Романовы
Шрифт:
Расширяя систему образования, государь всё же видел его именно служебной обязанностью подданного, определявшей его место в государственной машине. Учащимся всех учебных заведений также полагались мундиры. Рескрипт министру народного просвещения от 19 августа 1827 года требовал, «чтобы повсюду предметы учения и самые способы преподавания были по возможности соображаемы с будущим предназначением обучающихся, чтобы каждый вместе с здравыми, для всех общими понятиями о вере, законах и нравственности приобретал познания, наиболее для него нужные, могущие служить к улучшению его участи и, не быв ниже своего состояния, также не стремился через меру возвыситься над тем, в коем по обыкновенному течению было ему суждено оставаться».
Теми же мерами Николай I старался поднять значение Церкви.
Но любое инакомыслие в религиозных вопросах он приравнивал к «крамоле» политической. Для борьбы со старообрядчеством в губерниях создавались «секретные совещательные комитеты». С 1827 года уход в раскол признавался уголовным преступлением. Старообрядцам запрещено было вести метрические книги, их браки не признавались, а дети считались незаконнорождёнными. По указу 1835 года старообрядцев разделили на три категории: самых вредных (не признававших церковных браков и молитв за царя); вредных (не имевших священства и церковной иерархии «беспоповцев») и менее вредных («поповцев»). По указу 1853 года об упразднении «противозаконных раскольнических сборищ» были опечатаны алтари Рогожского кладбища, а Выговское и Лексинское общежительства закрыты и разорены. У старообрядцев отбирали молельные дома и часовни, иконы и книги. Законы 1846—1847 годов запрещали староверам поступать в гимназии и университеты, приобретать недвижимость и землю, состоять в купеческих гильдиях, избираться на общественные должности. Неудивительно, что старообрядцы искренне считали Николая I воплощением Сатаны и во время богослужения в киевском Софийском соборе публично об этом объявили, за что тут же были арестованы. Репрессии эти умерялись лишь их неэффективностью: священники и чиновники докладывали об «искоренении» раскола и возвращении заблудших «в лоно православия», а старообрядцы откупались взятками. С иными неугодными конфессиями обходились ещё проще; так, решением Полоцкого собора 1839 года ликвидировалась униатская Церковь — путём принудительного перехода её приверженцев в православие.
Порядок должен быть не только на службе, но и в быту: запрещалось курить на улицах, высочайше предписывались фасоны маскарадных костюмов. Николай оставлял за собой право на решение любого дела и тратил время на то, чтобы вникать в мелочи повседневности, вплоть до покроя платьев придворных дам. Приказом 1837 года государь требовал, чтобы у офицеров «не было никакой прихотливости в причёске волос, чтобы вообще волосы были стрижены единообразно и непременно так, чтобы спереди на лбу и на висках были не длиннее вершка, а округ ушей и на затылке гладко выстрижены, не закрывая ни ушей, ни воротника, и приглажены справа налево». Была разработана инструкция чинам полиции с регламентацией степеней опьянения загулявших подданных: «...бесчувственный, растерзанный и дикий, буйно пьяный, просто пьяный, весёлый, почти трезвый, жаждущий опохмелиться...»
Светская и духовная цензура искореняла любые проявления вольномыслия; в газетах и журналах той поры не упоминалась, вероятно, половина происходивших в стране и за границей событий: голодные годы, массовые эпидемии холеры (только в 1848 году от неё умерло 668 тысяч человек), восстания в России и революции в Европе. Полностью было запрещено публиковать какие-либо известия о Кавказской войне.
Себя самого, с подачи выдающегося историка Н. М. Карамзина, Николай видел государем, не только обладающим всей полнотой власти, но и несущим полную ответственность за подданных и за всё происходящее в России; этому образу он добросовестно пытался соответствовать на протяжении всего царствования. Он «ничем не жертвовал ради удовольствия и всем — ради долга, — вспоминала фрейлина Анна Тютчева, — и принимал на себя больше труда и забот, чем последний подёнщик из его подданных. Он верил, что в состоянии видеть всё своими глазами, всё слышать своими ушами, всё регламентировать по своему
А кому много дано, с того много и спросится. Поэтому Николай стремился принять личное участие во всех государственных делах, в том числе и второстепенных. Но, погружаясь в мелочи, стремясь регламентировать движение меняющегося мира, он невольно противопоставлял себя этому движению.
Как менять «коренные начала»
Дым столбом — кипит, дымится Пароход...
Пестрота, разгул, волненье,
Ожиданье, нетерпенье...
Веселится и ликует Весь народ.
И быстрее, шибче воли Поезд мчится в чистом поле.
Известная песня Михаила Глинки на слова популярного писателя николаевской эпохи Нестора Кукольника была написана в 1840 году по случаю открытия первой железной дороги между Петербургом и Царским Селом. Паровоз тогда ещё назывался пароходом...
Кажется, Николай I был вторым после Петра Великого правителем-«технарём», который понимал и ценил практические знания и техническое образование. При нём были основаны и поныне лучшие технические вузы — Технологический институт в Петербурге (1828) и Техническое училище в Москве (1830) — современная «Бауманка», Институт гражданских инженеров (1842), Межевой институт (1844), Лесной институт (1848).
Император не раз провозглашал: «Революция на пороге России, но клянусь, она не проникнет в неё, пока во мне сохранится дыхание жизни». Однако при Николае в России незаметно началась другая — техническая — революция, промышленный переворот, переход от мануфактурного ручного производства к фабричному. В 1834—1835 годах на заводе в
Нижнем Тагиле были построены первая в России железная дорога и паровоз мастеров Черепановых, в 1843-м проложена первая телеграфная линия между Петербургом и Царским Селом. По Волге пошли пароходы общества «Меркурий». Для российского купечества стали издаваться «Коммерческая газета», «Журнал мануфактур и торговли».
Первого февраля 1842 года император подписал указ о сооружении железной дороги между Санкт-Петербургом и Москвой. Работы начались 1 августа. Трасса длиной 604 версты строилась восемь лет и обошлась казне в 66 миллионов 850 тысяч рублей серебром — намного дешевле стоимости иностранных дорог. 1 ноября 1851 года в 11 часов 45 минут из новой столицы в старую отправился первый поезд — и прибыл в пункт назначения через 21 час 45 минут. Уже за первый год эксплуатации по дороге были перевезены 719 тысяч пассажиров и 164 тысячи тонн грузов.
«Дух времени» постепенно менял привычный уклад жизни, прежде всего в больших городах. В 1840-х годах появился первый общественный транспорт на конной тяге — дилижансы на 10—12 человек и более вместительные омнибусы, чьих пассажиров остряки окрестили «сорока мучениками». Россияне стали покупать отечественные спички и класть в чай свекловичный сахар, переставший быть «колониальным» товаром. К середине столетия в Петербурге ежегодно открывались три новые гостиницы, предназначенные для деловых людей и приличных «вояжиров». В 1841 году было «высочайше разрешено» учредить новые заведения «общепита» под названием «кафе-ресторант» с продажей «чая, кофе, шоколада, глинтвейна, конфектов и разного пирожного, бульона, бифштекса и других припасов, потребных для лёгких закусок»; посещать их могли только приличные граждане «в пристойной одежде и наружной благовидности» — правда, только мужчины; вход женщинам, равно как музыка и «пляски», был запрещён.
Появились первые биржи для оптовой продажи промышленных и сельскохозяйственных товаров (в Одессе, Варшаве, Москве), негосударственные банки (в Вологде, Осташкове, Иркутске); в 1842 году открылись первые сберегательные кассы. В 1827 году возникло первое Российское страховое от огня общество; в 1836-м появился закон об акционерных обществах. В круг новых интересов втягивалось и дворянство. Управляющий Третьим отделением Л. В. Дубельт одновременно состоял пайщиком сибирской золотопромышленной компании, а его шеф и ближайший друг царя А. X. Бенкендорф — членом правления страхового общества в Петербурге.