Ромео во тьме
Шрифт:
– Ошибаешься, мам! У меня все получится! – Что-то Ромео не замечал, чтобы мама хоть чуточку изменилась. Разве только,… в худшую сторону. Может, Доминик что-то напутал?
– Нет, мой милый! Ничего не выйдет. – Она горестно вздохнула.
– Что это? Она жалела его?!!
Ромео вскочил из-за стола. Ева скользнула по нему внимательным взглядом:
– По-моему, ты осунулся. У тебя желудок не болит?
– Нет! – Ромео стиснул зубы.
– Ты, надеюсь, не ешь жареной картошки?
– Еще как ем! Ем и жареную картошку, и жареных кальмаров, и
– Что же это, Доминик за тобой не присматривает? – Ехидно спросила Ева.
– Он мне не нянька!
– Тебе нужна, тебе необходима нянька! Тебе жизненно важна тотальная опека. Иначе, ты не можешь даже себя контролировать!
– Мне не нужны няньки! Я сам принимаю реше…
– Эй, секси Ма, ты пиво достала? С кем это ты там разговариваешь? – послышался голос с лестницы, и скоро Ромео ошеломленно смотрел, как в кухню входит Люциус. Помятый, всклокоченный, и в одних трусах.
Он слышал, как, завидев Ромео, Люциус едко усмехается и произносит: «А-а, наш плюшевый пудель приехал. Ну, как, уже стал супер-звездой, пупс?»
Ромео перевел взгляд на маму. Та улыбалась, как ни в чем, ни бывало, и весело глядела на него. «Она солгала Мэйзу…» – с ужасом подумал Ромео. «Она солгала и про свои сожаления, и про то, что прогнала Люциуса. Она обманула его. Ей надо было только заманить меня сюда, унизить меня. Она счастлива в своем предательстве!»
В голове закончились мысли, и Ромео со сжатыми кулаками кинулся на
О. Кайно, который в этот миг открывал холодильник, чтобы достать себе банку пива.
4.
Ромео запрыгнул ему на спину, вцепился мертвой хваткой в его шею, так, что пальцы стали белыми, и принялся душить его. Люциус нелепо взмахнул руками и завертелся на месте, как медведь, который пытается скинуть со своего загривка собаку.
–Ненавижу тебя! Подонок! – Шипел Ромео, продолжая сжимать шею О. Кайно.
– Ромео, прекрати! – Вопила мать.
Люциус не удержался на ногах, и они рухнули вниз, и тут же, сдавленно кряхтя, покатились по полу, сцепившись руками и ногами. Лица обоих сделались пунцовыми, синие глаза Ромео побелели.
Ева не могла разобрать, кто есть кто в том шипящем, орущем, рычащем, клубке. Она бегала вокруг, но не знала, с какой стороны подступиться.
– Хватит! Прекратите! Идиоты! – Кричала она и пыталась ухватиться за них, чтобы отодрать друг от друга.
Внезапным, молниеносным движением, Ромео схватил Люциуса за волосы и ударил затылком об пол. Пока тот, вскрикнув, схватился за голову, Ромео вмиг оседлал его и со всего размаху ударил его в челюсть, а потом еще раз, прямо в переносицу.
– Стой! Ты обезумел, Ромео! Что ты делаешь! – Ева упала на колени рядом с О. Кайно, и приподняла его голову. Тот сипел и пытался вытереть кровь, которая растекалась по его лицу.
– Какого черта он делает здесь, этот урод! Откуда он взялся?!! Как он вообще может быть здесь?!
– Да, он здесь!
Как, оказывается, давно Ромео не слышал этот голос, который звучал металлом, как пустая кастрюля. – Мало того, милый мой сын, он живет… – она запнулась: признаться в этом было вовсе не так просто, как она ожидала, – в твоей комнате. Он живет в твоей комнате!
Ромео вскочил на ноги и кинулся вон из кухни, вдоль по коридору, в другую часть дома, в свою комнату.
Он толкнул дверь с такой силой, что, распахнувшись, она с грохотом стукнулась о стену.
Ромео обомлел, едва его взгляд скользнул по комнате: на спинке его кровати висели грязные джинсы Люциуса, всюду были разбросаны кеды и носки Люциуса, пепельница была полна окурков от сигарет Люциуса.
В комнате пахло Люциусом.
Раритетные пластинки, которые коллекционировал Ромео, и которые прежде складывал с особой тщательностью, были раскиданы по полу и валялись кое-как, без конвертов. На глянцевых конвертах, явно не первый день, лежали недоеденные гамбургеры, чипсы, к портретам исполнителей были прилеплены жвачки.
На почетном месте в центре стола красовалась ярко-красная лакированная гитара, гордость О. Кайно.
К ней-то и метнулся Ромео. Он схватил ее за гриф, стащил со стола, размахнулся и, что есть силы, обрушил на чугунную, кованую спинку кровати. Пронзительно завизжав рвущимися струнами, гитара хрустнула, ее корпус прочертила огромная трещина. Ромео ударил еще раз, потом распахнул окно и вышвырнул обломки гитары на улицу.
Ему вдруг показалось, что он оглох. Глаза жгло, но Ромео не позволил слезам выступить.
Он выбежал из комнаты и вернулся в кухню.
Мама до сих пор сидела на коленях на полу и вытирала лицо Люциуса. Ромео уверенно подошел к ним и громко сказал:
– Ты обманула меня. Я не понимаю, зачем ты это сделала. Но я хорошо усвоил одно: я не нуждаюсь в тебе! Мало того, я вовремя ушел от тебя! Все двадцать два года ты портила мне жизнь! Если бы я остался, ты бы уничтожила меня. Ты бы раздавила меня. Ты лицемерная, слепая, жадная женщина. Ты не мать, ты алчная паучиха! На черта ты мне такая нужна? Чтобы всю жизнь сосать из меня соки? Уродовать меня, делать из меня своего раба? Нет, милая мама, больше не получится! Мне крупно повезло, что в моей жизни появился Мэйз, который смог вытащить меня из твоей паутины! Отныне, я не собираюсь смотреть ни на тебя, ни на твоего мерзкого, изуродованного кобеля!
– Ты сволочь! – Заорал Люциус и, отпихнув Еву от себя, вскочил на ноги. – Это ты предатель! Ты лицемерная сволочь! Я был твоим другом! Это ты предал меня! Мне твой хренов Мэйз все про тебя рассказал. Это я-то пустой, бездарный балласт?
–Заткни свою пасть, ничтожество! Ты смеешь еще прикрываться Мэйзом? Да я слышать о тебе ничего не хочу. Не смей вообще произносить это имя!
– Сын! – Попыталась вмешаться Ева
– Не смей говорить это слово! – Заорал, не в силах больше сдерживаться, Ромео. – Все!