Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
– Не шевелись! Проткну трубу.
Зеленые замерли. Каждый знал, что если староста вынимает нож, то не жди пощады. В такие минуты лучше убраться подальше. Разъяренный Олесс выдавал сполна не только обидчику, но и тем, кто когда-то чем-то ему насолил. Он был жесток и беспощаден.
Трумпф сглотнул слюну.
– Режь, старая коряга… Если ты продался политикам – режь!
Олесс рывком отбросил нож.
– Дубина!
Маленький Шульц бросился за ножом и услужливо подал его Олессу. Лицо старосты было по-прежнему непроницаемо-спокойным.
– Не твоими руками убивать таких. За это возьмусь
Олесс кивнул в сторону крематория, труба которого была видна в окно.
Пирушка продолжалась.
Незадолго до рассвета надрывно взвыли сирены, зарявкали репродукторы. По лагерю забегали эсэсовцы и лагерные полицейские.
– Хераус! Подъем! Выходи строиться!
Палки запрыгали по спинам и головам узников. Проклиная все на свете, заключенные вскакивали со своих мест и, накидывая полосатые куртки на потные спины, бежали строиться. Андрей, чертыхаясь, спешил вместе со всеми.
– Привыкай, джигит, к порядкам, – сказал Каримов. – Всполошились звери. Значит, кто-то из наших дал ходу. Молодчина!
«Ого, – подумал Андрей, – и отсюда бегут! Это здорово!»
Узников строем погнали на аппель-плац. Через полчаса площадь заполнили десятки тысяч людей – все невольники Бухенвальда. Они стояли побарачно. Старосты и блокфюреры застыли у своих колонн.
– Внимание! Внимание! – репродукторы разнесли картавый голос рапортфюрера. – Комендант концентрационного лагеря Бухенвальд штандартенфюрер Пистер доводит до сведения всех заключенных следующее: вчера какие-то негодяи выкрали из эсэсовского свинарника породистую свинку, завезенную из Бельгии. Приметы свинки: толстая, розовая, кончик хвоста черный и небольшое пятно на лбу.
Волна оживления прошла по рядам узников. Пархоменко выругался:
– Бандиты нашкодили, а нам отдуваться…
Староста концлагеря Иосиф Олесс, стоявший перед самой трибуной рапортфюрера, мысленно перебирал участников пиршества. Кто же из них продал?
– Комендант концентрационного лагеря Бухенвальд штандартенфюрер Пистер, – продолжал рапортфюрер, – приказывает немедленно выдать негодяев. В противном случае весь лагерь будет подвергнут наказанию. Срок для размышления – два часа.
Наступило утро. Туман медленно рассеивался. Рапортфюрер уже дважды назначал срок выдачи похитителей свинки, и оба раза узники, стоявшие на площади, отвечали молчанием. В лагерь ввели подразделение эсэсовцев из дивизии охраны. Начался массовый обыск.
К полудню люди выбились из сил. Они уже восьмой час стояли на площади с обнаженными головами. То здесь, то там слышался стук падающего тела. Поднимать упавших запрещено. Их тут же оттаскивают на левый фланг, где складывают на тачки и отвозят в крематорий.
К четырем часам дня были объявлены результаты повального обыска:
– В двенадцатом блоке, в котором по случаю ремонта никто не проживает, обнаружена шкура, внутренности и кости свинки, – картавит рапортфюрер, – негодяи успели сожрать несчастную…
В дальнем конце площади в колонне двадцать третьего блока Косолапый Пауль и Маленький Шульц сжались в смертельном страхе.
У Иосифа Олесса похолодело в груди. Все улики против старосты! И он мысленно почувствовал на своей шее прикосновение веревочной петли… Сто чертей! Олесс, решившись, подозвал к себе дежурного офицера. Вдвоем они направились в канцелярию, в комнату рапортфюрера.
Через несколько минут прозвучал отбой тревоги, и узников распустили по своим блокам. А к вечеру репродукторы передали приказ нового коменданта Бухенвальда: криминальные заключенные Косолапый Пауль и Маленький Шульц, совершившие нападение на свинарник, приговорены к смертной казни. Приговор приведен в исполнение. Иосиф Олесс отстранен от должности старосты концлагеря и получил десять суток строгого карцера. Старостой Бухенвальда назначен немецкий политический заключенный Ганс Эйден.
Глава двадцать седьмая
На заводе «Густлов-верке» тысячи узников работали по четырнадцать часов в сутки.
Раздался сигнал: перерыв на обед. Узники, которые с утра не разгибая спины работали на своих станках, поспешно выключали моторы, останавливали агрегаты. Шабаш! Перерыв очень короток. Он в основном предназначен для мастеров и охранников. Для них откроются двери буфета, где за несколько пфеннигов можно сносно пообедать. Заключенным не разрешается даже подходить к буфету. Они собираются около своих станков небольшими группами, достают из карманов кусочки хлеба, остатки скудной пайки, и торопливо жуют.
Позывай вытер руки паклей, посмотрел в сторону мастера. Широкая спина грузного немца удалялась в сторону буфета. Позывай присел у шлифовального станка. Сейчас должны подойти трое ребят из его подпольной группы. Они трудились здесь, в этом цехе. Александр передаст им корпуса пистолетов, которые еще вчера вручил ему Орлов.
– Бог в помощь, – сказал худощавый русоволосый красноармеец, садясь рядом.
– Бог в помощь, – ответил Александр.
Это условный пароль, обозначающий «все в порядке, могу принять груз».
Позывай достал пайку хлеба, разломил ее и кусок протянул русоволосому.
– Угощайся, – и тихим шепотом добавил: – Бери из кармана куртки.
Красноармеец кивнул. Они сидели рядом, и пистолетный корпус незаметно перекочевал из одного кармана в другой.
– Ну, я пойду. Будь здоров!
– Топай. Встретимся в бараке.
Русоволосый ушел. Сейчас должны подойти киргиз Джакын и Володя Галяпа. Отчаянные ребята. Еще мальчишки, каждому не более восемнадцати, а сколько они пронесли деталей! Степан Бакланов даже в шутку назвал их «неутомимые лошади». Для них у Александра приготовлен подарок – кусочек колбасы. Колбасу передал голландский товарищ, работавший в эсэсовской кухне. Александр не съел ее, припрятал для своих товарищей.
Джакын подошел один. Скуластый, с раскосыми глазами, в просторном полосатом наряде, который мешковато сидел на его коренастой фигуре, киргиз проворно опустился на корточки перед Александром.
– Салом, товарищ начальник.
– Будем есть сало с молоком? – спросил Позывай.
– Обязательно, – ответил Джакын.
Это тоже пароль. Значит, все в порядке. Но почему нет Володи Галяпы?
Позывай вытащил кусок хлеба и колбасу.
– Вам на двоих.
– Рахмат, спасибо, – ответил Джакын и спрятал колбасу в карман. – Даем Володька. Его ждать не надо. Он ходил ревир.