Роман Галицкий. Русский король
Шрифт:
Здесь, в девичьей маленькой уютной горенке, показалась Софья Демьяну совсем девочкой. Шестнадцатый годок только миновал ей, но сейчас, напуганная утренними словами отца, что вот-вот отдадут её замуж, она еле сдерживала слёзы и кусала губы, глядя на застывшего у дверей Демьяна. Конечно, она его помнила - молодой княжий дружинник был первым и последним парнем, который её целовал. Но сейчас забыла обо всём и только хлопала ресницами.
– Вот, - первым нарушил молчание Демьян, - сговорились наши отцы.
Софья всхлипнула.
– На Святки, должно, свадьбу сыграют, - добавил
Софья всё молчала. И он, не выдержав, воскликнул:
– Да скажи хоть слово? Люб я хоть тебе аль нет?
– Я… я, - Софья опустила глаза, теребя в бледных пальцах платочек, - я как батюшка повелит…
Из глаз её тихо капали слёзы.
Не добившись от девушки больше ни слова, Демьян тихо вышел. От волнения стало ему душно, и он, не зная, куда себя деть, вышел на гульбище, прошёлся вдоль перилец, глядя на двор. Правду сказать, не хотел Демьян спешить с женитьбой. Мечталось ему ещё погулять, покрасоваться перед девками на лихом коне, сводить в бой неопробованную ещё сотню, заслужить тысячу, а там…
Какой-то молодой парень, ровесник Демьяна, вертелся подле. Горящие глаза его то и дело поднимались к боярскому крыльцу. Однажды они встретились взглядами - боярский гридень вздрогнул и опустил взор, но Демьян успел заметить злой блеск в его глазах.
– Эге, - окликнул он парня, - ты чего?
– Не твоё дело, - отозвался тот.
– Тогда почто вынюхиваешь? Аль замышляешь чего на хозяина?
– Замышлять?
– Парень прищурился.
– Я-то, может, и не замышляю, а вот боярин мой крамолу куёт на князя - это точно!
Демьян невольно обернулся на дверь.
– Брешешь!
– Пёс брешет!
– огрызнулся парень.
– Своими ушами слышал, как после пира у боярина Жирослава говорил он с боярином Семьюнком, дескать, скинем Романа. Скажем, что не люб, он и уйдёт. А не уйдёт, добавлял, так и подмогнуть можно…
В один миг Демьян скатился с крыльца, оказался нос к носу с парнем.
– Да ты кто такой, что таковы слова говоришь?
– зашипел он.
– Дружинник я боярский, Андреем звать, - ответил тот.
– Своими ушами слышал.
– Да как же ты, холоп, на господина своего крамолить решился?
– Пото и решился, что хуже пса боярин наш. Чуть что не по его - так в плети. На вот, гляди.
– Воровато обернувшись, Андрей затащил Демьяна за угол, пихнул ногой дверь подклети и там, в полутьме, скинул опашень и задрал рубаху, обнажая исполосованную спину. Следы рубцов были хорошо заметны.
– И за что тебя?
– Боярину на дороге попался. Шибко лютовал он тогда. Боярыню исколотил - померла она после того. Девок двух запорол, псаря, конюшего, холопов бил со мной заодно. Давно бы ушёл от него, да куда? Только ежели ко князю в дружину… Ты бы помог мне? Замолви за меня слово! А я тебе пригожусь…
Демьян отступил к дверям, нашаривая на боку меч. У Андрея тоже на поясе висело оружие, и он тоже потянулся к ножнам. Так и застыли они на пороге подклети двумя задиристыми петухами, как вдруг сверху, с гульбища, послышались голоса - искали Демьяна.
– Ты, холоп, на господина своего рта не смей разевать,
– процедил Демьян, отступая к крыльцу.
– А ты слова мои проверь. И словечко князю замолви!
– рванулся за ним Андрей.
Демьян смерил его холодным взглядом, повернулся и ушёл. Проводив его глазами, Андрей покачнулся и осел на высокие ступени подклети, роняя меч и хватаясь за голову. Не с того конца он взялся - это было ясно. И так же ясно было, что его теперь ожидает. А потому выход был один - бежать.
5
Зима наконец встала, придя неожиданно. Ещё вчера шли проливные дожди и под копытами коней сочно хлюпала холодная грязь, а уже сегодня ударил морозец и дождь превратился в снег. Обильные снегопады сыпали два дня. Распогодилось лишь на третий. За это время снега навалило столько, что на городские валы высыпало видимо-невидимо ребятишек и молодёжи. Детвора наладилась кататься с горки, девушки перебрасывались снежками с парнями, смеялись и игриво постреливали глазами на проезжающих мимо дружинников.
Андрей ехал за боярином Остамиром. Тот наведывался в Свято-Горов монастырь и теперь ворочался после беседы с игуменом задумчивый и тихий. Сидел боярин в возке, кутался в шубу.
Неспокойно было у боярина на душе, раздражала беготня детворы, девичий смех резал уши. Чему радуются, сукины дети? Беда грядёт! Вот встанет зима, сядет на коня Всеволод Большое Гнездо - и придётся всем боярам убираться с насиженных мест.
Игумен Афанасий тоже был на стороне бояр. Сколько ни княжил на Волыни Роман, раз или два всего вносил в монастырь вклады, а деревеньками одаривал только после долгих просьб. Княгиня его, Предслава, святую церковь не обижала, а он… Надо было менять князя, ой надо!
У обочины дороги парни и девки, хохоча и визжа, перебрасывались снежками. Стояли они по обе стороны дороги, и все проезжающие были ими закиданы. Доставалось и пешему и конному.
Остамир втянул голову в ворот шубы, зло заворчал на проказливую молодёжь, но только хотел крикнуть вознице: «Гони!» - как тот натянул вожжи, останавливая коней.
– Куды стал, бесов сын?
– заорал боярин, выпрастываясь из шубы.
– Так ить, - возница указал кнутом вперёд.
В самый последний миг на повороте Остамиров возок обогнал другой - побогаче, запряжённый парой крупных гнедых. Десять верховых скакали следом. Чуть поотстав, по засыпанным снегом колдобинам прыгал второй возок, полупустой. Один из верховых вырвался вперёд, взмахивая плетью над головой:
– Дорогу! Дорогу боярину!
Парни и девки на миг прекратили забаву, и возок пронёсся мимо них невредим.
– Гони!
– обрадовавшись, что минует опасность, закричал на возницу Остамир.
Он уже наладился проехать в хвосте поезда, но тут снежки полетели с новой силой. Два гулко стукнули в бока возка, один попал на шубу.
– Вот ужо я вас!
– ругнулся боярин. Возница втягивал голову в плечи - чуял, что за это не миновать ему плетей.
Воротившись домой, Остамир сходил в баню, после сидел, попивая малиновый квас, когда раздался стук в дверь. Заглянул тиун: