Романовы

Курукин Игорь Владимирович

На исходе века екатерининский либерализм был не только ненавистен Павлу — он казался проявлением слабости, доказательства которой виделись ему даже в стиле указов матери. Сам он предписывал писать подаваемые ему бумаги «чистым и простым слогом, употребляя всю возможную точность и стараясь изъяснить самое дело, а высокопарных выражений, смысл потемняющих, всегда избегать».

Павел стремился поднять сан самодержца на недосягаемую высоту, окружить его почти божественным почитанием. Современники вспоминали: «Никогда не было при дворе такого великолепия, такой пышности и строгости в обряде. В большие праздники все придворные и гражданские чины первых пяти классов были необходимо во французских кафтанах, глазетовых, бархатных, суконных, вышитых золотом или, по крайней мере, шёлком, или

с стразовыми пуговицами, а дамы в старинных робах с длинным хвостом и огромными боками (фишбей-нами), которые бабками их были уже забыты. Выход императора из внутренних покоев для слушания в дворцовой церкви литургии предваряем был громогласным командным словом и стуком ружей и палашей, раздававшимся в нескольких комнатах, вдоль коих, по обеим сторонам, построены были фронтом великорослые кавалергарды, под шлемами и в латах».

Этой задаче были подчинены и требование выходить из кареты при встрече с повозкой императора, и запрещение аплодировать в театре раньше его, и множество мелочей этикета, делавшего придворную жизнь невыносимой.

Павел был убеждён, что государь должен являться первоисточником всех самых незначительных действий подданных: определять, как им одеваться и причёсываться, как себя вести и какие слова произносить. Он попытался укрепить режим путём усиления дисциплины и исключить все проявления свободомыслия, усматривая их даже в общепринятой лексике. В 1797 году государь приказал вместо слова «выполнение» употреблять только «исполнение», вместо «граждане» — «жители или обыватели», вместо «отечество» — «государство», а слово «общество» повелел «совсем не писать». Государь без стеснения вторгался в повседневную жизнь подданных, безжалостно пытаясь искоренить любые казавшиеся ему опасными или неуместными проявления «вольности». Всем жителям столицы полагалось в одно время обедать, отходить ко сну и т. п. Запрещался ввоз книг из-за границы, прекращались заграничные поездки на учёбу, вводилась строгая цензура.

Столичный обер-полицмейстер в 1799 году распоряжался:

«Февраля 18-го. Запрещается танцовать вальс.

Апреля 2-го. Запрещается иметь тупей, на лоб опущеной.

Октября 26-го. Дабы младшие пред старшими где бы то не было снимали шляпы.

Майя 6-го. Запрещается дамам носить через плечо разноцветные ленты на подобие кавалерских.

Июня 17-го. Запрещается всем носить низкие большие пукли.

Июля 28-го. Чтоб малолетные дети на улицу из домов вы-пущаемы не были без присмотру.

Августа 12-го. Чтоб те, кто желает иметь на окошках горшки с цветами, держали бы оные по внутренную сторону окон, но если по наружную, то не иначе, чтоб были решётки, и запрещается носить жабо. Чтоб никто не имел бакенбард.

Сентября 4-го. Чтоб никто не носил ни немецких кафтанов, ни сертуков с разноцветными воротниками и обшлагами; но чтоб они были одного цвета.

Сентября 25-го. Подтверждается, чтоб в театрах сохраняем был должный порядок и тишина.

Сентября 28-го. Подтверждается, чтоб кучера и форейторы ехавши не кричали.

Октября ... Чтоб мастеровые и ремесленники, приемля от кого бы то ни было из обывателей работы, оканчивали оныя непременно в назначенное ими время...

Ноября 28-го. Воспрещается ношение синих женских сертуков с кроеными воротниками и белою юпкою.

Декабря 15-го. Чтоб всякой выезжающий из города куда бы то ни было публиковался в газетах 3 раза сряду»⁵².

Эта регламентация происходила не только в столице. Бумаги из Петербурга летели по всей стране, и магистрат маленького Переславля-Залесского получал из губернского Владимира строжайшие предписания насчёт туалетов и поведения провинциальных обывателей, «чтоб кроме треугольных шляп и обыкновенных круглых шапок никаких других никто не носил и потому смотреть наиприлежнейше за исполнением сего, и если кто в противном сему явится, тех тотчас брать под стражу». По воскресеньям, великим праздникам

и «торжественным императорской высочайшей фамилии» дням запрещалась торговля, за исключением продажи съестного. Так же, как в столицах, воспрещалось ношение фраков, «а позволяется иметь немецкое платье с одинаким стоячим воротником, шириною не более как в три четверти вершка, а обшлага иметь того же цвета, как и воротники, исключая сюртуки, шинели и ливрейных слуг кафтаны, кои остаются по нынешнему их употреблению; 2-е, запрещается носить всякаго рода жилеты, а вместо оных употреблять обыкновенные немецкие камзолы; 3-е, не носить башмаков с лентами, а иметь оные с пряжками, а также и коротких, стягиваемых впереди шнурками или с отворотами сапогов; 4-е, не увёртывать шею безмерно платками, галстуками или косынками, а повязывать оныя приличным образом без излишней толстоты...».

«Заразе» французской революции Павел стремился противопоставить не только запреты, но и обновлённую идеологию самодержавия. Его взгляды соединяли теорию божественного происхождения царской власти с рыцарским служением защите «старого порядка». Понятие о благородном рыцарстве в принципе исключало революционную идею равенства и братства, но обязывало дворянина бескорыстно и беспрекословно служить.

Военные реформы также ставили целью «подтянуть» дисциплину и порядок в рядах армии. При вступлении Павла на престол гатчинские войска немедленно были включены в состав лейб-гвардии. Полки получили новую форму по прусскому образцу. «Всё пошло на прусскую стать: мундиры, большие сапоги, длинные перчатки, высокие треугольные шляпы, усы, косы, пукли (букли. — И. К.), ордонанс-гаузы, экзерциц-гау-зы, шлагбаумы (имена дотоле неизвестные) и даже крашение, как в Берлине, пёстрою краскою мостов, буток и проч. Сие уничижительное подражание пруссакам напоминало забытые времена Петра Третьего», — вспоминал адмирал и министр А. С. Шишков.

Однако стоит иметь в виду, что большая часть полевой армии и гарнизонов парики носила редко — при торжественном вступлении в город или в особые праздничные дни. А вот столичные полки действительно были обременены укладкой волос и разводами, проходившими ежедневно под грозным взором императора, болезненно внимательного к мелочам. Так усы предписывалось носить в пехоте только гренадерам, а в кавалерии — кирасирам и гусарам. В приказе по лейб-гвардии Семёновскому полку от 6 июля 1797 года говорилось: «Всем гранодерам не носить фальшивых накладных усов, а отращивать свои как возможно длиннее» (как видим, и в этом вопросе Павел разделял мнение своего отца). А бакенбарды в 1799 году были запрещены после того, как прибывший из армии курьер поведал, что их принято носить у французских офицеров: «Император, услышав об этом, приказал, чтобы немедленно сбрили бакенбарды; час спустя приказание было исполнено».

Павел искренне считал двор Екатерины II гнездом порока и праздности, подлежащим презрению и уничтожению. «За незнание своей должности, за лень и нерадение, к чему привык в бытность его при князе Потёмкине и Зубове, где вместо службы обращались в передней и в пляске», — гласил один из царских указов о разжаловании офицера из гвардии в армейский полк.

«При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, общества, ходили во фраках, а теперь с утра до вечера сидели на полковом дворе и учили нас всех, как рекрутов», — вспоминал один из гвардейских офицеров. Были уволены 333 генерала и 2261 штаб-офицер. Из армии увольняли выходцев из недворян. Зато бывшие гатчинцы делали быструю карьеру — Павел охотно возвышал исполнительных и усердных служак:

«...Июня 28-го дня 1796 г. пожалован Алексей Аракчеев полковником.

Ноября 8-го дня, 1796 г., пожалован Алексей Аракчеев генерал-майором и кавалером 1-й степени Св. Анны.

Декабря 12-го 1796 года, пожалована Алексею Аракчееву Грузинская вотчина, 2000 душ.

Апреля 5-го 1797 г. пожалован А. Аракчеев бароном Российской Империи и орденом Св. Александра Невскаго.

Января 5-го дня, 1799 года, пожалован Алексей Аракчеев орденом Иоанна Иерусалимскаго, с командорством по 1000 рублей в год.