Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
– Прочь, скелет! – Трумпф коротко взмахнул рукою. Тускло сверкнуло лезвие ножа.
Но Андрей опередил бандита. Перенеся вес тела на левую ногу, боксер послал вперед правый кулак. Удар попал точно в подбородок. Трумпф, лязгнув зубами, свалился под ноги своим дружкам.
– Бей красных! – взвыли уголовники и кинулись на боксера.
Но их встретили палочными ударами. Схватка была короткой, ожесточенной. В разгар столкновения в лица бандитов ударила сильная струя воды. Вода была холодной, отрезвляющей. Это и решило исход схватки. Несмотря на численное превосходство, уголовники не выдержали. Мокрые, с разбитыми носами,
– Сидите, швабры, и не вылазьте! – Костя выругался.
Зеленых караулили до самого рассвета. Но те больше и не пытались высовываться из блока. Крепкие удары и водяная струя, видимо, охладили их пыл.
Не смогли уголовники выбраться и из других бараков. Все их попытки вырваться были остановлены сильными руками. «Варфоломеевская ночь» не удалась, «праздник крови и мести» не состоялся. Уголовники лишний раз убедились в том, что заправилами внутри лагеря, какими они были еще год назад, теперь им уже не бывать, что политические – это такая сила, с которой просто так им не справиться. Концлагерь стал не тем, каким он был.
Утром в праздник 7 Ноября весь Бухенвальд знал о ночном столкновении. Уголовники ходили хмурые, главари, заправилы отсиживались в бараках. Капо, надсмотрщики и другие прислужники эсэсовцев присмирели. Авторитет зеленых, годами державшийся на силе и жестокости, был подорван. Даже многие лидеры немецких социал-демократов, перепутанные и забитые люди, которые боялись не только выступить против фашизма, но и говорить на эту тему, немного оживились.
– О! Руссиш! Гут, гут!
А ведь всего несколько месяцев назад эти лидеры на встрече с представителями русского подполья печально разводили руками и уныло говорили:
– Бороться? В концлагере? Бессмыслица, авантюризм…
Жизнь доказывала правильность курса, взятого советскими коммунистами и комсомольцами. Их поддерживали антифашисты всех стран, на их стороне было большинство мучеников Бухенвальда. Бороться не только нужно, но и возможно!
А вечером, перед проверкой, когда тысячи узников выстроились на аппель-плаце, из колонны в колонну с быстротою молнии пронеслась радостная весть: «Советские войска заняли Киев!»
Столица Советской Украины освобождена! Узники, особенно советские военнопленные, вызывающе смотрели в лицо своим палачам. Эсэсовские офицеры, командиры блоков ходили мрачные, злые. Солдаты – растерянные, хмурые. Наступление Советской Армии, видимо, заставило эсэсовцев подумать о будущем.
Мощные громкоговорители передают специальный выпуск последних известий из Берлина. Лающий голос диктора долго говорит о какой-то «эластичной обороне», о пресловутой тактике «выравнивая линии фронта», о мифическом «восточном вале» и т.д. Но чем высокопарнее были слова, тем яснее проступала растерянность, которая охватила правителей третьего рейха. Советские войска неудержимой лавиной приближались к границам Германии.
И впервые тысячи советских военнопленных после вечернего «аппеля» не разбежались, не разошлись поодиночке, а остались в строю. Их окружили узники других стран.
– Вас, ребята, наказали? За что?
Четко отбивая шаг деревянными колодками, строго соблюдая равнение в строю, русские колонна за колонной направились к своим блокам. Они шли и пели старинные украинские песни: «Распрягайте,
– У русских свято! – шептали поляки.
– Большой праздник! – говорили французы.
– Фройндшафт! – приветствовали немецкие коммунисты.
– Рот Фронт! – выкрикивали испанцы и поднимали сжатые кулаки.
С восхищением смотрели другие узники на измученных неволей, но не сломленных советских людей.
Глава двадцать девятая
Меч возмездия повис над плешивой головой Кушнир-Кушнарева. Тысячи его жертв – коммунисты и комиссары, советские офицеры и партийные работники, расстрелянные эсэсовцами по его доносам в «хитром домике», – взывали к отмщению.
А лагерфюрер Макс Шуберт, отмечая усердие провокатора, дружески похлопывал по плечу подобострастно заглядывающего ему в глаза Кушнир-Кушнарева.
– У вас есть возможности получить офицерский чин.
– Рад стараться, герр майор.
– Старший надсмотрщик на вокзале Ауешвиц убил тридцать тысяч. И что же? Я сам читал в приказе: он заслужил высочайшую награду – попал в личную охрану самого фюрера!
– Буду стараться, герр майор!
Подпольный интернациональный антифашистский центр Бухенвальда принял решение: уничтожить мерзавца. Однако совершить возмездие над провокатором, как совершали его над наиболее рьяными надсмотрщиками и бандитами, было опасно. Смерть Кушнир-Кушнарева могла поставить под удар всю подпольную организацию. Эсэсовцы ответили бы на нее массовыми репрессиями.
Смерть провокатора не должна была вызывать подозрений. После тщательного и всестороннего обсуждения подпольщики решили, что Кушнир-Кушнарев должен «заболеть» и умереть в больнице. Однако и этот вариант был не безопасен. Если и удастся утаить подлинную причину смерти бывшего царского генерала от эсэсовцев, то этого нельзя будет скрыть от опытного глаза главного врача Адольфа Говена. Он все поймет с первого взгляда. Как же быть?
И вот подпольный центр принимает решение – найти ключи к сердцу Говена. По заданию центра немецкие, чешские, французские и австрийские антифашисты, работавшие в канцелярии концлагеря, в больнице, в Гигиеническом институте, уборщики, врачи, писари, разносчики обедов, повара следили за каждым шагом главного врача, запоминали каждое сказанное им слово. Полученные данные стекались к Рихарду, одному из руководителей отдела безопасности.
Говен, сын фрейбургского помещика, имел твердый характер, железную волю, отличался стойкими взглядами. Он фанатичный фашист, верящий и преданный до мозга костей Гитлеру. К своим сослуживцам, эсэсовцам относится высокомерно, презирая их «мышиную возню» по уничтожению людей. Он мечтает о «грандиозных планах» обезлюдения и превращения Европы в жизненное пространство для арийцев. У него нет никаких увлечений: не курит, не пьет, женщинами не интересуется. Из всех женщин он, кажется, увлечен одной – Эльзой Кох, но та к нему, кажется, равнодушна.