Ромео во тьме
Шрифт:
Под ногами его вдруг резко скрипнула гнилая половица. Он замер. Сердце его бешено колотилось: кроме скрипа, он явственно услышал еще какие-то звуки. Он прислушался. На миг воцарилась тишина, но потом звуки повторились вновь.
Кто-то или что-то копошилось в черном углу. «Это мышь! Мышь!» – внутренний голос Мэйза старался перекричать грохот сердца в его ушах. Он торопливо нащупал в кармане брюк зажигалку. Тут к копошению добавился еще один звук…как… хлопанье крыльев… «Это… летучая мышь! Это летучая мышь. Маленькая и безобидная»!
Мэйз выдернул зажигалку из кармана и чиркнул
Свет вспыхнул неожиданно ярко, как от факела, и Мэйз, вскрикнув, с ужасом отпрянул: сморщенным лицом старика, на него из угла глядело существо!
Оно было похоже на огромную птицу с человечьей головой. Оно угрожающе захлопало орлиными крыльями и стало подпрыгивать на когтистых птичьих лапах гарпии. Злобный взгляд морщинистого лица проткнул Мэйза насквозь, как двумя шипами, ноздри крючковатого носа раздулись, и существо, скрипучим, пронзительным голосом закричало: «Иди! Что ты стоишь? Иди туда! Трусливая баба!»
Мэйз застыл, будто врос в пол. Чудовище, тем временем, шипя и раскрывая крылья, мелкими прыжками наступало на него из своего угла, невиданным способом освещенного зажигалкой, как полыхающим костром. «Что ты топчешься на месте! Вечно топчешься на месте! Дыра в полу! Уже дыра в полу! Иди! Вперед! Пошел вон!» – Выкрикивало оно, шипело и показывало раздвоенный змеиный язык.
Доминик попятился и кинулся прочь. Ноги сами привели его к лестнице наверх. Спотыкаясь, он бегом поднялся на второй этаж, который был ярко освещен лунным светом.
Там ужас мгновенно отпустил Мэйза. «Это, должно быть, третий приход от «замеси». Ну и глючит!» – подумал он. Он отдышался и приложил руку к груди. Ладонью он ощущал биение своего сердца. «Оно не бьется. Оно скачет…» – он с силой выдохнул. Огляделся.
По обеим сторонам лестницы двери в комнаты были распахнуты и, ведомый каким-то наитием, Доминик, не задумываясь, повернул направо.
Там он обнаружил еще одну лестницу, которая привела его на третий этаж, в мансарду. Мэйз, почему-то сразу понял, что это был жилой этаж, а не хранилище для хлама. Здесь, наверное, располагались спальни. Мебели, конечно, никакой не было, только голые стены.
Мансарда тоже было ярко освещена луной. В ночи, череда этих пустых комнат выглядела некоей лунной галереей, которая, казалось, предназначалась именно для того, чтобы любоваться небом и его светилами: по всему своду потолка располагались огромные, не заколоченные окна, словно оправы для драгоценных небесных пейзажей. Подле каждого можно было стоять часами и любоваться нерукотворными картинами. Эти картины беспрестанно бы менялись, но оставались неизменно великолепными.
Оконные рамы отбрасывали на пол тени крестами. Мэйз осторожно ступал то в голубоватый лунный луч, и весь начинал светиться мириадами звездных пылинок, то в густую черноту тени, и сливался с нею, становясь невидимым. Так он пересек одну комнату за другой, может быть три или четыре, пока, наконец, увидел Ромео.
3.
Доминик ступил во тьму в очередной раз. Он оказался в углу просторной, абсолютно пустой комнаты. Ее наполнял лишь летний, слегка запыленный воздух, да яркий,
На полу, прямо в центре размытого отражения ночного светила, на коленях сидел Ромео. Он не сводил глаз с сияющего, тонкого рога юного полумесяца, что повис в бархатном небе, прямо в квадрате огромного окна.
Не осмелившись беспокоить Ромео, Доминик незаметно опустился на пол в своем темном углу и стал наблюдать за юношей. Ему было интересно, что же могло последовать за этим созерцанием.
Прошло время. Может быть, пять минут, может быть, два часа, никто бы не смог сказать точно. Ромео продолжал мечтательно смотреть на круторогий месяц, а Мэйз, как загипнотизированный, не мог оторвать взгляда от Ромео.
В какой-то момент он вдруг увидел, как звездная пыль курчавыми вихрями закружилась по комнате, рассеиваясь в кристаллах лучей лунного света, осыпая блестками кудрявую голову Ромео. Вокруг него, слегка задевая лицо Мэйза своим дыханием, с легким шелестом быстро носились голубоватые тени, может быть, ангелов, может быть, призраков. Или каких-то иных существ. Их привлекала чудесная энергия, которая лучилась от сидевшего на коленях юноши. Сейчас она была видна даже глазу простого смертного. Энергия неясной радугой пульсировала вокруг Ромео, принимала его очертания, заволакивала его в переливающийся кокон. Эфирные существа кружились вокруг него, подхватывали невидимыми крыльями частички радужного сияния, от чего их стремительный полет оставлял за собой многоцветный шлейф.
Доминик затаил дыхание от восторга. На его глазах потолок кружевом заплетали замысловатые узоры созвездий, что переселились в эту комнату прямо с небесного свода. Стены расчертили красные раскаленные стрелы, словно бы тлеющие углями хвосты комет.
Пустой дом вдруг стал Вселенной, а мансарда – галактикой, со всех сторон защищенной от внешнего вторжения. Целый мир, необъятный, необъяснимый и непознанный, замкнулся в комнате, под крышей заколоченного дома. Это был их мир! Только Дэниелса и Мэйза! Или только Дэниелса?
Доминик вздрогнул.
Он видел, что там, залитый волшебным светом, сидел юный ангел, вокруг которого вертелся целый космос, в которого небеса вложили свое благословение, который был наделен великой силой чистоты. И который обладал даром очищения!
Во тьме пыльного угла, прятался он, Мэйз. Кем он был здесь?
В сознании Мэйза зловонным роем замелькали его демоны. Ему померещилось, что он весь был покрыт грязью, с головы до пят. Он был запятнан властью и осквернен богатством. Снедаем алчностью и порабощен тщеславием.
Ему необходимо было очиститься. Во что бы то ни стало! И, глядя на Ромео, он осознал, кто мог дать ему это очищение.
Круша окаменевшую скорлупу его черствой души, наружу бешеным потоком вырвалось то самое, некогда страшное, постыдное чувство. То самое чувство, что так долго терзало его вопросами, мучило догадками, которому он так долго противостоял. С которым так ожесточенно боролся.
Как же он раньше заблуждался! То влечение, которое он испытывал к Ромео, и которое так пугало Мэйза, было вовсе не плотским!