Роман женщины
Шрифт:
Присутствие Эмануила в ложе оперы было для нее еще небывалым событием. Ей казалось, что все прочтут на ее лице выражение этого счастья, которым преисполнится ее сердце; что все угадают эту любовь, которую она зажгла в душе де Бриона, и что на другой день весь Париж только и будет повторять: «Де Брион влюблен».
Мари сообщила свои мечты Клементине и повторяла их беспрестанно. А Клементина начинала уже задумываться, зная, что послезавтра она должна расстаться с этой приятной жизнью, которою она жила два месяца, и возвратиться в провинцию, в пансион. Надо сказать, были минуты,
— О, как мне будет скучно в Дре, — сказала ей Клементина.
— Бедная, — отвечала ей Мари, которая, лишь только тоска ее подруги выражалась словами, тотчас же начинала ей сочувствовать. — Хочешь, я поеду с тобою и проведу несколько дней у мадам Дюверне?
— Ты уверена, что я не приму твоего предложения. Могу ли я увезти тебя из Парижа в такое время?
— Я пожертвую для тебя Парижем.
— Может быть; но так ли легко пожертвуешь людьми, которые вернулись в него вместе с тобою?
Время было ехать в оперу. Вместо ответа Мари пожала ей руку. Ложа графини находилась прямо против сцены; к ней прилегала комната, в которой барон, когда только он бывал в спектакле, проспал по крайней мере не одно действие.
Приезд г-жи д’Ерми, двух девиц и де Бриона в одну ложу возбудил общее внимание. Все бинокли направились в их сторону, и Мари невольно должна была опустить глаза, едва удерживая биение сердца. Среди множества взоров, направленных на ложу графини, были и глаза нашей старой знакомки, Юлии Ловели.
— Это он, — проговорила она, узнав де Бриона, и бледность покрыла внезапно ее лицо.
— Посмотрите, — сказал ей Леон, который был с нею, — какие хорошенькие особы находятся в ложе графа д’Ерми.
Прибавим, что ложа Юлии находилась в бенуаре, и Леон мог быть виден только тогда, когда он сам этого хотел.
— Две довольно неважных пансионерки, — отвечала Юлия. — Он увидел меня, — прибавила она внезапно, — но он показал вид, что не заметил меня.
— Надобно бы узнать, кто такие эти девушки, — возразил Леон. — Они прелестны, в особенности блондинка.
— Что делает Эмануил у них в ложе? — спросила Юлия.
— То же самое, что и я в вашей; он в опере.
— Разве он знаком с семейством графа?
— И очень.
— Вы почему знаете?
— Он сам говорил мне об этом.
— А вы уже видели его, где бы это?
— Вчера, мы с ним встретились у Королевского моста.
— Говорил он вам обо мне?
— Он сказал, — отвечал небрежно де Гриж, — что вы очаровательная женщина.
— Вы несносны сегодня, милый Леон.
Леон, устремив глаза на одну ложу, казалось, не слыхал ни слова из того, что говорила его дама, и потому отвечал ей бессознательно.
— На кого вы так засмотрелись? — спросила она.
— На одну из этих девушек; она, точно, восхитительна.
— Что, вы уже начинаете восторгаться ею?
— Отчего же и нет? Я не видел
— Хорош комплимент, которым вы меня удостаиваете.
— Я уже давно не говорю вам их, они ни к чему мне не служат.
— А может быть, это новый способ ухаживать за мною?
— Право, нет, я и от этого отказался.
— И прекрасно сделали.
Они замолчали.
— Я думал, — начал Леон, — что у графини д’Ерми одна дочь.
— Любезный друг, вы надоели мне с вашим д’Ерми. Мать и отец ее вместе с нею, дождитесь антракта и ступайте просить у них ее руки, а меня оставьте в покое.
Юлия, видимо, была встревожена; но не Леон был тому причиной. По временам она смотрела на ложу, в которой находился де Брион, хотя и показывала вид, что смотрит в другую сторону. Де Брион был тоже не совсем спокоен. И точно, вид Юлии поражал его неприятно, не потому, чтоб он придавал какое-нибудь значение своей связи с нею, но тем не менее он хотел бы избегать случаев ее видеть. Он уселся в глубине ложи и утешал себя, глядя на Мари, счастливую и гордостью, и сердцем, ибо она смело могла сказать, что из всей массы зрительниц не было никого прекраснее ее и более любимой. Между тем Гризи пела восхитительно.
— Кто эта дама? — спросила Мари у своей матери, показывая взглядом на ложу Юлии, — она не сводит с нас своего бинокля. Ты знаешь ее?
— Нет.
— А ты? — сказала она, обращаясь к отцу.
Тоже «нет» было ответом графа.
— Она прелестна, браслет на ее руке так и горит бриллиантами; вероятно, желая показать его, она так лорнирует беспрестанно, — продолжала Мари.
Эмануил задрожал при мысли, что Мари могла узнать в этом браслете его подарок, а также и повод, по которому он был сделан; но он успокоился, подумав, и довольно основательно, каким образом и кто может доставить ей эти сведения.
Занавес опустился. Леон встал, чтобы выйти из ложи.
— Куда вы? — спросила Юлия.
— Пойду повидаться с де Брионом; он тоже вышел из ложи графа.
— Не приводите его ко мне.
— Не беспокойтесь, он и сам не имеет этого желания, я в этом уверен.
Леон, не будучи любовником этой женщины, не боялся ее и потому не имел причин щадить ее самолюбие.
— Вы меня оставляете? — сказала она.
— Нет, вот старый виконт де Самюль идет вам представиться.
— Я полагала, что он уж умер от старости.
— О, если б ему было суждено умереть только от этой причины, — возразил Леон, надевая шляпу, — то уже давно бы его не было на свете.
Леон встретил Эмануила в фойе. Де Брион, как и все, стоящие высоко в обществе и обращающие на себя внимание, охотно показывался на публике. Ему приятно было слышать, как его имя переходит из уст в уста, особенно в этот вечер, ибо целых два месяца он не был в Париже. Он прогуливался с графом, место которого около графини занял барон де Бэ.
— Я не предвижу случая более удобного, — сказал Эмануил, взяв за руку Леона. — Граф, позвольте вам представить маркиза де Грижа, который так давно желал познакомиться с вами; исполняя его желание, я тем более радуюсь, что отнимаю подобное удовольствие у барона.