Ромео во тьме
Шрифт:
Хотя, положа руку на сердце, Ромео совсем не обязательно было куда-то переезжать. Писать для издательства он преспокойно мог бы и дома, при маме, Люциусе и прочей привычной ерунде.
Но Мэйз хотел ввести его в богему. Он хотел представить его всему художественному сообществу, хотел начать кампанию по его раскрутке нахрапом, интенсивно и по всем фронтам. Так, чтобы о нем узнали все и разом. Лос-Анджелес, Нью-Йорк, потом Сан-Франциско, Бостон и дальше.
И еще.
Увезти Ромео с собой было прихотью Мэйза.
Мэйз так захотел. А чего хотел Мэйз, – того хотел Бог. Так что, стоило поторопиться. В ближайшие часы он намеревался получить готовый контракт из Лос-Анджелеса и представить его Еве Дэниелс, пока та не опомнилась и еще чего не выкинула. Таким жестом, он проявит свое уважение к ее мнению и завоюет немного доверия.
И тогда, первым самолетом – в Лос-Анджелес! Надо было еще распорядиться, насчет доставки домой мотоцикла, Мерседеса и Порше. На этом свете он мог бы обойтись без чего угодно, кроме своих мощных игрушек. Так что машины должны были покинуть город вместе с ним, но прибыть по назначению – раньше него. И еще надо уладить сто сорок восемь дел. Поэтому, время было ему дорого.
3.
Спустя несколько часов, его Бентли уже стоял под домом Дэниэлсов. Элегантный молодой мужчина с дорогим черным портфелем позвонил в дверь.
Мэйз ужаснулся, когда в дверном проеме возникла Ева: бледная, не расчесанная, с синяками под воспаленными глазами, она была одета так же, как и накануне. «Она не ложилась спать. Что-то произошло…» – подумал он.
В нем заиграло тревожное любопытство.
– Добрый день, миссис Дэниэлс. – учтиво сказал Мэйз, как будто ничего не заметил. Женщина смерила его усталым, но от этого не менее злым взглядом.
– В этом дне нет ничего доброго. По вашей милости… – голос ее был сорван.
Доминик изобразил на лице великое изумление и пожал плечами. Ева отступила на шаг и жестом предложила ему войти.
– Но, раз уж вы такой всемогущий, то может быть, вы вытащите Ромео из его комнаты? – Лицо ее вдруг исказилось, и она заплакала. – Он не выходит со вчерашнего дня. Он молчит. Не хочет даже говорить со мной. Даже через дверь! – Она прижала руки к лицу, и плечи ее затряслись. Доминик поспешил наверх. Мало ли, что могло прийти в голову Ромео, с его тонкой душевной конструкцией.
– Ромео! – с тревогой позвал Доминик, и постучал. – Ромео, это я, Мэйз. Ты мне откроешь?
– Да. – Послышался знакомый звонкий голос, и с плеч Мэйза свалилась целая гора. Дверь распахнулась. В отличие от матери, сын выглядел прекрасно. Он был отдохнувшим и свежим. Лицо его казалось напряженным, но никакой истерики в нем Доминик не заметил.
– Господи, ты меня напугал! – Он похлопал парнишку по плечу.
– Не я, а она. – Поправил его Ромео. Он щелкнул дверным замком и присел на застеленную кровать. – Я не хочу разговаривать с ней. Я даже видеть ее не хочу. – Мэйз был удивлен, с каким спокойствием Ромео сказал это.
– Что-то случилось?
– Да. Кое-что случилось, но я не хочу сейчас об этом говорить. Я вообще не хочу о ней говорить. Когда мы можем уехать? Я соберу вещи за две минуты.
Мэйз выдержал паузу, пристально глядя на Ромео. Он не мог поверить в то, что услышал.
– Что, все-таки, случилось? – Терпеливо спросил он. Ромео передернул плечами и отвернулся.
– Я же сказал, я не хочу об этом говорить!
– Что-то серьезное? Ну, хоть что-то скажи!
– Серьезнее некуда! – Ромео вскочил с кровати и заметался по комнате, без толку что-то перекладывая с места на место. – Так мы можем ехать? Я… напишу сто тысяч стихов! Или чего угодно, только, пожалуйста, давайте уедем быстрее!
– Послушай, – Доминик с усилием притянул Ромео к себе за рукав. Он усадил его на кровать рядом с собой и заговорил очень тихо. – Мы едем сегодня же. Я это планировал. Билеты заказаны на вечерний рейс. Но перед тем как ты покинешь дом, тебе придется поговорить с матерью…
– НЕТ!
– Да, тебе придется. По нескольким причинам. Первая: я не знаю, что между вами произошло в эту ночь, но она твоя родная мать, и вы не должны стать врагами. На свете нет такой объективной причины, по которой сын мог бы стать врагом своей матери.
Вторая причина. Хоть ты и взрослый мальчик, но будет лучше, если ты и она вместе прочтете контракт, который я принес. Это важно. Контракт готов, на нем есть все печати. Надо только поставить подпись. Если хочешь, можешь подписать его сейчас здесь. А можешь подписать его у меня в офисе, с нотариусами, юристами, соответствующим пафосом и шампанским. Это на твой выбор. Но я хочу, чтобы твоя мать знала содержание контракта до последнего пункта. И третья причина. Маловероятная, но возможная. Тебе может не понравиться в Лос-Анджелесе. У тебя может ничего не получиться. Ты можешь захотеть вернуться назад. И тебе должно быть, к кому возвращаться! Если человек возвращается из города, вроде Лос-Анджелеса, то ему просто необходим добрый самаритянин, который утешит и поддержит его. Тебе нужна твоя мать, и тебе нужен Люциус. Они твои самые близкие люди.
Лицо Ромео внезапно побагровело, губы задрожали, и из глаз брызнули слезы. Черты его исказила злоба. И слезы были слезами ненависти.
«Тебе нужна твоя мать, и тебе нужен Люциус!» – Нет, надо же было такому случиться, чтобы Мэйз назвал именно тех двоих, которых Ромео в эту минуту ненавидел больше всех на свете.
Доминик ничего не мог понять. Любопытство разбирало его. Но он был терпелив. Он знал, что Ромео все ему расскажет. Не сейчас, так в другой раз.
– Контракт у тебя с собой? – Срывающимся голосом, едва смог выговорить Ромео.
– Да.
– Покажи!
Доминик открыл портфель и вынул две копии документа, напечатанного на дорогой бумаге, с логотипом в виде сине-золотого грифона на каждой странице. Последние листы венчала печать и размашистая роспись «Доминик Мэйз». Ромео вскочил с кровати, подбежал к столу, схватил первую попавшуюся под руки ручку и черкнул по закорючке на обеих копиях.
– Никто, кроме меня самого не будет ничего читать и ничего за меня решать! Она не увидит никакого контракта! Хватит с меня!