Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
– Но я, Леня никогда им не работал. Я даже никогда не видел шлифовального станка. Понимаешь?
– Не беда. Я тебе помогу.
– Ну, если только чтобы портить, вредить, так это я смогу.
– Нет, вредить, портить смогут и без тебя. Ты должен войти в доверие к мастеру. Завоевать авторитет у надсмотрщиков. – Леонид помолчал и, понизив голос, зашептал: – Перед тобой центр ставит более серьезную задачу. Организовать доставку пистолетных деталей в лагерь.
По лагерю разнесся пронзительный сигнал отбоя. Орлов ушел.
Ворочаясь на жестком
Позывай догадывался, почему подпольщики выбрали на эту сложную работу именно его. Видимо, ему, чекисту, знакомому с тем, как уголовники прячут украденные ценности, легче будет найти способ доставки в лагерь деталей пистолетов.
Да, задание слишком опасное. Позывай знал, что неделю назад фашисты повесили одного узника, у которого при обыске в воротах нашли деталь винтовочного затвора. А тех, кто шел рядом, расстреляли. Но разве его пугала опасность?
Утром Позывая перевели в тридцатый барак Большого лагеря. Несколько вечеров подряд Орлов инструктировал Александра, рассказывал об устройстве шлифовального станка, раскрывал его особенности, знакомил с производственным процессом.
А через неделю эсэсовец, которому подсунули личное дело Позывая, ругался на всю канцелярию, что специалистов используют не по назначению, и срочно перевел Александра в девятый цех военного завода «Густлов-верке».
Глава восемнадцатая
Бурзенко быстро освоился с больничными порядками. Жизнь ревира шла своим чередом. Андрей с каждым днем поправлялся, восстанавливал силы. К нему возвратились бодрость, энергия.
Его иногда навещал сам Гельмут Тиман, начальник хирургического отделения. Андрей помнит их первую встречу. Как он переволновался тогда!
Уборщик, издали заметив Тимана, крикнул «ахтунг!» – «внимание!» – и вытянулся по швам. Тиман не спеша обошел все нары, осмотрел каждого узника.
Андрей ждал своей очереди. Тиман подсел к нему, долго мял живот, бицепсы рук, слушал сердце. Потом вдруг произнес по-русски:
– Я знаю вашу болезнь.
У Андрея екнуло сердце. Он насторожился. Но Тиман тепло улыбнулся, дружески похлопал по загипсованной ноге.
– С такой штукой люди не встают. Ясно? Все надо делать лежа.
У Бурзенко словно гора свалилась с плеч. Он облегченно вздохнул.
– Понимаю, repp доктор.
Андрей смотрел на Тимана и не мог отделаться от навязчивой мысли, что они уже где-то встречались. Бурзенко видел, что начальник хирургического отделения немец, Андрей знал, что на родине у него не было ни одного знакомого немца. Где же они могли встречаться?
Николай Тычков с восторгом отозвался о начальнике хирургического отделения:
– Больше бы таких немцев.
Вскоре Андрей узнал, что Гельмут Тиман коммунист, тельмановец, находится в заключении чуть ли не со дня основания Бухенвальда.
Внимательно присматриваясь к окружающим, Андрей с каждым днем все больше приходил к убеждению, что и в этом страшном концлагере люди борются. Они, рискуя жизнью, срывают замыслы эсэсовцев, спасают обреченных на уничтожение заключенных, ведут тайную жестокую войну с фашизмом.
Андрей несколько раз начинал разговор с Николаем Тычковым на волнующую его тему, но санитар каждый раз уклончиво отвечал:
– Разве тебе плохо? Ты пока отдыхай, набирайся сил. Сила – она всегда нужна!
Андрей понял: надо ждать. В конце концов ему скажут о том, что он должен делать. И на душе его было радостно. Так он чувствовал себя два года назад, когда в августе 1941 года досрочно, едва затянулась рана, выписался из госпиталя и возвращался на фронт, в свою часть. Он еще будет сражаться!
Ночью Бурзенко проснулся от необычного шума. Из коридора доносился топот кованых сапог, брань, кто-то требовал немедленно вызвать хирургов. В приоткрытую дверь палаты Андрей увидел Гельмута Тимана, который торопился в операционную, на ходу надевая белый халат. Следом, не по возрасту резво, пробежал Крамер, за ним – санитары. Через некоторое время голоса смолкли. Андрей отвернулся к стене.
Но спать ему не пришлось. Снова захлопали дверьми. Со стороны операционной послышались глухие удары, брань, снова удары. «Что там происходит?» – Бурзенко насторожился. Шум разбудил многих больных. Узники тревожно переглядывались.
Андрей слез с нар и проковылял к дверям. В операционной кого-то били. Слышались частые удары. Но тот, кого били, молчал. Ни звука, ни стона.
Вдруг Андрей замер и в следующую секунду метнулся к своей постели. Мимо палаты, направляясь к выходу, прошли гестаповцы. Они были возбуждены и яростно ругались.
Бурзенко натянул одеяло до подбородка. Сердце все еще колотилось: наверняка били больного.
В палату торопливо вошел Крамер. Врач немец был встревожен:
– Геноссе, друзья… Срочно нужна кровь…
Повторять Крамеру не пришлось. Бурзенко рывком сел на постель.
– Возьмите мою.
В операционной на столе лежал человек.
– Ему? – шепотом спросил Андрей у Крамера.
Тот тихо ответил:
– Да… Товарищу Поссеру…
Андрей быстро сел в кресло, закатал рукав.
Но Поссер и после вливания крови не приходил в себя. Врачи делали все возможное, чтобы спасти умирающего. Его привезли из веймарского гестапо. Там Поссера пытали. Обер-лейтенант, взбешенный упорным молчанием коммуниста, стал угрожать ему страшной смертью. В ответ Поссер поднял скованные руки и ударил кандалами гестаповца по голове. Пока следователь приходил в себя, Поссер подскочил к окну и выпрыгнул со второго этажа. Потом смельчак перебежал широкую дорогу, пытаясь найти временное убежище в густых зарослях парка. Но, перелезая через ограду, он запутался кандалами в ее острых железных прутьях. Подоспевшие гестаповцы открыли стрельбу.