивать честь своей Родины. Необходимо, товарищи, найти среди наших людей таких, которые своими кулаками могли бы дать настоящий отпор бандитам. Надо разыскать бывших спортсменов, найти боксеров. Мы должны показать всему лагерю, что дух советских людей не сломить.
Подпольщики задумались. Предложение Симакова было верным, своевременным, однако в условиях Бухенвальда, где десятки тысяч узников жили на грани голодной смерти, оно казалось почти неосуществимым. Каждый из членов центра понимал это. Где найти человека, который смог бы драться с сытыми, здоровыми и тренированными бандитами? Люди были настолько слабы и худы, что за короткое время почти невозможно поправить их здоровье.
– Михаил, – обратил Симаков к Левшенкову, возглавлявшему в подпольном центре отдел агитации и пропаганды. – Придется и вам включиться. У вас большая сеть, дайте задание своим пропагандистам.
– Будет исполнено.
Раздался условный стук в дверь. Все насторожились. Николай Кюнг вышел и через несколько секунд вернулся.
– Посты сигналят, что через площадь по направлению к нам идет лагерфюрер Шуберт и с ним эсэсовцы.
Первым встал Вальтер Бальтер.
– Предлагаю расходиться, товарищи.
Уходя, Бартель передал Кюнгу двадцать шонунгов, которые обычно выдавались только больным.
– От Гельмута Тимана. Он приносит извинение за то, что в субботу не смог передать их.
– Благодарю. Они нам крайне необходимы.
– Желаю удачи.
Подпольщики быстро разошлись.
Котов подождал Кюнга.
– Николай, ты обещал в субботу передать шонунг. Сегодня уже пятый день. Нельзя так долго тянуть. Профессор очень болен.
– Знаю, дружище, но мне принесли их только сейчас.
Розовая карточка мгновенно исчезла в нагрудном кармане Котова. Поблагодарив товарищей, он быстрыми шагами направился к шестьдесят второму блоку. Котов торопился. Завтра профессор будет освобожден и от работы. С завтрашнего дня профессор будет находиться в больнице, где ему предоставят отдых и несколько улучшенное питание.
Дорога от седьмого барака шла вниз, под гору, и, казалось, помогала Котову идти быстрее. Позади остались деревянные бараки русских военнопленных. Справа огромными кирпичами возвышались двухэтажные стандартные серые, как земля, бараки немецких политзаключенных. Слева толстыми нитями толстой пряжи с перепутанными узлами протянулись ряды колючей проволоки, вдоль которой метрах в ста друг от друга угрожающе возвышались сторожевые вышки.
Котов спешит. Еще несколько бараков. За последним надо пройти через небольшое внутрилагерное ограждение – и ты в Малом лагере. А там несколько шагов – и шестьдесят второй блок.