Рокот
Шрифт:
Тогда она впервые увидела Оборотня. Человека со свиной головой и в коричневом плюшевом комбинезоне. Она заметила его случайно, поднявшись на второй этаж, чтобы унести в свою комнату Абигейл, куклу, что ей подарили. Проходя мимо гостевой комнаты, она услышала, как кто-то пыхтит: «Маленькая дрянь, малолетняя грязная дрянь, паршивая шлюшка, дрянь, дрянь… я покажу тебе, кто тут главный… я никому не позволю над собой смеяться… никому, никому…».
Оборотень со свиной головой. Он прижимал кого-то к полу и всё время повторял:
– Малолетняя дрянь, грязная, похотливая
Он издавал что-то вроде захлёбывающегося рыка-визга, похрюкивал, его глаза блестели. Он нависал над своей жертвой, душил её пальцами, а она хрипела, всхлипывая, глотая слёзы: «Пожалуйста, не надо. Я не хочу… не надо… пожалуйста, не надо больше… пожалуйста, отпустите. Мне больно. Я никому не скажу, только отпустите…».
Тогда, будучи ребёнком, Марьяна не поняла, что делал Оборотень со своей жертвой. Понимала только, что это что-то страшное, недопустимое, нечеловеческое. Марьяна не разглядела её лица и не узнала голоса, ведь жертва не говорила, а хрипела. А Оборотень всё больше подминал её под себя.
Марьяна до сих пор помнила его страшный взгляд, когда он заметил её, в ужасе замершую в дверном проёме. Свиная голова повернулась в её сторону, Оборотень зарычал и кинулся на неё. Прижал к дверному косяку и зашептал в лицо, сдавив шею горячими влажными пальцами:
– Ну что, дрянь? Хочешь, чтобы я сделал это и с тобой? Я знаю… о-о, уж я-то знаю, что ты пришла не просто так… дай мне тебя потрогать, деточка… скорее…
Марьяна уже ничего не осознавала.
От ужаса её тело словно окаменело, перед глазами возникли желтоватые свиные глаза, и она начала задыхаться, заходясь икотой. Но запах Оборотня, этот мерзкий кисло-сладкий запах, она запомнила на всю жизнь. От него пахло кошачьей мочой и попкорном.
И не известно, чем бы всё закончилось, если бы из гостиной на первом этаже Марьяну не позвал отец. Оборотень мгновенно оставил её, онемевшую от шока и страха, выбил окно ногой и исчез в темноте.
На полу осталось лежать бездыханное тело его жертвы в разодранном розовом платье принцессы. Через несколько долгих секунд Марьяна узнала в ней приглашённую на день рождения девочку из детского сада, Лиду Ларионову.
Она не успела помочь Лиде.
Прибежавший на шум отец сгрёб Марьяну в охапку, прижал лицом к груди и быстро унёс вниз.
Он всё повторял:
– Не смотри, не смотри туда. Ты не должна туда смотреть.
Оставшийся вечер и последующие недели она, и правда, помнила плохо. Её водили куда-то, расспрашивали о том, что она видела. И всё это время отец то шептался с матерью, то кричал на неё, думая, что Марьяна не слышит: «Зачем ты его позвала? Какого хрена ты позвала этого аниматора?!».
Больше на той даче они не бывали. Лиду Ларионову Марьяна тоже никогда не видела. Да и отец строго запретил разговаривать о ней и том дне.
И тут вдруг Стас…
Стас собирался сделать то же самое, сделать это с ней.
Его глаза блестели точно так же, как у Оборотня, его руки словно удлинились и превратились в стальные тросы, его дыхание превратилось в тяжёлое пыхтение, в рычание, в дикое жаркое пламя. От него даже запахло точно так же, кошачьей мочой и сладкой запечённой кукурузой.
Марьяна мысленно уговаривала себя, что это не Оборотень из её кошмаров, что это Стас Платов. Всего лишь мальчик, который может остановить своё страшное перерождение, стоит только попросить его об этом.
Но… он не останавливался.
Стас покрывал лицо и шею Марьяны беспорядочными поцелуями, его ладони скользили под её кофтой не с трепетом, а с жадностью, слишком опытные и уверенные для пятнадцатилетнего подростка. И вот тогда-то до неё, наконец, дошло, что Платов далеко не безобиден – он опасен, он подтвердил свою дурную репутацию. Он точно такой же, как её детский кошмар, её личный монстр из гостевой комнаты, как Оборотень.
– Я не хочу, не хочу… Стас… не надо, пожалуйста… – прохныкала Марьяна. Но Платов не отставал, и тогда страх вырвался наружу отчаянным криком: – Не надо! Отпусти! Отвали от меня! Мне больно!
Она впилась ногтями в его локоть, расцарапав кожу до крови, и расплакалась.
Платов замер, отпрянул и побледнел, словно сам себя испугался.
Он не обратил внимания на царапины. В его глазах появились ужас и раскаяние, а потом, когда его дыхание восстановилось, он долго извинялся. Тёр лоб и бормотал: «Какой же я придурок. Прости, Мари, это не повторится».
Этого, и правда, не повторилось, потому что Марьяна оборвала их отношения.
Она испытала столь сильный страх, что даже через два часа после того, как, не оглядываясь, выбежала из квартиры Платова, не могла произнести ни слова. А Оборотень, пыхтящий, с сильными мускулистыми руками и блестящими жёлтыми глазами, стал сниться ей чаще, почти каждую ночь.
Он приходил к ней до сих пор, стоял у кровати, как только Марьяна закрывала глаза.
«Не смотри, не смотри туда, – мысленно умоляла себя Марьяна. – Ты не должна туда смотреть».
Но даже во сне она чувствовала на себе его тяжёлый звериный взгляд, ловила запах попкорна. Справиться с паническими атаками и уснуть ей помогали четыре бокала вина – её ежевечерняя доза снотворного.
И как бы она себя ни уговаривала, что глупо бояться маньяка из прошлого, как бы ни пыталась забыть тот неприятный случай с Платовым, страх перед чужой силой и тем, что эта сила в любую секунду может сделать её беззащитной, причинить физическую боль, унизить и даже убить, укоренился в душе Марьяны. И не лучшим образом повлиял на более поздние её отношения, уже с другими молодыми людьми. Теперь она видела в них угрозу, особенно, в тех, кто хоть мимолётно напоминал ей Стаса.
Ну а через несколько дней после того инцидента случилась трагедия с Андреем Бежовым, единственным благородным человеком в её окружении.
Платов уверял, что гибель Андрея – случайность. Порой Марьяна и сама сомневалась в его вине, но не в его репутации: предыдущий опыт общения с ним показал, что доверять ему не стоит. И ненависть к нему раз за разом возвращалась, как волна цунами после земной встряски.
Сейчас Марьяна слушала хриплый голос Платова, смотрела в его растревоженные глаза, и воспоминания о пережитом страхе, об их гнилом школьном романе и о том, что эта сволочь сделала с Бежовым, пронеслись в одну секунду и вспыхнули новым пламенем неприязни.