Роковые иллюзии
Шрифт:
Не сумев в течение двух лет найти свое место, Кэрнкросс поработал в целом ряде отделов министерства иностранных дел: Американском, Лиги наций, Западном и Центральном. Когда Маклейна направили из Уайтхолла в Париж в сентябре 1938 года, Москва наметила кандидатуру «Мольера» на его место в качестве главного советского «крота» в МИДе. Но там он проработал только до конца года, а затем перешел в министерство финансов — к большому неудовольствию Графпена и Москвы. Кэрнкросс объяснил, однако, что его происхождение не оставляет ему никакого шанса влиться в тесный круг власть имущих из министерства иностранных дел [447] .
447
Переписка и интервью. Кэрнкросса с Расбриджером.
Графпену
«„Норма" приехала в Париж, чтобы работать со мной, и продолжала работать до моего отъезда вместе с посольством в июне 1940 года» [448] ,— писал Маклейн в автобиографии для НКВД. В ней он также выражал сожаление, что его возможность снабжать важной развединформацией значительно уменьшилась, когда его направили во Францию. Для серьезного шпионажа существовало мало возможностей в величественных апартаментах парижского особняка на улице Фобур Сент-Оноре, в котором размещались и резиденция посла, и канцелярия. Через «Аду» Маклейн передал, что «делает мало» для Москвы и что это его удручает. Новоиспеченному второму секретарю бесконечные дипломатические обеды и приемы казались надоедливыми и бессмысленными, тем более в то время, когда Англия и Франция находились на грани войны с Германией из-за Чехословакии. Отвращение, возникавшее у него, когда он, читая секретные дипломатические телеграммы, узнавал всю глубину предательства Чемберлена и Даладье в отношении Чехословакии, усугублялось восторженным одобрением, с которым встречали мюнхенские призывы к «миру в наше время» салонные политики из избранных кругов Парижа. К концу года Маклейн все чаще проводил свое нерабочее время, погружаясь в жизнь богемы, во «Флор» и «О-де-Маго» — знаменитых кафе, куда было удобно добираться пешком из его холостяцкой квартиры. Там он проводил многие часы в компании художников, писателей и социалистических интеллектуалов, пытаясь в облаках дыма от алжирского табака утопить свое разочарование в алкоголе, в коктейлях из марксистской диалектики и анисовки.
448
Дело Маклейна № 83791, т. 2, с. 31–33, АСВРР.
«Работа в Париже является во многих отношениях полным изменением для него», — сообщала в Центр в конце 1938 года офицер-куратор Маклейна. В ее сообщении, которое читается скорее как крик души встревоженной любящей женщины, она высказывает опасение, что Маклейн переживает глубокий личный кризис [449] .
«Когда он был в Лондоне, он мог поступать так, как ему хотелось. Он имел своих друзей, имел возможность много читать. Иначе обстоит дело в Париже. Он должен вести совершенно иную общественную жизнь. Он должен посещать обеды и вечера. Вся жизнь сконцентрирована вокруг консульского круга. Он ненавидит эту атмосферу, но в то же время должен работать здесь. Я знаю, что он очень хороший товарищ и новая обстановка не произведет на него впечатления, но думаю, что письмо из дома будет ему очень приятно в этой обстановке. Он питает ко мне очень большое доверие и часто делится со мной своими мыслями. Поэтому я знаю, что письмо для него значит очень многое. Я приносила ему инструкции по работе, а иногда и личные письма. Именно поэтому я знаю, какое впечатление они на него производят» [450] .
449
«Ада» — Центру, недатированное сообщение. Дело Маклейна № 83791, т. 2, с. 31–33, АСВРР.
450
Там же.
То, что «Ада» подразумевала под «письмом из дома», было письмо из Москвы со словами поддержки Маклейна. Написанное Дейчем, оно было своевременно получено
В январе 1940 года «странная война» шла уже пятый месяц, когда кризис в отношениях между «Адой» и «Стюартом» достиг драматической кульминации. Воспользовавшись условным сигналом, «Ада» потребовала срочной встречи со своим начальником, офицером НКВД (псевдоним «Форд»), работавшим «под крышей» советского посольства. В результате разговора перед ним раскрылась мелодраматическая ситуация, к которой он был совершенно не готов. Из его доклада в Центр ясно видно, что он сделал все, чтобы попытаться разрядить взрывоопасную ситуацию, возникшую из смеси шпионажа и страсти. Скупые, неуклюжие фразы отражают замешательство этого офицера, вынужденного решать проблему, которая относилась скорее к эмоциональной, чем к оперативной сфере. Бессвязный и нескладный доклад «Форда» является лишь намеком на драму, которая, должно быть, изобиловала бурными объяснениями между Маклейном и «Адой»:
«На свидании „Ада" сообщила следующее: она за последнее время замечала, что „Стюарт" сблизился с какой-то женщиной, хотя сам об этом ничего „Аде" не говорил. Заметив ряд перемен в его поведении и комнатной обстановке, „Ада" решила прямо спросить об этом „Стюарта". Последний был удивлен, что „Ада" знает об этом, и признался, что интимно сблизился и любит одну молодую американку. Эта американка, Мелинда Мар-линг, — либеральных взглядов, дочь состоятельных родителей, живущих в США, без особого интереса к политике.
„Стюарт" признался „Аде" в том, что он сообщил Мелинде о его принадлежности к компартии и связи с нами „по шпионским делам".
При этом „Стюарт" заверяет, что фамилии „Ады" он своей любовнице не выдавал, хотя вообще говорил ей, что осуществляет связь с нами через одну женщину… „Ада" сообщает, что, согласно ее наблюдениям, поступок „Стюарта" объясняется мальчишеской несерьезностью и что он по-прежнему искренен и с воодушевлением работает с нами» [451] .
451
«Форд» — Центру. Дело Маклейна № 83791, т. 2, с. 154–164, АСВРР.
Когда сообщение парижского резидента было получено в Москве, персонал, работавший у Павла Фитина, нового главы Иностранного отдела, отнесся к докладу «Форда» как к гранате с вытащенным предохранителем. Необходимость сохранить Маклейна как источник требовала дать указание «Аде» выйти из этого эмоционального треугольника, сохранив контроль над британским дипломатом. Для обманутой в любви офицера-куратора это была нелегкая задача. То, что она в отчаянии назвала «мальчишеским легкомыслием» своего агента по отношению к американке, уже превратилось к тому времени в мощную притягательную силу. Маклейн буквально без памяти влюбился в Мелинду Марлинг, энергичную девушку, хорошо разбирающуюся в жизни. В автобиографии, хранящейся в его досье, Маклейн объяснил, почему он рассказал ей о том, что он разведчик. «Когда мы впервые узнали друг друга, она не имела оснований думать, что я являюсь чем-то большим, чем обыкновенный чиновник британской дипломатической службы. Через некоторое время она пришла к заключению, что мой образ жизни как дипломата делает наши отношения невозможными, и она ушла. Я сказал ей о причине, почему я веду такую жизнь. Тогда она вернулась, и мы с тех пор находимся вместе».
Маклейну удалось лишь на время разрешить проблему своего любовного треугольника. В то время когда Гитлер угрожал оккупацией Франции, Москва не могла просто отозвать «Аду», чтобы дать остыть страсти Маклейна.
Однако была выработана договоренность, которая удовлетворяла каждую из сторон этого треугольника. Эта удобная договоренность продолжала действовать с разрешения Центра до тех пор, пока немецкие танковые дивизии не пересекли Сену и британская миссия не начала эвакуацию из Парижа.