Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
Андрей слушал песню, и душа его наполнялась светлой, солнечной радостью, гордостью и счастьем: «Здравствуй, Москва! Здравствуй, Родина!»
Вооруженный автоматом, в солдатских ботинках, таких же, какие он разнашивал для фашистов, Андрей неторопливо прохаживался по площадке сторожевой вышки. Тут же находился и Курт. Они сегодня в наряде, ведут наблюдение.
Курт всматривается в даль.
Вдруг
– Танки! – кричит он. – Танки!
– Где?
– Там, смотри!
Андрей смотрит на запад. В самом деле, на дороге показалась колонна бронированных машин.
– Это не фашистские…
– Русские! Ура! – Курт подался вперед. – Видишь звезды?
Андрей пристально всмотрелся в боевые машины.
– Звезды белые…
– Американцы! – Курт восторженно замахал руками. – Союзники!
Тысячи бухенвальдцев высыпали к дороге встречать войска союзников. Наконец-то! Регулярные войска союзников несут избавление, полное освобождение. Долгожданная минута наступила! Ура союзникам! Размахивая оружием, бухенвальдцы приветствовали танкистов. Кто-то громко предлагает:
– Надо проход сделать! А то не пройдут!
Люди бросаются к главным воротам, быстро разбирают баррикаду.
Но что это? Ошибка?
Танки, подойдя к развилке дорог, повернули в другую сторону. Бронированные машины проходили мимо. Будто не зная о существовании этого страшного лагеря смерти, будто не замечая ожидавшей их толпы.
Не может быть!
Андрей протер глаза. Поднимая пыль, бронированная колонна шла мимо лагеря, мимо Бухенвальда, мимо тех, кто многие годы страдал и ждал освобождения.
Радостные крики сменились всеобщим недоумением. Как же так? Постойте! Подождите!
Грузные машины, не сбавляя скорости, прогрохотали мимо.
Танки шли по направлению к городу Веймару.
– Спешат в город, – сказал Курт.
– Сволочи! – выругался Андрей.
Положение в Бухенвальде оставалось напряженным.
Три дня и три ночи узники держали самооборону. Эсэсовцы и недобитые фашистские войска несколько раз пытались овладеть концлагерем. Их отчаянные атаки следовали одна за другой. Но голодные, изнуренные бойцы самоотверженно оборонялись, и только на четвертый день к Бухенвальду подошли войска союзников. Эсэсовцы отступили в лес. Многие сдались в плен.
В лагерь прибыли американские бронемашины. Спустя несколько часов подошла колонна грузовиков, и солдаты стали раздавать узникам пакеты с продуктами. Задымили полевые кухни.
На широкой бухенвальдской площади, на камнях, политых кровью, в последний раз выстроились вчерашние узники, антифашисты восемнадцати стран мира. Выстроились в прежнем порядке, побарачно, так, как стояли ежедневно многие годы. Пятьдесят тысяч человек, оставшихся в живых, прошедших через муки и страдания фашистского лагеря смерти, вышли на площадь отдать последний долг своим павшим товарищам.
На черном фоне обелиска, сооруженного руками недавних узников, большие венки. Скорбно склоненные флаги, звуки траурного марша.
Начинается траурный митинг. Его открывает Вальтер Бартель. Один за другим на трибуну поднимаются ораторы. Звучат русская, немецкая, французская, болгарская речи… Представители восемнадцати стран говорят об одном, о ненависти к фашизму.
На трибуне Сергей Котов. Весенний ветерок треплет его волосы, помогает развернуть исписанный лист бумаги. Всегда жизнерадостный, энергичный, Котов необычно собран, строг, и голос его звучит твердо и уверенно. Ветер далеко разносит его слова, слова клятвы, которую мысленно вслед за оратором повторяют тысячи людей, заполнившие площадь:
– Мы, антифашисты, бывшие политические заключенные концентрационного лагеря Бухенвальд, собрались на траурный митинг, чтобы почтить память умерщвленных фашистской чумой в Бухенвальде и его филиалах пятидесяти шести тысяч наших товарищей.
Пятьдесят шесть тысяч расстрелянных, повешенных, удушенных в газовых камерах, заморенных голодом, отравленных, умерщвленных и сожженных в крематории.
Пятьдесят шесть тысяч матерей, жен, детей взывают к мести!
Мы, оставшиеся в живых, мы, свидетели всех гнусных дел вампиров-нацистов, мы еще вчера видели гибель наших товарищей. Единственной нашей мыслью было: когда придет день мести?
Сегодня мы свободны! Мы благодарны доблестным войскам союзников – Советского Союза, США и Англии, – принесшим нам и всем народам жизнь и свободу! Мы, бывшие политические заключенные Бухенвальда: русские, французы, поляки, чехи, немцы, испанцы, итальянцы, австрийцы, бельгийцы, голландцы, англичане, люксембуржцы, югославы, румыны, венгры, датчане, греки, болгары, – совместно боролись против эсэсовцев, против нацистской банды, за наше собственное освобождение. Мы твердо были уверены: наше дело правое, победа будет за нами!
Мы, представители всех национальностей, проводили жестокую, беспощадную, обильную жертвами борьбу. И эта борьба еще не закончена! Гитлеризм еще окончательно не уничтожен на земном шаре! Еще находятся на свободе наши мучители-садисты! Поэтому мы клянемся перед всем миром на этом аппель-плаце для перекличек, на этом месте ужасов, творимых фашистами, что мы прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник предстанет перед судом народов!
Уничтожение фашизма со всеми его корнями – наша задача! Это наш долг перед погибшими товарищами, перед семьями!
Клянемся отомстить фашистам за смерть пятидесяти шести тысяч наших товарищей!
Над площадью взлетает лес поднятых и гневно сжатых кулаков. Гремит многотысячное, повторяется на разных языках грозное:
– Клянемся!!!
Американское командование не торопилось с очисткой территории бывшего концлагеря. Трупы, свезенные со всех концов лагеря и окрестных дорог, сложили в высокие штабеля. И эти штабеля представляли жуткое зрелище. Знаменитая картина русского художника Верещагина «Апофеоз войны» бледнела в сравнении с этой грудой трупов – апофеозом немецкого фашизма.