Романовы
Шрифт:
Однако к большой европейской войне Россия не была готова ни в военном, ни в финансовом отношении. В результате осуществлённой в 1839 году министром финансов Е. Ф. Канкри-ным денежной реформы был введён твёрдый курс бумажных денег: 3 рубля 50 копеек за 1 рубль серебром. Но огромные военные расходы привели к тому, что в 1849 году Николай лично фальсифицировал бюджет и скрыл от Государственного совета дефицит в 38,5 миллиона рублей. Великая империя уже была неспособна воевать без займов (1828, 1831, 1832, 1840, 1842, 1849, 1854 годов) у голландских, немецких и английских банкиров.
Русские дипломаты прозевали образование союза Англии и Франции и фактическое подключение к нему Австрии, которую русский император спас от крушения в 1849 году и считал своей верной союзницей. В январе 1854 года соединённый англо-французский флот вошёл в Чёрное море, Россия получила ультиматум о немедленном выводе войск и
Полевая армия не сумела остановить союзников на суше, а парусный Черноморский флот не мог противостоять бронированным пароходам неприятелей. Солдаты были вооружены гладкоствольными кремнёвыми ружьями образца 1845 года. Программа строительства военных «винтовых» судов была принята только в 1851 году, и к началу войны в строй вступил лишь один пароход-фрегат. Максимальная централизация управления и бюрократический контроль оказались неэффективными: семь с половиной суток мчался на перекладных фельдъегерь от главнокомандующего князя А. С. Меншикова, чтобы передать весть о поражении на реке Альме, и столько же времени добирался назад с инструкциями самодержца. Известия о сражениях под Севастополем быстрее поступали в Петербург из Парижа, столицы воюющей с Россией Франции, так как до середины 1855 года отсутствовала телеграфная связь с югом страны. Под Севастополем от ран погибло 15 820 солдат и офицеров, а от болезней — 80 689. Каково было государю наблюдать в подзорную трубу из своего кабинета в Петергофе стоявшие в виду Кронштадта неприятельские корабли!
Николай не дожил до конца Крымской войны. Сразу же стали ходить слухи о самоубийстве императора, которые в иных трудах уже считаются несомненным фактом. Для этого есть некоторые основания: до сих пор не найден обязательный протокол вскрытия тела. В официальной версии кончины царя указывалось, что она была спокойной и безболезненной, а очевидцы в один голос утверждают, что происходила долгая и мучительная агония. И всё же надо признать, что однозначного ответа на этот вопрос нет.
Смертельная болезнь не была внезапной. Император стал хворать ещё в конце января 1855 года, но продолжал заниматься государственными делами, а 9 февраля явился на морозе на смотр маршевых лейб-гвардейских батальонов. Вначале предполагали обычную простуду, потом грипп (это заболевание, и сейчас протекающее тяжело, в то время при отсутствии антибиотиков часто перерастало в воспаление лёгких со смертельным исходом). Через несколько дней уже говорили о «лихорадке» и поражении лёгких. 17 февраля медики сообщили цесаревичу о возможности «паралича сердца». Но очевидно и то, что явное поражение России в Крымской войне надломило императора. Последнее письмо главнокомандующему генерал-адъютанту М. Д. Горчакову Николай продиктовал наследнику за два дня до смерти; он указывал, что «сохранение Севастополя есть вопрос первейшей необходимости» и можно «жертвовать временно Бессарабиею и частию даже Новороссийского края до Днепра для спасения Севастополя и Крымского полуострова». Но новости из Крыма были неутешительными. Государь не мог пережить крушения военной славы империи — и не захотел больше жить.
В ночь с 17 на 18 февраля 1855 года врачи окончательно потеряли надежду. На следующий день в 20 минут пополудни Николай Павлович умер, успев сказать сыну, что сдаёт ему команду «не в добром порядке». Умирал он, как старый служивый: сам указал зал в Зимнем дворце, где должно было находиться его тело до перенесения в Петропавловский собор, определил себе место захоронения и просил, чтобы похоронные церемонии были скромными, а траур самым коротким.
Глава четырнадцатая СУДЬБА РЕФОРМАТОРА
Его сердце обладало инстинктом прогресса.
А. Ф. Тютчева
Воспитание «совершенного человека»
Великий князь Александр родился 17 апреля 1818 года в Москве, где жили тогда его родители — будущий император Николай Павлович и его жена Александра Фёдоровна. «В 11 часов утра, — вспоминала его мать, — я услыхала первый крик моего первого ребёнка. Нике (Николай Павлович. — И. К.) целовал меня... не зная ещё, даровал нам Бог сына или дочь, когда матушка (вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. — И. К.), подойдя к нам, сказала: “Это сын”. Счастье наше удвоилось, однако я помню, что почувствовала что-то внушительное и грустное при мысли, что это маленькое существо будет со временем императором».
Александра Фёдоровна угадала: ребёнка ждала нелёгкая судьба.
Главным начальником цесаревича стал гусар и ветеран Наполеоновских войн полковник Карл Мердер, а его ближайшим помощником — поэт Василий Жуковский. Первый учил верховой езде, военным уставам, «фрунту» (строевой подготовке и приёмам обращения с оружием); благодаря ему государь будет всю жизнь носить мундир так элегантно, как никто другой. На детской половине Зимнего дворца были установлены гимнастические снаряды: деревянная и верёвочная лестницы, канат; учёба перемежалась физическими упражнениями. Летом великий князь вместе с питомцами Первого кадетского корпуса нёс караульную службу, стоял на гауптвахте и удостаивался высочайшей награды — серебряного рубля. В 1827 году девятилетний Александр Николаевич был назначен атаманом всех казачьих войск. В 1836 году он командовал 1-м батальоном Преображенского полка и лейб-гвардии Гусарским полком, шефом которого числился; тогда же «за отличие по службе» цесаревич был произведён в генерал-майоры с назначением в свиту.
Жуковский же разработал учебный план, согласно которому великий князь с восьми до двадцати лет должен был не только быть обучен наукам, но и стать «совершенным человеком». Василий Андреевич был ласков, но требователен; у его ученика не было каникул, а в «учебную горницу» в часы занятий не допускался даже отец-император.
Учёба шла, как у многих детей, где хорошо, а где не очень. Но Александру, похоже, приходилось тяжелее: от его сверстников не требовали того, чего добивался Жуковский от своего воспитанника. «На том месте, которое вы со временем займёте, — не раз говорил он, — вы должны будете представлять из себя образец всего, что может быть великого в человеке». Но постоянно быть «образцом» — в учёбе, танцах, гимнастических упражнениях, светской беседе — тяжело, и Александр порой мог хандрить или срываться.
Впрочем, всем бы иметь таких учителей: русскую историю наследнику преподавал великий учёный Сергей Михайлович Соловьёв; финансовые премудрости — министр финансов Егор Францевич Канкрин. Законоведением занимался с ним Михаил Михайлович Сперанский, напоминавший будущему венценосцу, что «никакая другая власть на земле... не может положить пределов верховной власти российского самодержца» и что он «не подлежит суду человеческому, но во всех случаях подлежит... суду совести и суду Божию», однако при этом столь же велика и мера ответственности, требующая от самодержца ежедневного труда, огромной концентрации сил, заставляющая отказаться от личных удовольствий и пристрастий.
Явно под влиянием своих наставников наследник написал в 1829 году сочинение на тему «Александр Невский»:
«Александр в юности был чувствителен к красотам природы: оне всегда возносили душу его ко Всевышнему. Однажды в пустынном месте застигла его ночь; от усталости он погрузился в сон; утро занималось, когда он пробудился; на краю Востока сверкала звезда, предшественница солнца. Александр увидел, что он находился на возвышенном месте, окружённом утёсами; всё было дико, но между терновником цвели прекрасные лилии. С высоты представлялось необъятное пространство, ещё покрытое мраком. Но скоро сей мрак начал редеть: открылась глазам обширная равнина, усеянная холмами и рощами, посреди коей извивалась пышная река, и повсюду являлись спокойные жилища человеческие. Небо между тем более и более воспламенялось; наконец утренняя звезда начинает бледнеть и исчезает в блеске восходящего солнца. Александр долго смотрел на сие величественное зрелище; наконец он понял его таинственное знаменование, сложил руки, пал на колени и, решившись во глубине души быть для народа своего тем, что солнце сие для всего мира, смиренно произнёс: “Да будет Твоя воля!” Александр исполнил то, что в эту минуту обещал себе и Богу: он сделался образцом государей и героев. Своё княжение в Новегороде ознаменовал он блистательными победами; но история ещё более удивляется его истинно-христианскому смирению. Его подданные, не привыкнув переносить иго татар, возмущались и убивали посланных для собирания податей. Александр, чувствуя, что подобное сопротивление только увеличит бедствие России, а не спасёт её, забывал своё достоинство и смиренно испрашивал помилования подданным у надменных татарских ханов. Россия, в знак благодарности за его самопожертвование для блага общего, причислила его к лику святых. А. Р.»68.