Ромео во тьме
Шрифт:
Всю первую ночь в Лос-Анджелесе его жестоко рвало.
3.
Ромео едва смог разлепить глаза. Они болели так, что ему казалось, что они вылезли из орбит и сейчас висят на нитках нервов. Голова гудела как английский Биг-Бен, и боль ударяла в виски, словно язык колокола о его чугунные стенки.
Он лежал в большой уютной комнате, которую, сквозь светлые занавеси, наполнял мягкий дневной свет, чириканье птиц и отдаленный гул города. На кресле напротив кровати был аккуратно уложен белый махровый халат. Возле кресла стояла его сумка.
Ветерок слегка колыхал воздушные занавески, которые скрывали огромное, на всю стену, слегка приоткрытое окно. Больше Ромео ничего не смог разглядеть из-за подкатившей неуправляемой тошноты.
Он пулей вылетел из кровати и заметался по комнате. В комнате было три двери. На его счастье, первая же дверь, которую он распахнул рывком, вела в ванную с огромной мраморной джакуззи, и какими-то фантастическими светильниками.
К несчастью, его интересовал только унитаз.
Через какое-то время Ромео выполз из ванной и, раскачиваясь как на палубе, добрался до постели, просторной, теплой, застеленной ароматным бельем. Но перед тем как рухнуть как подкошенному, Ромео все же выглянул в окно.
Поверх сочных зеленых макушек высоченных пальм, его глазам открылся великолепный вид на скалы, нависшие над синим океаном. Стало понятно, что отдаленный гул, который он слышал, издавал вовсе не город, но океанский прибой.
День выдался изумительным. Жаль, что Ромео был не в том состоянии, чтобы наслаждаться видом и погодой. Он услышал всплеск воды и посмотрел вниз.
Окно его комнаты выходило на громадный внутренний двор, где были разбиты чудесные, тщательно ухоженные цветочные клумбы, и находился большой бассейн под пальмами. На краю бассейна, мокрый и взъерошенный, сидел Мэйз. Он болтал ногами в воде и пил кофе. Метрах в двух от него стоял стол, накрытый к завтраку.
Если бы Ромео мог думать, он бы сейчас подумал, что хорошо бы поплавать и позавтракать. Но думать Ромео сейчас был не в силах, поэтому он рухнул в постель как подкошенный и тут же снова провалился в сон.
«Господин Дэниелс!» – Грудной женский голос просочился в его сон, ласково пощекотал спящий слух. Ромео сладко потянулся и приоткрыл один глаз, чтобы понять свое самочувствие до того как проснуться полностью. Сон пошел ему на пользу: тошнота и головная боль отступили.
Голос позвал его опять:
«Господин Дэние-е-лс», – над кроватью склонилась пожилая темнокожая женщина. У нее было симпатичное пухлое лицо и ласковые блестящие глаза, похожие на маслины. Она улыбалась. В руках она держала поднос с едой. У Ромео свело скулы от жажды, когда он увидел графин с апельсиновым соком.
«Доброе утро, мэм». – Сипловато произнес он. Женщина засмеялась приятным глубоким смехом и покачала головой:
«Скоро уже закат, мистер Дэниелс. Утро уже наступит завтра».
«Как? Сколько времени, мэм?»
«Меня зовут Камелия, сэр». – Она поставила поднос на кровать рядом с Ромео. Он тут же схватил стакан, налил сока доверху и выпил его залпом. И почти физически ощутил как кисло-сладкий, прохладный, сок наполнял каждую клетку его пересохшего организма влагой и чистой энергией. Пока он пил, Камелия откинула шторы от окна, и комнату залил жаркий золотой свет дневного солнца.
– Я помогаю Доминику по хозяйству. Он мне почти как сын. Сейчас половина третьего, мистер Дэниелс. Доминик велел вам передать, чтобы вы отдыхали, а когда отдохнете, так он пришлет за вами. Вам не здоровилось, мистер Дэниелс…или, вроде того.
– Можно я попрошу вас называть меня по имени, мэм? Я чувствую себя неловко, когда вы говорите «мистер Дэниелс».
– Конечно, милый! – Переход с официального «мистер Дэниелс» на ласковое «милый» произошел мгновенно и очень легко. Ей тоже было не очень-то по себе звать этого мальчишку по фамилии, так еще и с приставкой «господин». Но на всякий случай, чтобы он не подумал, что она слишком фамильярна, Камелия назидательно добавила:
– Мой возраст, Ромео, позволяет звать молодых людей вашего возраста по имени. Между прочим, Доминика я иногда называю «сынок». Понимаете, – она выразительно прижала руки к груди, – для одинокой бездетной женщины нет ничего приятнее, чем звать хоть кого-нибудь сыном!
От ее слов Ромео вздрогнул. Он тут же вспомнил о матери. Мгновенно его воображение нарисовало ему маму, сидящую в гостиной в полной тишине. Ведь теперь она была в их большом доме совсем одна. Одинокая, никому не нужная…
«А, как же, никому! У нее ведь теперь есть Люциус… проклятье!»
Он мотнул головой, чтобы стряхнуть неприятные мысли, но они не улетучились вовсе, а осели, опустились, подобно тяжелому осадку, на самое дно его души. Ромео еще раз наполнил стакан соком доверху и жадно выпил.
– Покушай свой завтрак, Ромео. Не стесняйся звать меня, когда тебе что-нибудь понадобится. Можешь пользоваться в этом доме всем, что есть. И не стесняться. Таково распоряжение Доминика. А его слово в этом доме – непреложный закон! – Камелия с улыбкой подмигнула и оставила его одного.
Ромео потянулся к тумбочке, взял пульт дистанционного управления и включил телевизор, который минуту назад обнаружил на противоположной стене. Теперь можно было и поесть.
Когда с завтраком было покончено, Ромео вылез из постели, выглянул в окно. На бассейн. Вода манила его своей дикой, почти тропической лазурью и, в то же время, стерильной чистотой. Юноша не стал сопротивляться и с готовностью поддался соблазну. Он схватил полотенце в ванной и побежал вниз.
Ромео грелся на солнышке в шезлонге рядом с бассейном, когда из дома вышла Камелия. В руке она держала телефонную трубку, которую подала юноше. Из трубки несся неясный людской гомон, на фоне которого солировал глуховатый, тягучий голос Мэйза:
– Привет, пьяница. Ну, как ты, жив?
– Да, водные процедуры – самое лучшее из лекарств.
– Ты познакомился с Камелией? Она моя правая рука в доме. И левая, впрочем, тоже.
– Да, она очень милая.
– Можешь обращаться к ней в любую минуту. Она просто золото. Послушай, ты в силах сегодня приехать в издательство? Я сейчас здесь, в своем офисе. Могу прислать за тобой через сорок минут. Ты увидишь все своими глазами. Возьми с собой рукописи, чтобы твоя секретарша могла уже начать набирать текст. Спасибо она, конечно, тебе не скажет. Кто еще в нашем мире до сих пор пишет на бумаге? Ха. Литературный редактор начнет работать над правкой.