Роман о Лондоне
Шрифт:
Однажды ночью компания русских разорившихся богачей, чьи сыновья были уже не похожи на своих отцов, высыпала на улицу и очутилась перед отелем «Пикадилли» как раз в ту минуту, когда бомба обрушила его стены и разметала по асфальту мертвых и раненых; бледные, в крови, они лежали среди разбитых кирпичей. Прибывшие пожарные и санитары облегчали муки тяжелораненых черным, как отрава, неизменным в Англии чаем. Тут же делали инъекции морфия. Никто не кричал. В Англии умеют молчать. Никто не стонет.
Едва Репнин завернул в переулок, как в памяти всплыло страшное видение: вздувшиеся руки уличной девки, превращенной фосфорной бомбой в бесформенную груду щек, ног и тряпья. Ужасный клоун.
И
Привратник проводил его к скамье, шедшей вдоль стены, где длинным рядом сидели в ожидания поляки, француженки, арабы, немки. Напротив скамьи на высоких табуретах, как бармены, восседали чиновники. За ними возвышались широкие, огромные шкафы с архивами и картотеками. Помещение ничем не отличалось от таких же полицейских отделений в Испании и Португалии, где ему пришлось бывать. В окна видны были камеры предварительного заключения во дворе с окошками, забранными железными решетками. После долгого ожидания наконец подошла его очередь, и Репнин быстро объяснил, с какою целью он сюда явился и что сказали ему на бирже труда на улице Чедвик. И передал чиновнику записку, с которой его послали сюда, в полицию.
Полицейский, запинаясь, прочитал его имя, затем встал и скрылся за одним из шкафов с картотекой. Был он там недолго. И появился с сообщением: действительно, есть такой. Вот он. В Лондон прибыл с транспортом поляков из Португалии. Является бывшим служащим Красного Креста. Проживает в пригороде Милл-Хилл. Все документы в порядке.
Тут вдруг полицейский замер и, как близорукий, поднеся бумагу к самым глазам, стал что-то смахивать с нее, будто обнаружил там дохлую муху. Тут значится, заметил он, что вы князь. Чиновник вперился в него взглядом, точно разглядывал муху на своем носу.
Репнин стал отнекиваться: это, мол, ошибочно написали поляки, он служил у них в ранге капитана. Он дальний родственник русского княжеского рода Репниных, но сам не является князем. Его отец был членом Думы. И англофилом. Сам же он — обыкновенный человек. У него есть дома рекомендательное письмо от адмирала Трубриджа. Он его принесет.
А для чего он сюда пришел?
Пришел за разрешением получить в Англии работу. Он уже больше года безработный. Ему совершенно не на что жить. Он служил в школе верховой езды. У него одна только просьба: позвонить на биржу труда и сказать, что его документы в порядке. Ему нужно разрешение на трудоустройство.
Но для чего оно? Разве для этого нужно специальное разрешение?
Репнин начинает быстро объяснять; пять лет он безбедно прожил в Лондоне на свои сбережения, вывезенные им из Парижа, а также на заработки в школе верховой езды, однако теперь эта школа закрылась. И он потерял место. Он не желает быть кому-нибудь в тягость. Хочет трудиться. Готов заниматься чем угодно. Быть каменщиком, жестянщиком, почтальоном. Он знает языки. Прежде всего он отправился на биржу труда на улицу Чедвик, но там потребовали подтверждение, что его документы в порядке. Ему нужно получить разрешение на трудоустройство. Он ничего не сделал противозаконного.
Пока он говорил, полицейский не спускал с него недоумевающего взгляда.
Затем разложил перед собой бумаги и проговорил: Репнин вступил на английскую землю без каких бы то ни было условий, здесь значится: unconditionally. Дата высадки: 21 апреля 1940 года. Таким образом, он имеет равные права со всеми другими. Никто не мешает ему работать. Разумеется, если он найдет работу. Для этого не требуется никакого разрешения.
Пораженный,
Полицейский усмехнулся и набрал номер. Телефон у него тут же за спиной. Репнин слышал, как он говорил: с ним все в порядке, документы исправны. Полиция против него ничего не имеет. Наоборот. Прибыл он сюда на законных основаниях в начале войны.
Затем полицейский повесил трубку и сообщил: все в порядке. Завтра ему надо будет зайти на улицу Чедвик. Они найдут ему место. Ему не о чем беспокоиться. Не надо думать ни о каком разрешении. Stop thinking about permit.
Как это бывает, когда на человека свалится пусть маленькая удача после многих несчастий, русский эмигрант, весь красный, сидел, точно окаменевший, и не двигался с места, хотя полицейский уже собрал его бумаги и снова уложил их в ящик картотеки с обратной стороны шкафа.
И в голову ему пришла мысль: все сказанное полицейским похоже на то, что он слышал, кажется, уже миллион раз, что он хорошо знает и что стучит в его мозгу надоедливым молоточком.
Ну конечно, это же австралийская птица эму, он видит ее каждый день на плакате в поезде подземки, громадная птица как бы вещает словами рекламы: «Ни о чем не беспокойтесь! Изделия «ЭМУ». При стирке не садятся». — «Stop thinking about shrinking».
Довольно посмеиваясь про себя, Репнин бессознательно повторял эти слова, точно ему и в самом деле неслыханно повезло. Полицейский проводил его удивленным взглядом, не замечая, что место русского уже занимает какой-то полный араб робкого вида.
Едва ли не пританцовывая на ходу, вышел русский из полиции.
«Эму», — бросил он привратнику, распахнувшему перед ним дверь. Хотя хотел сказать: «Thank you».
Очутившись на улице перед отделением полиции для иностранцев, Репнин в радостном нетерпении жаждал поскорее вернуться в Милл-Хилл и крикнуть жене: теперь уж наверняка настал конец их мучениям! У него будет заработок! Ведь она знала, как ужасно было для него, невзирая на все рекомендации, при знании стольких языков, при его членстве в географическом обществе, несмотря на письма Сазонова и адмирала Трубриджа, не иметь никакой работы в этом городе, в чьей орбите вращается четырнадцать миллионов человек, в этом грандиозном фантастическом муравейнике. И чтобы в городе, где столько магазинов, фабрик, банков, вокзалов, больниц, с его движением, суетой и потребностью в рабочих руках, именно для него не нашлось никакого места!
Почему?
Почему у графини Пановой на днях шептались, будто лишь жены тех, кто не является членом Освободительного комитета, смогут получить работу? Причем только надомную. Home-work. Которую дают слепым. Почему? Кто все это решает? Чья невидимая рука управляет ими? Сжимает горло? За что? Монархическая политика Англии канула в Прошлое? В этом причина?
Хотя об этом поговаривали и у Ордынского, Репнин не мог в это поверить. Какая подлость! Как бывшего офицера его могла бы с успехом использовать в какой-нибудь африканской или азиатской английской колонии. Он готов был пойти хоть швейцаром ночного бара, как в Париже. Шофером. В Лондоне столько отелей! Столько автобусов! Он мог бы водить экскурсии но музеям. Он столько лет занимался изучением музеев! Сколько их повидал! Мог бы быть почтальоном. Телеграфистом. Он научился в Керчи спать, положив голову у телефона.