Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
Шрифт:
На этот счет существует ряд правдоподобных объяснений. Истинный размер наполеоновской армии, готовившейся к вторжению в Россию, стал известен только в начале 1812 г. Александр также не желал провоцировать Наполеона, открыто наращивая численность российской армии. Возможно, еще большее значение имели кадровые и финансовые проблемы. Не было никакого смысла проводить мобилизацию многотысячной массы рекрутов и кормить их за государственный счет до тех пор, пока не было достаточного количества обер- и унтер-офицеров, которые могли бы обучить их и повести в бой. Государство в 1807–1812 гг. сделало все возможное для подготовки эффективных военных кадров. Полковое начальство получило инструкции по выучке младших унтер-офицеров. Были сформированы три так называемых гренадерских подготовительных батальона, которые должны были готовить кадры для замещения должностей фельдфебелей и унтер-офицеров. Существовали различные стимулы для получения офицерского звания. Например, вдовы офицеров, погибших в сражении, получали их жалование в полном размере в качестве пенсии. Еще важнее было то, что военное министерство учредило приписанный ко Второму кадетскому корпусу так называемый Дворянский полк,
198
О Дворянском полке см.: Гольмдорф М.Г. Материалы для истории бывшего Дворянского полка. СПб., 1882. Статистические данные см. на С. 137. О привлечении офицеров см. также: Андроников А. Н., Федоров В.П. Указ. соч. С. 2–9, 100–182.
Действия и слова Александра I накануне наполеоновского вторжения, позволяют понять, в каком направлении работала его мысль. В августе 1812 г. он сказал официальному лицу из Финляндии, что единственный способ сплотить российское общество, несмотря на огромные жертвы, которые потребуется принести для победы над Наполеоном, сделать так, чтобы французский император воспринимался как агрессор, чтобы он вторгся на территорию России. Александр I отчетливо ощущал, что в случае войны на русской земле он мог обратиться с призывом принять «добровольное» участие в военных приготовлениях, что было невозможно в том случае, если бы он выступил инициатором войны или начал ее за пределами отечества, как это было во время всех войн предшествующего столетия. Он начал обращаться с подобными призывами еще до наполеоновского вторжения. Таким образом, политическая и финансовая логика переживающего бюджетный дефицит государства заключалась в том, чтобы не начинать полномасштабную мобилизацию до того момента, когда война стала бы неизбежной, и можно было бы рассчитывать на добровольное участие общества. Эта политика проводилась в течение всего 1812 г. [199]
199
Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Т. 3. С. 98–102. Этот вопрос будет рассмотрен более детально в Главе 7. Инструкции Д.И. Лобанову о формировании двенадцати новых полков на основе добровольных пожертвований были вложены в письмо, отправленное М.Б. Барклаем: РГВИА. Ф. 125. Оп. 1/188а. Д. 15. Л. 2–10. Сметы расходов содержатся в письме воронежского губернатора А.Д. Балашову от 24 июня 1812 г. (ст. ст.): РГВИА. Ф. 125. Оп. 1/188а. Д. 16. Л. 92–93.
Военные планы стали составляться с начала 1810 г. В марте того же года М.Б. Барклай де Толли подал Александру I записку под названием «О защите западных пределов России». Документ важен как тем, что в нем было сказано, так и тем, о чем предпочли умолчать. Большая часть изложенных в нем идей послужила основой для всех будущих планов, разработанных Барклаем и Александром I. Именно они в конечном итоге являлись единственными людьми, чье мнение имело реальный вес, когда речь заходила о планировании военных действий.
М.Б. Барклай подчеркивал, что из всех российских границ западная является наиболее уязвимой. Она была чрезвычайно протяженной и плохо защищенной вследствие равнинного рельефа местности и малочисленности российских войск, сосредоточенных вдоль нее. В отличие от большей части рубежей Российской империи, на западной границе угроза вторжения не возникала со времен поражения Карла XII под Полтавой столетием ранее. Это объясняло ее слабую укрепленность. Военный министр утверждал, что в случае вторжения сильно превосходящих сил противника на земли, отторгнутые от Польши после 1772 г., их защита не представлялась возможной. Удержать эти территории можно было только посредством возведения системы крепостей, но это стоило баснословно дорого и требовало по крайней мере двадцати пяти лет. В этих обстоятельствах российская армия должна была с боями отходить с территории всей Белоруссии и Литвы. Она должна была использовать, забрать с собой или уничтожить все запасы пищи и фуража в этой местности, поставив противника перед необходимостью находить себе пропитание в опустошенных районах.
Основная задача заключалась в создании сильной защитной линии вдоль Двины [200] и Днепра, где русским предстояло держать оборону. Для укрепления этой линии требовалось возвести ряд крепостей и укрепленных лагерей. Барклай полагал, что «вероятнее всего» противник нанесет основной удар на юго-востоке в направлении Киева, хотя продвижение на северо-западе в сторону Курляндии и Ливонии было также возможно. В любом случае российская армия, которой предстояло встретить этот удар, попыталась бы замедлить движение противника, отступая с боями, но при этом избегая генерального сражения. По мере того как находившиеся под ударом войска отступали в направлении укрепленного лагеря, российская армия на противоположной стороне должна была попытаться зайти противнику в тыл. М.Б. Барклай добавлял, что «нельзя ожидать, чтобы противник осмелился наступать по центру», иными словами, в направлении Минска и Смоленска, но если бы он все же пошел на это, тогда располагавшаяся там небольшая «резервная армия» должна была заманить французов вперед, а две главные русские армии — ударить неприятелю во фланги и в тыл.
200
Зд. и далее у автора речь идет о Западной Двине, протекающей по территории
М.Б. Барклай утверждал, что из двадцати трех дивизий действующей армии восемь потребовалось бы оставить для обороны территорий в Финляндии, на Кавказе и на турецкой границе. Это обстоятельство требовало проведения некоторых фортификационных работ в Финляндии, мира с турками и невмешательства Австрии в Валахии и Молдавии. Даже в случае реализации столь оптимистичного сценария только пятнадцать дивизий (едва насчитывавших 200 тыс. человек) смогли бы действовать на западном фронте. Семь из них следовало разместить на юге, т. е. на левом фланге российской линии фронта. Они преградили бы противнику путь на Киев. Четыре дивизии планировалось сосредоточить на правом фланге — в Курляндии. На огромном пространство, отделявшем одну армию от другой, размещалось всего четыре дивизии, которые располагались между Вильно и Минском.
По каким-то причинам М.Б. Барклай ничего не сказал о том, что может произойти в случае прорыва оборонительной линии между Двиной и Днепром. Не высказал он и мнения по поводу того, достаточно ли было 200 тыс. человек. Заступив на новый пост всего за несколько недель до составления данной записки, Барклай, возможно, чувствовал, что для своего первого обсуждения стратегии с императором он и так уже достаточно рискнул, предложив оставить территорию всей Белоруссии и Литвы [201] .
201
Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 1. 4.2. С..1–6.
На протяжении двух лет, последовавших с момента появления записки М.Б. Барклая, русские генералы обсуждали вопрос о необходимости выбора между оборонительной и наступательной стратегией перед лицом угрозы наполеоновского вторжения. Учитывая тот факт, что именно оборонительная стратегия, изначально предложенная Барклаем в марте 1810 г., была в конце концов принята и в результате доказала свою эффективность, может показаться само собой разумеющимся, что это было правильным решением. На самом деле в то время это было совсем не так очевидно. Видные генералы высказывали разумные доводы в пользу наступательной стратегии. Стоит отметить, что на протяжении большей части времени, прошедшего между мартом 1810 г. и апрелем 1812 г., как Барклай де Толли, так и А.И. Чернышев выступали в поддержку по крайней мере ограниченного наступления в Пруссии и герцогстве Варшавском, которое следовало предпринять в начале войны. Главным адептом чисто оборонительной стратегии являлся генерал-лейтенант К.Л. Фуль, ранее служивший старшим штабным офицером в Пруссии и поступивший на российскую службу в декабре 1806 г. Главным помощником Фуля был подполковник Людвиг фон Вольцоген, ответственный за выбор местоположения знаменитого укрепленного лагеря в Дриссе, на основе которого строилась вся оборонительная стратегия Фуля. Но в октябре 1811 г. даже Вольцоген утверждал, что наступательная стратегия была более оправданна [202] .
202
О воззрениях Л. Вольцогена см. его записку М.Б. Барклаю де Толли от 13 окт. 1811 г. (ст. ст.) см.: Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 5. СПб., 1904. С. 273–279. Точка зрения самого военного министра, согласно которой наступательная стратегия была предпочтительнее, изложена, например, в его записке, составленной в январе 1811 г.: Там же. Т. 7. СПб., 1907. С. 187–189.
Причины тому были отчасти политического характера. Всем было очевидно, что если российская армия не пойдет в наступление в начале войны, Россия лишится возможности заполучить Пруссию в качестве союзника. Вплоть до зимы 1811–1812 гг. этот вопрос не был решен определенным образом: подписанная Россией конвенция, по которой та обязывалась действовать наступательно, так никогда и не была ратифицирована прусской стороной. Еще одной животрепещущей политической проблемой было сохранение лояльности польского населения по отношению к России. По утверждению Л.Л. Беннигсена, сделанному в феврале 1811 г., наступление русских в герцогстве Варшавском не позволило бы Наполеону заручиться поддержкой поляков, проживавших в западных пограничных районах России. Моральный подъем, вызванный наступлением России в сочетании с привлекательными в глазах поляков уступками мог привести к тому, что значительные части польской армии встали бы на сторону России [203] .
203
Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 2. С. 83–93.
К наступлению подталкивали и весомые военные соображения. Вторжение в пределы герцогства Варшавского означало, что основные тяготы войны затронули бы Польшу, а не Россию. Еще важнее было то, что в случае вторжения Наполеона в Россию, его основными плацдармами были бы герцогство Варшавское и Восточная Пруссия. Для обеспечения армии французам требовалось заблаговременно подготовить крупные запасы продовольствия и амуниции. Во время движения этой армии через Европу к позициям, расположенным на границе с Россией, тот факт, что ее арсеналы и запасы провианта и фуража находились в герцогстве Варшавском, делали ее уязвимой для упреждающего удара русских. Здравомыслящий захватчик понимал, что период, в течение которого было возможно вести кампанию в России, был очень непродолжителен. Было безумием начинать вторжение до начала июня, так как только тогда поля покрывались травой, достаточной для прокорма лошадей. С этого момента до ноября, когда выпадет снег, в распоряжении неприятеля будет пять месяцев. В худшем случае упреждающий удар российской армии мог сорвать план наступления Наполеона и дать России еще год для проведения оборонительных мероприятий.