Рокот
Шрифт:
За выдержку и твёрдость характера подруги с факультета журналистики называли Марьяну Железной – они просто не знали, что её железо гнулось от страха при одном упоминании имени Стаса Платова. Никогда в жизни, даже под дулом пистолета, она не показала бы своей слабости, но, услышав его голос, она испугалась.
Господи, как же она испугалась.
Мало того, что Платов всегда был склонен к насилию, так Марьяну ещё и угораздило когда-то с этим чудовищем дружить.
Пять лет назад, когда она училась в девятом классе, Марьяна и подумать не могла, что парень с настолько сомнительным
Она бы и сейчас не смогла ответить ясно, почему согласилась.
Подпустить его слишком близко означало окружить себя минным полем, и Марьяна знала это с самого начала. Но для неё тогдашней, интеллигентной театралке, девочке с глубокомысленным взглядом и зудящим страхом не быть по достоинству оценённой, Платов грезился билетом в неизведанный мир тёмных улиц и сигаретного дыма, в мир настоящих крутых парней.
Отношения с ним послужили бы доказательством для друзей и недругов: Марьяна Михайлова может всё, даже привлечь и приструнить альфа-зверёныша, вроде Стаса Платова. И она сделала это.
Платов познакомил её с ночным городом, будто открыл его заново. Он стал называть её Мари, как француженку, делая акцент на втором слоге, растягивая дурацкое «и» так, что получалось не имя, а призыв. Она же звала его «Станислав Викторович».
Всё это попахивало авантюрой.
Решение Марьяны сблизиться с Платовым в глазах подруг выглядело безумием: кто добровольно рискнёт встречаться с парнем, которого побаиваются даже взрослые? С жестоким засранцем, в качестве аргумента выбирающим провокацию, напор и нередко кулак. С человеком, балансирующим на той опасной грани, когда за собственные похождения светит наказание: административное, уголовное и даже божественное. По нему плакал только ад, и представлять Платова своим кавалером могла только совершенно отчаянная девушка.
Марьяна такой не была.
Но тогда, когда он подошёл к ней, смущённый и неловкий, её сознание перевернулось. Куда в тот момент подевалось её хвалёное благоразумие?
Платов, бесспорно, умел играть на слабостях и тайных мечтах, умел притворяться. Он заставил Марьяну с собой встречаться, запудрил мозги (к определению того, что он сделал с её мозгами, цензурных аналогов она не нашла).
Стас навязался ей, а Марьяна что?
Не могла отвести от него глаз, хотя не считала Платова красавчиком.
Голова с копной волнистых светлых волос казалась слишком большой по отношению к тщедушному тонкокостному телу. Узкоплечий, субтильный и нахальный, он был похож на злобного гнома, изгнанного из подземелий за дрянное поведение. Да ещё и эта никудышная причёска, напоминающая стружки, сметённые в кучу пьяным дворником.
Сейчас, глядя на бывшего одноклассника, Марьяна видела в нём другого человека. Внешне другого.
Он вытянулся, стал шире в плечах, потерял угловатость, сменил ту жуткую причёску на короткую стрижку бокс. Его волосы выгорели, приобрели выраженный светло-русый, почти льняной цвет. Одежда, правда, была чуть мятой, будто он уснул в том, что на нём было – джинсах, рубашке и пиджаке спортивного покроя, – а потом подскочил и пошёл на улицу.
Несмотря
Но это было неважно: и тогда, и сейчас, Стас Платов оставался бездушной скотиной. Как серый кардинал, он пользовался человеческими ресурсами лишь в целях, понятных ему одному.
Когда-то он использовал и её.
Это случилось в один из первых дней летних каникул, они только закончили девятый класс. У кинотеатра «Кино-Остров» Стас неожиданно притянул Марьяну к себе и прижался губами к её губам.
Платов не говорил речей, не признавался в любви, не вздыхал и не краснел – ничего не предвещало внезапности его поведения. Наверное, поэтому Марьяна не успела среагировать и выбрать одну из двух крайностей: либо отпихнуть его от себя и уйти, либо обнять за шею, сладко ответив на поцелуй. Ей было пятнадцать, и она замерла, как испуганный зверёк, натолкнувшийся на хищника, ну а он… он посмотрел на неё с жалостью.
Марьяна мечтала, что их первый поцелуй будет особенным, в тишине ночи при лунном свете, вокруг зацветут деревья, и зашелестит фонтан центрального парка. Но Платов всё испортил. Кто его просил вот так к ней присасываться – неожиданно и грубо? Он будто отхлебнул из бутылки с дешёвым пивом, а не пригубил дорогого вина.
Да, вернувшись домой, Марьяна гладила губы пальцами и прикрывала глаза, вспоминая поцелуй этой сволочи. Ей понадобилось несколько дней, чтобы, наконец, принять правду: там, у кинотеатра «Кино-Остров», Платов просто использовал её, чтобы выиграть спор у двоюродного брата Егора (Егор потом ей сам в этом признался).
Это был первый звоночек.
Уже тогда Марьяне стоило отправить Платова и его игры подальше. Но она надеялась, что поцелуй на спор был не просто так, что, как в кино, он перерастёт во что-то большее, во второй, более нежный и прекрасный, поцелуй.
Так и вышло, но не совсем… так.
Через две недели Платов пригласил её в гости. И Марьяна, и Стас прекрасно понимали, что «в гости» – новый уровень отношений, иное название сближения и флирта. Вот только Марьяне хватало флирта, а Стасу хотелось сближения.
Стоило им остаться наедине, Платов тут же сжал её в объятиях.
– Ты такая красивая, Мари, – произнёс он, впечатывая её в запертую дверь. – И твои волосы… – Его дыхание стало не просто горячим, он выдохнул на Марьяну весь свой внутренний огонь.
– Стас, Стас, погоди, – только и успела сказать она, после чего он закрыл ей рот грубым, далёким от деликатности, поцелуем.
Она безуспешно пыталась его оттолкнуть. С виду тщедушный и хрупкий, Платов навалился на неё, будто разом вырос и окреп. Таким она его никогда не видела: настойчивым и несдержанным.
Тяжесть его тела, навязчивая теснота, напряжение мышц – всё это вызвало лишь испуг. Точно такой же испуг, до онемения, до ступора, как тогда… давно, в далёком детстве, на свой шестой день рождения. Это случилось на детском празднике, который родители устроили для Марьяны и её друзей на даче.