Романовы
Шрифт:
Третий сын великовозрастного наследника Павла Петровича и его супруги Марии Фёдоровны родился 25 июня 1796 года. Екатерина II ещё успела понянчить очередного внука и писала своему корреспонденту барону Гримму: «Мамаша родила огромного малыша. Голос у него бас... длиною он аршин без двух вершков (62 сантиметра), а руки немного поменьше моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря». Однако этого «рыцаря», в отличие от его старших братьев Александра и Константина, она к великим делам не предназначала. Ему предстояло стать военным; в 1799 году он впервые надел мундир лейб-гвардии Конного полка как его шеф и генерал-лейтенант по чину, в 1800-м стал командиром лейб-гвардии Измайловского полка и с тех пор постоянно носил зелёный измайловский мундир.
Образование Николая было домашнее с военным уклоном, которое сам он впоследствии считал
Однако военный порядок и дисциплина всегда были Николаю по сердцу. В воспоминаниях он писал: «Одни военные науки занимали меня страстно, в них одних находил я утешение и приятное занятие». Юриспруденцию, философию и прочие гуманитарные «рассуждения» Николай не любил («Лучшая теория права, — говорил он, — добрая нравственность, и она должна быть в сердце независимо от этих отвлечённостей и иметь своим основанием религию»), зато прекрасно разбирался в артиллерии и фортификации; но больше ему нравилось инженерное дело. «Мы — инженеры!» — любил повторять будущий царь. Повоевать он не успел: молодых великих князей Николая и Михаила выпустили из России только в 1814 году, под занавес долгой войны с Наполеоном. Зато по дороге, в Берлине, произошло его знакомство с дочерью союзника, прусского короля Фридриха Вильгельма III, и в октябре 1815 года последовало официальное извещение о помолвке. В 1817 году Николай женился на своей избраннице, принцессе Шарлотте Каролине Фредерике Луизе, ставшей в православии Александрой Фёдоровной.
Николай был не только счастливым мужем и отцом, но и бравым служакой — он стал генерал-инспектором по инженерной части и шефом лейб-гвардии Сапёрного батальона, затем командиром бригады 1-й гвардейской дивизии. В этом качестве он постоянно проводил смотры и учения, посещал находившуюся под его началом школу гвардейских подпрапорщиков, наблюдал за строительством укреплений в Кронштадте. К своим обязанностям великий князь относился серьёзно, начальником был строгим, вникал в мелочи и стремился во всём навести порядок. Однако в гвардии его не очень уважали по причине отсутствия боевого опыта и не любили за придирчивость и порой пренебрежительное отношение к офицерам. От тягот службы великий князь отдыхал в кругу семьи: рисовал, изредка музицировал, читал — часто в комнатах жены, а то и спал днём у неё. Гости у четы были немногочисленными. Николай и Александра редко наносили визиты и посещали балы.
Так бы и тянулась жизнь любезного мужа и генерала-стро-евика, но летом 1819 года император Александр объявил, что следующий из братьев, Константин, не желает царствовать и престол переходит к Николаю. В 1823 году Александр I подписал манифест, объявлявший великого князя Николая Павловича наследником престола. Николай о нём знал, но едва ли был знаком с текстом строго секретного документа. А сам Александр по-прежнему не привлекал брата к делам, даже не ввёл его в состав Государственного совета и других высших учреждений — то ли показывал, что может передумать, то ли опасался какого-либо «движения» в пользу великого князя. Так старший брат, возможно, и не желая того, «подложил свинью» младшему: великий князь не был допущен к государственным делам, не общался с сановниками и не воспринимался обществом как будущий государь.
Узнав о смерти Александра, 27 ноября 1825 года взволнованный Николай записал в дневнике: «...конец всему, нашего Ангела нет больше на этой земле! — конец моему счастливому существованию, что он для меня создал!» — и немедленно принёс присягу Константину: «...все делают то же, я подписываю и иду созвать караулы сделать то же, начал с пикета гренадер, рота Ангела Преобр[аженского], рыдания и повиновение, также с кавалергардами». Присягнули поспешно, не следуя законному порядку и без торжественной благопристойности церемонии.
Эта странная присяга, игнорировавшая секретные документы об отречении Константина и переходе престола к Николаю, стала началом династического кризиса. Причины её до сих пор вызывают споры. Одни историки говорят о великодушии Николая, не пожелавшего обойти старшего брата; другие — о том, что Николай не мог поступить иначе, ибо не видел документов, обосновывающих его права, и не был уверен в их существовании; третьи настаивают, что
Однако Константин Павлович престола не принял, подтвердил письмом свой отказ от наследования, присягнул в Варшаве Николаю и ехать в Петербург не пожелал. Неразбериха на троне создала междуцарствие, которым воспользовались члены тайного общества для выступления. 12 декабря Николай принял решение объявить себя императором. Спустя два дня он сообщил о своём восшествии на престол сестре Марии Павловне: «Пожалейте несчастного брата — жертву воли Божией и двух своих братьев! Я удалял от себя эту чашу, пока мог, я молил о том Провидение, и я исполнил то, что моё сердце и мой долг мне повелевали... Молитесь, повторяю, Богу за вашего несчастного брата; он нуждается в этом утешении — и пожалейте его!»
Ему присягнули Государственный совет и другие высшие государственные учреждения. Но первый день нового царствования начался восстанием на Сенатской площади. Молодой царь сумел сохранить самообладание — и когда столкнулся лицом к лицу с восставшими лейб-гренадерами поручика Николая Панова у ворот Зимнего дворца («...на моё “стой” отвечали мне: “Мы за Константина”; я указал им на Сенатскую площадь и сказал: когда так, то вот вам дорога, и вся сия толпа прошла мимо меня, сквозь все войска и присоединилась без препятствий к своим одинаково заблуждённым товарищам»), и когда уговаривал стоявшие на площади мятежные полки подчиниться, стоя на виду у мятежного каре. «Самое удивительное, — говорил он впоследствии, — что меня не убили в тот день».
Когда уговоры не подействовали, он пустил в ход артиллерию и восставшие были разгромлены. «Страх, братец ты мой, как вспомнить. На улице это трупы; снег это весь перемят и смешен с грязью и с кровью. Стоны, стоны на площади-то. Кому руку оторвало, кому ногу, кому пробило бок, кому челюсть вывернуло. Некоторых толпа раздавила совсем и кишки выдавила, и лицо как блин сделала...» — вспоминал помощник квартального надзирателя Первой Адмиралтейской части Петербурга о том, как выглядело место, где недавно стояли восставшие. А в это время в церкви Зимнего дворца служили благодарственный молебен; Николай I и его жена молились на коленях. Трагические события 14 декабря оставили глубокий след в душе императора. Он был твёрдо уверен, что спас Россию от неминуемой гибели и исполнил свой «ужасный долг», как он назвал в письме матери утверждение смертного приговора пятерым декабристам.
«Дуб телом и душою»
Двадцать второго августа 1826 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась коронация императора Николая I и его супруги. Затем последовали балы у послов Англии и Франции, графини Орловой и князя Н. Б. Юсупова. Девичье поле, отведённое под народный праздник, уставили накрытыми скатертями длинными столами и скамейками. «На этих столах, — вспоминал М. Назимов, очевидец праздника 16 сентября 1826 года, — установлено было бесчисленное количество разрезанных на куски окороков, говядины, телятины, баранов с золотыми рогами, пирогов, колбас, сыров и прочего, а посредине столов возвышались пирамидами разные печенья. В интервалах между столами находились фонтаны с бассейнами красного и белого вина. За столами в разных местах помещались открытые увеселительные балаганы, карусели, качели, столбы с сюрпризами, труппы волтижёров и прочее, с музыкою и песенниками». Фрукты и разные лакомства развешивали на деревьях. По краю площади были устроены крытые трибуны для «чистой публики», приглашённой полюбоваться на народное гулянье, и императорская ложа в отдельном павильоне.