Родина
Шрифт:
— А вы говорите: ремонтники, заводской тыл! — закончил Артем. — Как на войне случается, что тыл становится фронтом, так и в заводском деле любой человек может выйти на линию огня!
Утром пятого ноября партийная и комсомольская организации Кленовского завода объявили о предпраздничном субботнике, в котором приглашались участвовать все заводские люди и население города.
Соня, прибежав после работы домой, крикнула уже с порога:
— Мамочка, няня!.. Скорее обедать — и я убегаю… Сегодня общегородской субботник для подготовки к празднику… А до субботника мне нужно успеть побывать на заводе.
— Но ведь ты только что с завода! — удивилась Любовь Андреевна.
— О, на заводе у нас сегодня большое событие… — начала было Соня и смешливо закрыла рот ладонью. — Потом, потом сами увидите… Главное — надо все подготовить к торжественному заседанию… очистить от всего лишнего довольно большой зал…
— Зал? — опять удивилась Любовь Андреевна. — Где же это ты разыскала зал в Кленовске?
— Под театром… и, право, довольно большой зал, мамочка… Ой, какая горячая картошка!
— Под театром? Но прости меня, это же просто подвал.
— Ну, да… подвал… Прежде там декорации и всякая театральная бутафория хранилась… А вот приходите все на торжественное заседание… и увидите, что там будет… Няня, чай пить уже не успею, — вон Маня бежит за мной!.. Пока, пока, до свидания!..
— Все цехи теперь под крышей, — весело отбрасывая от розовых щек развевающиеся на ветру волосы, говорила Маня, пока обе подруги быстрым шагом шли к заводу.
— А под крышей, значит, всюду будут огни, — сказала Соня. — Только бы не опоздать нам к началу события!
— Наши электрики обещали сегодня тоже все закончить. И-их, Сонька-а… Пробежимся по всей линии при огнях! Смотри! — крикнула Маня, указывая вперед.
Над обширным заводским пустырем, высоко над землей, на плоских скатах крыши двигались, размахивая руками, черные силуэты людей.
— Видишь, бригады наших кровельщиков встретились на крыше! — громко радовалась Маня. — Вон шапки в воздух бросают! А железо, как гром, гремит!…
Подбежав ближе, Маня, подняла вверх свою золотоволосую голову и крикнула:
— Товарищи, осторожнее! Крышу, что ли, проломить хотите?
Гром вверху уже стихал, — по лестнице один за другим спускались с крыши комсомольцы. Первым спрыгнул наземь Игорь Чувилев. Увидев Соню, он с улыбкой взял под козырек и отрапортовал:
— Комсомольцы свое слово сдержали, товарищ секретарь.
— Поздравляю, Игорь Чувилев. Поздравляю весь заводской комсомол! — ласково сказала Соня..
— Ну! Мы свое слово выполнили, — начал было Сережа, — а вот проверим, как наши электрики…
— Смотрите — крикнул кто-то.
Под кровлей, где густела мгла, вдруг вспыхнули огни, множество ярких, чистых огней. Некоторое время люди молча смотрели на эти земные, зажженные их руками звезды, на возрожденные заводские огни.
Артем Сбоев, легкий и быстрый, идя рядом с Соколовым, живо рассказывал:
— Вот так же у нас на Урале в первый год войны, случалось, строили: столбы поставят, на столбы крышу, под крышей свет проведут — и пошла музыка! Станки уже работают, а кругом еще стены не до конца выложены. План выполнялся раньше, чем стены встанут.
— Вижу, вы и в Кленовске этот метод применяете, — довольно заметил Соколов.
Маня, схватив Соню за руку, потянула за собой:
— Пробежимся!
Девушки пробежали метров двести по залитому цементом полу, под непривычно сплошной цепью огней.
— Здорово? — спросила Маня, останавливаясь и сияя глазами. — Как замечательно у нас, правда?.. Я всех, всех сейчас ужасно люблю!
— Что с тобой? — лукаво изумилась Соня. — Ты какая-то необыкновенная сегодня!
— А Виталий Банников должен получить двадцать пять носов! — раздался поблизости голос Сережи.
— Каких это носов? — удивилась Соня. — Погоди, Сергей!
— Каких? Обыкновенных двадцать пять щелчков по его глупому носу, — усмехнулся Сережа.
— За что же? — заинтересовались все.
— А вот за то! — загадочно ответил Сережа и, приостановившись, схватил за рукав проходящего мимо Виталия Банникова. — Ну, неприкаянный, где будем с тобой расправу производить — в помещении или на улице?
— Поди ты к черту! — злобно и хрипло прокричал Виталий и вдруг бросился бежать.
— Э-эй! Хвата-ай его! — и Сережа устремился было за Виталием, но Игорь Чувилев резко остановил его:
— Довольно! Бросай свои авантюры… Не в «носах» дело. Всегда ты, Сергей, любишь разные штучки придумывать…
— Что у вас тут происходит с Виталием Банниковым? — недовольно спросила Соня.
— Не с Виталием только, а с целой компанией наших новых подсобников, — объяснил Игорь Чувилев.
Пока все шли по дороге к городу, Игорь Чувилев и три его товарища рассказали, что произошло у них с новыми подсобниками.
Так называли подростков, главным образом мальчишек, призванных на восстановление Кленовского завода. Их набрали отовсюду, одели, обули как смогли, разместили, обучили самому необходимому и поставили на работу. Но работали многие вяло и неохотно, за ними то и дело приходилось досматривать, — такой это оказался «ненадежный народец», как с досадой говорил Василий Петрович. Последние два года они нигде не учились, многие потеряли родителей и, предоставленные самим себе, «промышляли» разными способами, подобно Виталию Банникову, привыкли толкаться на базарах, менять, продавать, бродить с места на место. Привыкнув жить «сами по себе», эта зеленая «вольница» потеряла вкус ко всем занятиям, не связанным с добыванием пищи, курева и дров. Когда после освобождения в Кленовске открылась средняя школа, многие участники «вольницы» оказались столь отставшими, что могли сесть на школьную скамью только с понижением на два, а то и на три класса. Сумевшие преодолеть тяжесть этого разочарования остались в школе, а остальные обратились в «неприкаянных», как выражался Виталий Банников. В бригадах «неприкаянных» он был своего рода вожаком: всегда жаловался то на «несправедливость» с чьей-то стороны, то на «обиду»; то от лица «неприкаянных» предъявлял разного рода требования, без удовлетворения которых «работа явно не пойдет»; то он надоедал всем заявками о «внезапно заболевших» и громко возмущался по поводу того, что «этих сиротинок какие-то черти» не пускают в госпиталь; то он сам по себе или со своей «вольной братвой» поднимал скандал в столовой, крича, что людей «кормят черт знает чем», — и казалось, не было конца его выдумкам и дурным затеям, которыми он даже забавлялся.