Ромул
Шрифт:
— Я победил! — хрипло выкрикнул он. — Вы поняли, Ромул и Тит? Я Царь Леса!
— Отведите его, — приказала жрица, — пусть отдохнёт.
— Рана тяжёлая? — спросил Ромул, когда Муция увели.
— Не слишком, — ответила жрица, — но боюсь, задеты другие важные части тела. А вам я могу предложить ночлег. Куда вы пойдёте среди ночи? Вы сказали, что вы из Ференты? Какой он славный юноша, ваш ферентинец.
К утру Муций уже ходил, хотя и немного прихрамывал. Он знакомился со своими жреческими обязанностями, узнавал имена служительниц. Одна жрица на задворках храма прилежно точила его затупившийся в битве меч. Ромул с Титом попрощались с другом и отправились домой. Им предстояло
— Знаешь, — сказал Ромул Титу по дороге, — вот Муций достиг цели и стал царём. Но он убил невинного.
— Ну уж и невинного! — возразил Тит. — Этот жрец сам убил семерых, считая прежнего жреца. Таков уж закон Дианы.
— Конечно, богине видней, если только это её воля, а не выдумка какого-то очень древнего жреца. Хорошо, что у обычных людей другие законы.
— А по-моему, те же самые. Что плохого в том, что власть получает сильнейший?
— А как ты думаешь, — возразил Ромул, — о чём больше будет заботиться Муций: о храме или о том, как себя защитить? Несчастен город, живущий по таким законам. Царь, получивший власть по праву силы, станет думать не о своём народе, а о себе, и в конце концов будет свергнут по тому же праву. Настоящий царь может быть только наследным, если народ уважает его семью, а ещё лучше избранным.
Глава 12. НУМИЯ
С нами сегодня в гостях и муж твой
ужинать будет.
В Ференте Ромула ждал Туск. Он, разминувшись с Ромулом, приехал накануне из Габий с вестью о кончине Авла и просьбой Нумии проводить её в Куры. Там ей придётся доказывать, что она отпущенница, а среди сабинов мало кто умеет читать, тем более по-этрусски, и никто не верит письменному слову. Рано утром следующего дня Ромул и Туск нацепили мечи, сели на коней и выехали в Габии. Погода испортилась, небо заволокли тучи, ветер шумел, но дождя не было. Ехали налегке, по прохладе кони шли бодро. Ромул ехал вторым, опустив поводья Рыжего, юноша не думал о предстоящем путешествии в землю сабинян, о возможных трудностях и опасностях. Его занимала только Герсилия.
Ведь Нумия родом из тех самых Кур, куда Герсилию увёз Гостилий. Может быть, там он встретит её? Какое было бы счастье увидеть её хоть совсем ненадолго, хоть мельком, хоть издали. Он одёргивал себя: «Нет, никогда! Она нарушила клятвы, польстилась на деньги, предала в самый трудный момент жизни». Он не станет искать встречи, напротив, вытравит из памяти образ этой коварной женщины. И всё-таки Ромул продолжал думать о ней и ничего не мог с собой поделать.
До Габий добрались быстро, у Туска даже возникла мысль сразу ехать в Куры; до них от Габий было ближе, чем до Альбы. Но Нумия, которую они нашли у жрицы Нортии, попросила повременить до завтра. Ей надо было кое-что купить, а главное, спуститься в гробницу Авла и попрощаться с ним.
Этрусский город мёртвых находился за рощицей примерно в миле от Габий. Трое посетителей подошли к ограде, за которой лежала сеть прямых улочек. Между ними вместо домов среди кустов шиповника поднимались странные каменные сооружения, похожие на огромные алтари — круглые, прямоугольные, многогранные. На всех строениях виднелись дверные ниши, направленные в одну сторону, на запад.
Подошедший сторож спросил, какая им нужна гробница, и взялся проводить. Он узнал Нумию, похоронившую мужа три дня назад, но сопровождение посетителей считалось обязательным, чтобы исключить кражу приношений. Сторож по центральной дорожке подвёл пришедших к приземистому каменному кубу, достал из сумки кривой железный прут, сунул его конец в отверстие двери и двумя руками повернул. Заскрежетал засов, дверь
Вниз вела тесная каменная лестница. Ромул с неприятным чувством спускался под землю за трепещущим светом факела, касаясь ладонями неровных стен. Гробница была неглубокой, и скоро посетители оказались в продолговатой комнате с разрисованными стенами, вдоль которых тянулись полки, уставленные приношениями умершим предкам Авла и ему самому — бронзовые и глиняные фигурки, этрусские и греческие вазы, какие-то украшения и коробочки. На каменных плитах пола виднелись имена здесь похороненных, на одной — выделялось свежевыбитое имя Авла и лежали увядшие цветы. Ромул постоял над плитой учителя, пожелал покоя и мира его тени и, если правда то, что считают этруски, удачного нового рождения.
Простившись с Авлом, Ромул обратился к рисункам. На стене разыгрывалась жестокая сцена: человек с надетым на голову мешком вслепую отбивался кнутом и палкой от свирепого пса, которого держал на верёвке и натравливал на него другой человек. Жертва была покусана, из ран текла кровь, пёс зол и страшен, а его хозяин хищно улыбался. С двух сторон были нарисованы зрители, мужчина и женщина, довольные представлением.
— Что это? — спросил Ромул у Туска.
— Старая обряд задабривания демонов, — ответил тот. — Если демоны насладятся чужими мучениями, то не тронут душу покойного. Но обряд не обязательно исполнять, достаточно рисунка.
На противоположной стене был нарисован стол и пирующие гости. Туск объяснил, что это пожелание душе умершего так провести положенный срок в царстве мёртвых до нового рождения.
Выйдя наружу, Ромул подумал, что латины хоронят своих близких правильнее. Ведь тень жизни похожа на дым, пусть себе летит с, ним, очищенная огнём, куда призовут её боги. Сторож закрыл дверь и задвинул засов, потянув за толстый кожаный шнур, Нумия дала ему монету, и посетители покинули кладбище.
Вернувшись в город и не заходя домой, занялись покупками; Авл оставил Нумии немного денег; она хотела купить «лошадку для путешествия и подарки хорошим людям». Обойдя весь конный ряд, они единодушно выбрали спокойную молодую кобылу небольшого роста. Вместе с лошадью хозяин продал им уздечку и всё необходимое для верховой езды.
— А ты сумеешь управиться с лошадью? — спросил Ромул.
— Я сабинянка! — обиженно ответила Нумия и повела их покупать платки и украшения для женщин, а для мужчин ножи с красивыми ручками.
Ещё она купила пузатую глиняную бутылку этрусского вина, по словам продавца, из особого винограда, растущего в Помпее на склонах Везувия. Туск попробовал вино, одобрил, правда, поджав губы, заметил, что оно немного разбавлено. Продавец поклялся, что это не так, но цену сбавил.
С рынка все отправились к Туску, у отца которого была конюшня. Нумия гордо восседала на своей лошадке.
Выехали рано, обогнули этрусское кладбище и направились на восток к горам. Ехать решили через Тибур. Это было дальше, но там через Аниен имелся удобный брод, кроме того Нумия, которой приходилось ездить в Тибур из Кур, хорошо знала этот путь.
Утро выдалось прохладным и пасмурным. Дорога была широкой, все ехали рядом, и Нумия стала рассказывать провожатым о сабинской столице. В Курах, как и в Альбе, существовало два сильных враждующих рода — тации, к которому принадлежала она сама, и их соперники курции. Курции по образцу латинов или этрусков основали город, а тации издавна жили в селении у города, перенося его раз в несколько лет вдоль подошвы городского холма. Когда земля истощалась, тации бросали пашни, выжигали молодой лес, выросший за это время на старых полях, и переселялись на новое место. Но городское население растёт, и из-за пашен между курциями и тациями возникает всё больше споров.