Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Ливен Доминик

Бездействие Силезской армии позволило Наполеону отойти, перевести дух и затем внезапно атаковать 12-тысячный отряд, который ранее, 12 марта, занял Реймс, под командованием Э.Ф. Сен-При, в 1812 г. бывшего начальником штаба П.И. Багратиона. Хотя потери французов при Лаоне составили по крайней мере 6 тыс. человек, из Парижа подошли подкрепления, и в распоряжении Наполеона вновь оказалось 40 тыс. солдат. Этого было более чем достаточно, чтобы нанести поражение Сен-При, тем более что Наполеон застал войска коалиции врасплох. В какой-то мере Сен-При сам был виноват в том, что не принял должных мер предосторожности, однако сложно было предположить, что армия Блюхера встанет как вкопанная, потеряет из виду Наполеона и не сможет предупредить о перемещении его войск. Часть отряда Сен-При состояла из прусского ландвера, который рассредоточился на местности в поисках продовольствия и оказал слабое сопротивление, когда французы атаковали 13 марта. Однако русские полки Сен-При его собственного 8-го пехотного корпуса состояли из более стойких вояк и сумели вступить в беспощадный бой с противником, несмотря на то, что их генерал был серьезно ранен и не участвовал в сражении с самого его начала.

Главным оплотом сопротивления русских был Рязанский пехотный полк — старая боевая единица с хорошим послужным списком, созданная Петром I в 1703 г. За время последней войны полк сражался под Бородино, Баутценом и Лейпцигом: в результате 35% офицеров полка были убиты или ранены, а 32% солдат удостоились военных наград. Сам генерал Э.Ф. Сен-При пользовался популярностью в своих

войсках, о которых он хорошо заботился, например, употребив средства, полученные в результате захвата казны одного из французских полков, для покупки новой одежды для своих солдат зимой 1813–1814 гг. Особенно близкие отношения сложились у него с Рязанским пехотным полком, который он называл «гвардейцами 8-го корпуса». Командиром Рязанского полка был умевший вдохновлять своих подчиненных полковник И.Н. Скобелев — сын государственного крестьянина, который прослужил двенадцать лет, прежде чем получил указанное звание. 13 марта среди неразберихи сражения третий батальон Рязанского пехотного полка оборонял бруствер напротив главных ворот Реймса и отбил атаки французов, пытавшихся ворваться в город. Тем временем первый батальон полка, изначально находившийся в двух километрах от городских стен, построился в каре против французской кавалерии и, поместив в центр каре раненого Э.Ф. Сен-При, пробился туда, где держал оборону третий батальон. Два батальона Рязанского пехотного полка затем сформировали ядро русского арьергарда под командованием Скобелева, который сдерживал натиск французов достаточно долго для того, чтобы большая часть 8-го корпуса успела выбраться из города и перестроиться за пределами городской черты. Сам Рязанский полк был отрезан, но смог уйти от неприятеля по городским закоулкам при помощи местного проводника-роялиста [861] .

861

Шеленговский И.И. Указ. соч. Т. 2. С. 251 275. Скобелев в действительности был однодворцем, т. е. являлся потомком свободных крестьян-колонистов, которые селились на южных окраинах Московии в XV–XVI вв. Ко времени правления Александра I однодворцы несли приблизительно те же налоговые тяготы, что и государственные крестьяне.

Нанеся поражение Э.Ф. Сен-При, Наполеон дал своим войскам двухдневный отдых в Реймсе, прежде чем бросить их на юг против К.Ф. Шварценберга. В то же время первые три недели марта были очень напряженным временем для лиц, входивших в состав ставки коалиции, и прежде всего для Александра I. Российский император был не лишен военного таланта, но он нервничал, и ему не хватало уверенности. Переписка, которую он вел в марте 1814 г., свидетельствует о наличии у него опасений, что история может повториться. Александр I был взбешен тем, что Шварценберг в очередной раз наступал крайне осторожно и медленно — и это тогда, когда армии Блюхера грозила серьезная опасность. Российский император постоянно пытался подгонять Шварценберга, одновременно с беспокойством осведомляясь о безопасности Блюхера и Сен-При и сетуя на то, что известия от них поступали так редко. 12 марта в ставке коалиции разыгралась неприятная сцена, когда Александр I спросил Меттерниха о существовании секретных приказов, которые Шварценберг получал от австрийской стороны и которые сдерживали продвижение главной армии. Тогда же Фридрих-Вильгельм III выкрикнул, что австрийцы предают дело коалиции и обрекают прусских и русских солдат армии Блюхера на гибель. Поступившие сведения о поражении Сен-При, разумеется, отнюдь не развеяли опасений Александра I. Помня о февральских событиях, он боялся, что, как и тогда, армейский корпус П.X. Витгенштейна и авангард П.П. Палена будут отрезаны и станут уязвимыми для внезапного нападения. А.Ф. Ланжерон вспоминал, что скорость и отвага Наполеона, проявленные им в феврале, выбили союзников из колеи: «Мы полагали, что его появления можно ждать, откуда угодно». Как ни к кому другому все вышесказанное относилось к Александру I [862] .

862

Переписка Александра I, хранящаяся в архиве, включает в себя много писем, в которых речь идет о подобного рода переживаниях. См. письмо от 28 февр. (ст. ст.) к К.Ф. Шварценбергу, в которых император призывает его вести наступление более быстрыми темпами, и письмо от 5 марта (ст. ст.) к H. H. Раевскому. Во втором случае Александр предупреждал Раевского о возможном окружении и призывал его быть готовым к тому, что Наполеон мог атаковать его в любой момент, см.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. Л. 147 (об.), 151. О событиях внутри главного штаба коалиции см.: Schwarzenberg К. F. Op. cit. P. 306–308, 483–484; Langeron A. Op. cit. P. 423.

Тем не менее Александр I справедливо полагал, что стратегия Наполеона на тот момент состояла в нанесении удара по правому флангу и тылу главной армии в надежде на то, что французам удастся отрезать и уничтожить один из ее армейских корпусов. На самом деле, если Наполеон собирался атаковать главную армию коалиции, возможность сделать это у него имелась только тогда. Он был вынужден оставить маршалов Мармона и Мортье с 20 тыс. солдат для наблюдения за 100-тысячным войском Блюхера. Маршал Макдональд охранял южные подступы к Парижу, имея при себе 30 тыс. воинов против 122-тысячной армии Шварценберга. Поэтому в распоряжении самого Наполеона имелось едва 20 тыс. человек, когда 17 марта он направился к югу от Реймса в надежде застать Шварценберга врасплох. Во время марша он мог рассчитывать получить из Парижа в качестве подкрепления несколько тысяч солдат, но даже если бы он затем соединился с Макдональдом, главная армия коалиции все равно более чем вдвое превосходила численность войск французского императора. 21 марта, когда Наполеон обнаружил, что при Арси-сюр-Об ему противостоит целая армия Шварценберга, он понял, что его наступление провалилось, и что ему не остается ничего иного, кроме как отступить.

Именно в тот момент решение коалиции вторгнуться во Францию зимой и не дать Наполеону сформировать новую армию по-настоящему себя оправдало. В депо французского императора не оставалось резервов, а два месяца непрестанных маршей и боев ослабили его армию. После отступления от Арси у Наполеона оставалось всего два варианта. Он мог отступить к столице и сконцентрировать здесь всех солдат и национальную гвардию, которую ему удалось бы собрать, для обороны Парижа. Его присутствие держало бы в благоговейном страхе все оппозиционные ему силы в столице. Занявшее оборону на холмах, в садах и зданиях в окрестностях Парижа, даже 90-тысячное войско под командованием самого Наполеона стало бы для коалиции крепким орешком [863] .

863

Обстоятельное рассмотрение двух возможных вариантов см. в кн.: Ibid. Р. 434–437.

Другим вариантом, принятым Наполеоном на вооружение 22 марта, был удар по коммуникациям коалиции, протянувшимся к Рейну. В ходе кампании в целом он проявлял большую осторожность, в частности, он чрезвычайно остро воспринимал все, что представляло угрозу для его тыла. Таким образом, Наполеон мог резонно предположить, что если бы он сам атаковал коммуникации Шварценберга основными силами своей армии, то главнокомандующий коалиции отступил бы от Парижа и попытался защитить свои базы и линии снабжения. Ничто в манере ведения боевых действий, которой Шварценберг придерживался на более ранней стадии кампании, не давало оснований полагать, что он рискнет повернуться спиной к Наполеону и двинется на Париж. Если бы, однако, союзники это сделали,

тогда Наполеону нужно было найти в себе силы и пожертвовать своей столицей — так же, как Александр I в свое время пожертвовал Москвой. Одним из самых слабых мест Наполеона в 1814 г. было понимание невозможности такого шага — по политическим соображениям. Развитие событий подтвердило его правоту. Когда французские войска заняли Москву, Вену и Берлин, Романовы, Габсбурги и Гогенцоллерны не встретили серьезной оппозиции среди своих поданных. В течение недели после входа войск коалиции в Париж, были сметены не только Наполеон, но и его династия. Мнение Наполеона о том, что его трон более хрупок, чем те, на которых восседали противостоявшие ему легитимные монархи, оказалось справедливым. С другой стороны, в 1813–1814 гг. многие его деяния убедили французскую элиту, что он в большей степени сражался ради собственной славы, чем во имя интересов Франции [864] .

864

Последующие высказывания самого Наполеона по этому поводу приводятся в кн.: Bernhardi T. Op. cit. P. Vol. 4. Book. 2. P. 292–294.

22 марта К.Ф. Шварценберг и Александр I не знали, куда направлялся Наполеон. П.М. Волконский 22 марта писал А. Гнейзенау, что Наполеон маскирует свои перемещения, оставляя после себя крупные кавалерийские заслоны. Союзники намеревались идти за ним по горячим следам. Если бы неприятель атаковал Силезскую армию, главная армия коалиции оказалась бы как раз у него на хвосте и нанесла ему удар в тыл. Если бы Наполеон отправился в ином направлении, обе армии коалиции должны были объединиться, двинуть свои силы против него и стремиться навязать ему сражение. В тот самый вечер Г.Л. Блюхер установил точное направление движения Наполеона, так как его казаки захватили в плен французского курьера вместе с письмом от Наполеона к Марии-Луизе, в котором тот сообщал о своем намерении атаковать коммуникации союзников и тем самым оттянуть их силы от Парижа [865] .

865

РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. Л. 154 (об.). В целом аналогичное описание событий см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3; Богданович М.И. История войны 1814 г. Т. 1.

Копия письма была немедленно направлена главный штаб коалиции, где было решено обсудить дальнейшие действия на военном совете, который прошел в Пужи в полдень 23 марта. Однако из ближайших русских военных советников Александра I в то время в Пужи находился только П.М. Волконский, а он никогда не выступал с публичной речью на подобного рода мероприятиях. Ключевым моментом, однако, было то, что к тому времени, когда армии коалиции удалось бы развернуть, Наполеон имел бы два дня форы. Теперь ничто не могло помешать ему зайти в тыл союзникам. Любые попытки устремиться в обратном направлении для защиты баз коалиции, имели бы крайне негативные последствия для морального духа и дисциплины союзных войск, не в последнюю очередь потому, что им пришлось бы идти по опустошенным войной землям, где им было бы очень трудно найти продовольствие. Поэтому союзники какое-то время придерживались существовавшего на тот момент плана, согласно которому они должны соединиться с Блюхером, а затем двинуться навстречу неприятелю и дать ему бой. Тем временем комендантам городов и военачальникам в тылу были разосланы приказы, предписывавшие взять под охрану или отвести от больших дорог как можно больше запасов продовольствия, транспортных колонн и подкреплений. Ф.Ф. Эртель, чересчур нервный начальник военной полиции, ранее получил выговор за то, что слишком активно реагировал на мнимые угрозы коммуникациям российских войск. Теперь же он получил срочные приказы от М.Б. Барклая о принятии неотложных мер по охране российских баз, магазинов и войсковой казны. На этот раз Эртель действовал удачно и отправил Барклаю, также выходцу из балтийских губерний, отчет о своих действиях на латышском языке, понятном главнокомандующему. Если бы приказы были перехвачены, редкий француз смог бы их разобрать [866] .

866

Friederich R. Op. cit. Vol. 3. P. 281–282. О более ранней критике в адрес Ф.Ф. Эртеля см.: РГВИА. Ф. 103. Оп. 4/120. Св. 12. Д. 126. Л. 71; Михайловский-Данилевский А.И. Описание похода во Францию… С. 284–285.

Вечером 23 марта Шварценберг, Александр I и Фридрих-Вильгельм вместе со своими штабами отправились из Пужи в Сомпюи, куда они прибыли утром следующего дня. По дороге они получили новые послания, перехваченные русской кавалерией. В них говорилось о низком боевом духе рядовых и генералов наполеоновской армии, а также сообщалось, что парижские депо и арсеналы пусты. Самым важным было письмо, адресованное Наполеону его шефом полиции Савари, который писал, что не может поручиться за лояльность столицы в случае приближения армий союзников. В ту же ночь с юга было получено известие, что Бордо перешел на сторону Бурбонов и занят А. Веллингтоном. Тем не менее, когда утром 24 марта Шварценберг и Фридрих-Вильгельм покидали Сомпюи, план коалиции заключался в том, чтобы объединить две армии и затем отправиться на поиски Наполеона.

Вскоре после этого, около десяти часов утра, Александр I позвал к себе М.Б. Барклая, И.И. Дибича и К.Ф. Толя, показал им перехваченные письма и текущее местоположение войск на карте и попросил совета о том, что лучше всего предпринять в данной ситуации. Император предложил варианта: либо союзники преследуют Наполеона, либо идут на Париж. Возможно, Александр I к тому времени уже успел переговорить с П.М. Волконским, который в частной беседе советовал императору идти на Париж. Барклай, напротив, был осторожным и не слишком изобретательным стратегом: он высказывался за продолжение текущей линии, нацеленной на соединение с Блюхером и совместные поиски Наполеона. Дибич не выразил открытого несогласия со старшим по званию, но посоветовал одновременно отправить сильный корпус для взятия Парижа. Толь всегда был менее «политичным» и тактичным человеком, чем Дибич. Несогласие с начальством было его второй натурой. Он утверждал, что один единственный корпус никогда не сможет взять Париж. Вместо этого обеим армиям следовало направиться к столице, выслав вперед летучую колонну, преимущественно состоявшую из кавалерии, которая должна была следовать за Наполеоном по пятам и докладывать о его передвижениях [867] .

867

Единственным свидетелем этого обсуждения, оставившим его подробное описание, был К.Ф. Толь, см.: Bernhardi T. Op. cit. P. Vol. 4. Book. 2. P. 310-314. Т. Бернгарди справедливо опровергает австрийские претензии на авторство плана за отсутствием доказательств, а также на том основании, что, если бы это было так, то действия К.Ф. Шварценберга выглядели бы абсурдно. Сложнее исключить возможность участия П.М. Волконского в составлении плана. Согласно А.И. Михайловскому-Данилевскому, сам Александр I сообщал ему о советах, данных императору П.М. Волконским. Тот факт, что А.И. Михайловский-Данилевский в своем печатном труде упоминает о роли П.М. Волконского, легко можно списать на стремление автора, не раз обнаруживающее себя на страницах книги, превознести заслуги тех, кто в николаевскую эпоху стал вельможами, и тем самым угодить им. Однако он пишет то же самое в рукописи, которая не предназначалась для публикации и в которой А.И. Михайловский-Данилевский в целом критически отзывается о своем бывшем начальнике, см.: Михайловский-Данилевский А.И. Мемуары, 1814–1815 гг. С. 33–35. См. также, однако, краткое описание данного эпизода, которое И.И. Дибич приводит в своем письме к А.А. Жомини, опубликованном в кн.: Langeron A. Op. cit. P. 491–493.