Робинзонада Яшки Страмболя
Шрифт:
— С батарейками? Один? — спросили братья. — Не пойдет! Давай два!
Николай согласился.
Николай и Яшка дали братьям клятву место никому не открывать.
— Там яма — во! — махали руками братья. — Глубина!
— А на что здешние сомы клюют? — спросил Николай.
— Сомы-то? — переспросил старший. — На это…
— На это, — сказал младший, — на мясо…
— На какое мясо?
— На птичье!
— На какое птичье? — недоумевал Николай.
— Неужели не знаешь! — рассердились братья. — На воробьиное…
— А на куриное тоже?
— Ага!
— А на чье лучше? — наседал Яшка. — На мясо петуха или курицы?
— На петуха лучше, — уточнил младший. — На петуха аж с разгона хватают.
…Вечером того дня Николай попросил у меня удочки и пригласил с собой на рыбалку.
— Только никаких Шутей! — предупредил он.
В двадцати шагах от околицы экспедиция «Смерть сомам» выглядела так: впереди старший Шпаковский на Николаевом велосипеде с моторчиком. Старший заявил: у него растяжение жил и пешком он не пойдет. Отставший младший Шпаковский хромал и кричал брату, чтобы тот отдал велосипед ему. Хромать он начал, нагло смотря Николаю в глаза, на десятой минуте пути. Рюкзак, снасти и сумку братьев мы распределили между собой. В кармане Яшкиного рюкзака лежали трупы двух воробьев. Вчера Шпаковские и Яшка — Николаю, девятикласснику, стыдно бегать по дворам — лазили по крышам с рогатками, разбили окно у Деткиных, у Поскребетьевых подранили курицу. Поскребетьевы ходили жаловаться на нас в милицию и вдобавок заявили, будто именно Шпаковские выбили глаз коту начальника милиции. А всем известно: кот родился кривым.
Хромавший позади младший Шпаковский нес мешок с трепыхавшимся в нем петухом, купленным вчера Николаем на базаре, и ныл:
— Несите сами! С меня хватит! Этот зверь сквозь мешковину клюется.
Николай, наконец, рассердился:
— Неужели и петуха взвалите на меня?
— Я петуха зарежу, чтобы не трепыхался, — предложил младший.
— А если он протухнет?
— Пусть только попробует!
Старший брат давал кругаля далеко в стороне, под ним весело постукивал моторчик велосипеда.
Когда подходили к мостику через Бутак, он подъехал к нам и крикнул:
— Петя сбежал!
— Куда? — устало спросил Николай.
До него не сразу дошел смысл сказанного.
— Домой, наверно!..
Николай пробормотал что-то про психолечебницу и, погромыхивая неплотно уложенным рюкзаком, побежал следом за нами обратно. Возле крайнего домика поселка нагнали младшего брата. Он топтался на месте и заглядывал в пустой, испачканный петухом мешок. В руке он держал перочинный нож.
— Где он? — спросил Николай.
Шпаковский ткнул ножиком в сторону ближнего огорода.
— Плевал я на петуха! — сказал Николай.
— Без петуха там делать нечего.
— Вернемся домой, — предложил Николай.
— Опозорят! вздохнул Шпаковский.
Я кивнул, соглашаясь. «Фокусы Шпаковских, — думал я, — неспроста. К чему они клонят?»
Старший Шпаковский по-прежнему кружил за околицей, кричал нам про петуха, торопил.
— Обойдемся без курятины, — уже твердо сказал Николай.
— Что ты! — испугался младший брат и замахал на Николая руками. — Воробьев хватит только на две насадки. А насадку в том месте из рук рвут. А вы с Яшкой что станете ловить? Пескаришек, ельцов? Да?
Николай сдался.
— Ждите здесь! — сказал он и позвал меня с собой.
Николай долго уговаривал тетю Веру отдать нам завалящего петушишку, которому все равно собирались покупать заместителя. Я поддакивал Николаю. Тетя Вера, хоть и была жадина, во всем уступала сыну. Она сдалась. Мы загнали петуха в сарай, укутали его в ковбойку.
Яшка и младший Шпаковский лежали в холодке, облокотившись на рюкзаки, и щелкали семечки. К домику стоял прислоненный велосипед с моторчиком.
— Петушишка-то инкубаторский, сразу видно, — заметил Шпаковский. — А сомы инкубаторских не любят!
— Где старший? — нервно спросил Николай. — Уже третий час из поселка не выберемся!
Из соседнего огорода послышались крики. Мы сунули головы через плетень. По меже шел старший брат с беглым петухом под мышкой. На другом конце межи стояла толстая тетка, похожая на самовар, и кричала:
— Моду взяли — петухов распускать! Только кур пугаете! Я гляжу, куры не несутся!
Петухов сунули в мешок, мешок попробовали опять всучить младшему Шпаковскому, но он мертвой хваткой вцепился в руль велосипеда. Петухов пришлось тащить Николаю и мне поочередно. Братья остались на окраине, отдирая велосипед друг от друга.
Солнце покатилось на запад. Я подумал, что братья чудят с непонятным для меня умыслом и что нам не успеть прийти на место до темноты. А кизяку не насобираем — ночью застучим зубами громче велосипедного моторчика.
Николай заметно устал. Выносливости у него, видать, не было.
Мимо пронеслись братья. Велосипед под ними стонал, как раненый конь. Они прокричали Николаю:
— Главное, место никому не выдать!
Шагах в десяти от нас они влетели в колдобину и повалились с велосипеда, задирая в небо ноги.
В сумерках мы заплутали в тополином подросте. Сквозь кусты блестели крохотные плесы. Мы пришли на небольшой приток Каргалы — Сазду. Отставший Николай тащил по кустам велосипед, сдержанно ругался и время от времени спрашивал: