Роман с физикой, или За всех отвечает любовь

Бялко Александр Андреевич

Такой была и Земля до рождения Любви. Но вот, согласно Махабхарате, боги затеяли свои дела на Земле, и стали взбивать океан в пену, использую вместо миксера гигантские метеориты. На выходе боги получили секрет вечного продолжения жизни и Любовь, как побочный продукт. И Земля расцвела. Наверное, ТАК И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ. Была какая-то катастрофа космического масштаба, скажем падение второй Луны на Землю, в результате которой у живого на нашей планете появился пол. А значит – Любовь, цветы, а потом и разум. Откуда только об этом индусы знают? Написано про этот так, как будто они были свидетелями. Они же в те времена были еще мхом!

Одним словом, жить на Земле, после рождения Любви стало интереснее. С Любовью вместе появилось и коварство, интриги, измены. А для борьбы с изменами появилось КГБ.

«Особой

важности»

всего 5 экз.

Председателю Совмина СССР

Тов. Косыгину А,Н,

Докладная записка

Довожу до вашего сведения продолжающиеся со стороны ак. Сахарова А,Д, нарушения режима секретности в области ядерных вооружений. По агентурным сообщениям во время проведения международной конференции по вопросам ядерной физики в г. Дубна Московской области имело место раскрытие технологических секретов производства ядерного оружия в личной беседе в присутствии журналистов.

В целях недопущения подобных случаев впредь рекомендую принять меры по изоляции тов. Сахарова в научно-производственных городах закрытого типа для концентрации научных усилий последнего в целях совершенствования советского ядерного оружия.

Председатель КГБ СССР Ю,В, Андропов

Но наши герои спали в поезде Дубна – Москва в удобных креслах. У них было чувство радости от выполненного долга перед грядущими поколениями. Все было хорошо – так казалось им, а жизнь была прекрасной и бесконечной.

На краю осени

По моему, нет ничего опаснее на свете, чем прилив благодушия. Ладно бы оно как волна окатило бы человека и исчезло. Нет, благодушие как костер, забирает все новые и новые уголки души и вот человек перестает понимать – где он и что вокруг. Он весь сплошная радость. Такие люди притягивают несчастье. Наверное, в такие моменты древние тигры нападали на наших предков, почуяв полную безнаказанность. Во всяком случае, когда со мной случается припадок благодушия, всегда отрезвлением бывает какое-нибудь несчастье. Один раз зонтик потерял, другой раз с женой поссорился...

Когда поезд, громыхая, стал искать свою колею на подъезде к Савеловскому вокзалу, профессора посмотрели на часы. Пришел по расписанию. Это было необычно, для того времени. На часах четыре. Спать рано, домой не хочется. Настроение боевое. Его сформулировал Борков, выходя из поезда:

– Поехали к нам в институт, продолжим опыты.

– А как же генератор? Зарядился?

– Там же новые конденсаторы, должно быть все в порядке.

– Я вовсе не прочь, тем более, что домой рано.

Профессора не стали ловить такси. Конечно, у них было лишних два рубля, чтобы доехать куда надо, но не в деньгах дело. Дело в том, что советские таксисты не хотели возить пассажиров. На всех такси с зелеными огоньками была табличка – В парк. Никакими деньгами эту табличку было не преодолеть. Загадочное нежелание таксистов зарабатывать деньги невозможно понять. Я бился над этой загадкой много лет, говорил с таксистами тех лет, ничего не ясно. Таксисты жаловались, на бесправие в таксопарках, поборы со всех сторон от мойщика до директора, но это ничего не объясняет. На взятки нужны деньги, а где их еще брать, как не у пассажиров? Один раз я столкнулся с такими же таксистами далеко за границей – в Греции. Попав в страшную жару в центре Афин, градусов сорок пять в тени, мы уже не видели прекрасного города, а хотели только побыстрее попасть к морю. Таксисты останавливались, но не просили любезно сесть, а потом уж узнать, куда клиенту надо (так принято во всем мире), нет греки, как у нас, в щелочку окна спрашивали – Куда? и уезжали, даже не дослушав ответ.

Поэтому наши ученые пошли на конечную остановку 82 автобуса, который по странному маршруту ходил как раз от Савеловского вокзала на Речной вокзал, проходя эту трассу загадочными переулками. Борков с Изотовым сели в пустой автобус, заняв сидение, чтобы удобнее было разговаривать, и продолжили беседовать о всяких пустяках.

Оказалось, что странно, что они до сих пор не были знакомы. Оба были театралы и с удовольствием рассказали друг другу про театр на Таганке, про Высоцкого, про актеров и актрис, про буфет Таганки, где варили лучший в Москве черный кофе, такой черный, что пенка у него была почти белая. Там в антракте в тесноте, но не в обиде они сидели не раз, может быть рядом, и не подозревали о существовании друг друга. Билеты им приносили студенты из театральной мафии.

Театральная мафия в Москве реально существовала, но это была самая интеллигентная и безобидная мафия на свете. Студенты стояли ночами – от закрытия метро до открытия у дверей любимого театра, а когда открывались кассы, регулировали очередь по списку. За бессонную ночь они могли получить пару билетов на любимые спектакли, а с тех, кто любил дома спать могли получить еще рубль с каждого билета сверху, чтобы окупить ночное бдение. Мафия, как и полагается, была вездесуща. Билеты в разные театры легко обменивались, а любимым преподавателям приносились бесплатно. А увидеть можно было всех великих того театра: Миронова в Сатире, Плятта и Раневскую в Моссовете, Высоцкого с Демидовой на Таганке, Ланового и Борисову в Вахтанговском, даже МАХТ иногда ставил смелые спектакли вроде «Старый новый год», или «Валентин и Валентина».

Обо всем об этом и говорили сидя в автобусе, ученые мужи, не обращая внимания на то, что делалось за окном. А там было чернее ночи. Конечно, темнеет в это время рано, но это была какая-то необычная чернота. Летчики, садившиеся и вылетающие из Шереметьева, Докладывали о невероятных размеров туче на севере Москвы. Потом газеты писали о невероятно высокой туче высотой до 15 километров. О погоде тогда газеты еще могли писать. Высоту тучи подправили редакторы газет, сверившись с энциклопедией. Туч выше 15 км не должно существовать на планете Земля, хотя летчики утверждали, что туча уходила вершиной в бездны космоса.

Начиналась страшная гроза. Об этом писали, как о необычном явлении природы в это время года. Последние желтые листья с деревьев срывал ветер страшной силы.

– Словно листья в ноябре, – процитировал Пушкина Изотов.

– По моему, гремит. Неужели гроза в ноябре?

– Бывает, – ответил Борков.

Из тучи под гулкие раскаты грома падал град, потом пошел ливень, а потом неожиданно полетел мягкий пушистый снег. Метеорологи объясняли это потом необычными размерами и высотой тучи, а наши путешественники благодушно беседовали. Борков, как умный, любознательный, да просто гениальный человек, конечно знал, что молния, это электрический разряд, что он влияет на все электронные приборы, а особенно на электростатический генератор. Что им бы сейчас надо развернуться и пить дома чай с вареньем, читая журнал. Но разговор продолжался о Гамлете, о декорациях, об игре актеров. К институту они подъехали, когда рабочий класс дружными рядами выходил за проходную.

Борков протащил Изотова сначала в запертое бюро пропусков, а затем против людского потока и сам институт. В вестибюле, сразу за проходной Боркова встретил директор института:

– Николай Георгиевич, голубчик, как хорошо, что вы пришли! Срочно пойдемте ко мне. Они его уже везут к нам! Представляете?

Изотов не знал директора, в первый раз его видел. А директор был в лучших советских традициях. Умел только орать на подчиненных, устраивать разносы и материться на совещаниях. Поэтому Борков сразу понял, что произошло что-то очень серьезное, такого ласкового тона он давно не слышал. Кого и куда везут?

– Александр Федорович, вот ключ, подождите меня, пожалуйста, – Борков сунул в руку Изотова ключ с казенной биркой от методического кабинета.

– Конечно, конечно, – ответил вслед убегавшему другу философ и пошел в уже известный методический кабинет.

Там было пусто и темно, только молнии высвечивали за окном часть осеннего парка. Изотов огляделся, снял пальто и шляпу. Телевизор стоял на своем месте и снова был опутан проводами, которые были соединены с приборами и приборчиками. Изотов посидел, погрустил, почувствовал, что Борков долго будет встречать того, кто уже едет, и от скуки решил посмотреть телевизор. Он подошел, щелкнул тумблер (переносных пультов тогда не было. Может быть, где-то они и были, но в Советском союзе точно не было.) Телевизор прогрелся и засветился пустым экраном. Изотов понял, что сделал что-то не то. Он быстро выключил телевизор, и сел читать газету. Как нашкодившему мальчишке ему не хотелось признаваться в том, что он что-то трогал такое, чего нельзя трогать.