Роза ветров
Шрифт:
– Вы от них?
– совершенно спокойно поинтересовался хозяин дома. Он стоял перед ними на фоне окна, отчего его фигура выглядела особенно одинокой. Обхватив себя за локти, сжав свои длинные музыкальные пальцы, он сухими глазами взирал на посетителей, как будто бы, оставаясь бесчувственным. Однако Федор чуял его тревогу – как если бы у нее был вполне опознаваемый запах – и тревога эта плескалась в невыразительных зеленых глазах Мадам.
– Послушайте… Как вас зовут? – вдруг поинтересовался Наполеон, который до этого дня и слышать ничего не хотел о настоящем имени предмета своего внимания.
– По паспорту, а не по театральным традициям?
– Оноре, - пожал плечами тот.
– Оноре
Он глядел на собеседников испытующе, как будто ждал реакции на свои слова - очевидно, привык, что здесь - да и ещё много где - на него смотрят как на забавную зверушку, нечто дикое и невозможное: мужчину, кто состоял в браке с себе подобным.
– Мы не имеем отношения к конкурентам вашего дела… вашего entreprise, мсье Бальзак, и, скорее, представляем противоположную структуру.
– Ваша униформа ещё ни о чем не говорит, - возразил тот безэмоционально. Говор у него был куда чище, чем у Бонапарта.
– Впрочем, это неважно, – добавил он, - от кого бы вы ни прибыли, мой ответ: нет.
– Нет? Что нет? – не понял его Жуков.
– Все. Нет - я не уеду, и нет - я не оставлю это дело, хотя навряд ли мне удастся найти компаньона для выступлений. Джейн, какой бы она ни была, не заслуживала того, что с ней стало.
– А вам уже рассказали, что именно? – тут же вскинулся рыжий.
========== Часть 4 ==========
– Думаю, ее отравили. Как и Кесаря, как и Александра, как и Таис. У нас была многонациональная группа, - добавил Оноре Бальзак, видя непонимание на лицах слушателей.
– Пара французов, македонец, гречанка, двое британцев, продюсер из Бостона - и еще некоторые люди. Но теперь остался я один.
– И что же… никаких следов? – поневоле вырвалось у Федора, которому было едва ли возможно и вообразить, как можно вытолкнуть из жизни такое количество не последнего в своем деле, известного народа и остаться ни при чем.
Пианист рассмеялся, опустив голову, и в его смехе совсем не было веселья.
– Следы, - выдохнул он, - следы… Когда все только произошло, нам и в голову не могло прийти их искать, думать об умысле. Упал чартерный самолёт. Никто не выжил. Мы лишились своей команды практически в полном составе. Многие из них являлись так же и личными нашими друзьями. Я думал, это худшее, что могло случиться. Но через полгода я потерял и Кесаря, - пианисту, очевидно, комфортнее было звать покойного не по имени.
– А на этот раз и Джейн.
– И что теперь?
– тихо поинтересовался их «император».
– Что дальше? Вы не сможете работать один, а здесь не безопасно.
– Почему вы так хотите, чтобы я уехал?
– склонил голову к плечу пианист.
– Это как-то не вяжется с прочей историей о вашей непричастности.
– Потому что вас попытаются… Нет, даже и пытаться не будут. Vous savez ce que je veux dire: вас просто уберут с дороги. Как я понимаю, вы ведь будете продолжать упорствовать и не отступитесь…
– Мне нечего терять. Я вовсе не имею в виду возвышенные сентенции - как можете видеть, на погребальный костёр Кесаря я так и не взошел, - Мадам повел плечом – кто другой на его месте развел бы руками, однако пианист намертво вцепился в свои локти.
– Но все, что у меня есть - это мой бизнес. А все, что я могу в этой ситуации - это продолжать заниматься им. Если я махну рукой, уеду обратно и забуду обо всем - это будет обозначать, что усилия мужа и его команды были напрасны. Как и их смерть. Вот вы говорите – следы, - добавил Бальзак, внезапно чуть оживляясь.
– Поверьте, я поднял на уши кого мог. Но здесь у вас частные агентства силы не имеют - мало ли, что они нарыли. А господа в погонах… -
И он умолк - и молчал, надо сказать, довольно долго. Федор думал, что теперь самое время им уйти – они узнали, ему казалось, все. Дело выеденного яйца не стоило. Все тут было прозрачно. Однако Наполеон в очередной раз оправдал данное ему имя. Он запальчиво произнёс:
– Вы не будете в безопасности! Вам нужна охрана!..
Пианист пожал плечами.
– Какой в ней прок? В этой стране запрещено носить оружие, если ты не дал за него взятку, и запрещено защищать себя, если у тебя нет влиятельных друзей. Ты в любом случае останешься виноватым.
– Но в этой стране не запрещено иметь охранника!
– Учитывая обстоятельства, не думаю, чтобы такое решение было правомерно: оно означало бы рисковать жизнью неповинного ни в чем человека.
– Je suis pr^et.
Федор растерянно сморгнул и непонимающе поскреб за ухом. Жуков же встрепенулся, услыхав последние слова, захватил брата за плечо и, бросив торопливо: «Нам надо поговорить!..», вылетел из комнат. Бальзак никак не отреагировал - судя по всему, навидался уже всякого. В том числе и молодых энтузиастов, готовых грудью на амбразуры. “Очевидно, – читалось без труда на его бледном лице, - сейчас пара возвратится и будет себя вести, как ни в чем не бывало, и все присутствующие будут усиленно делать вид, что рыжий «император» ничего необдуманного не говорил”. Однако Федор-то этих двоих получше знал и, едва вообразив, как именно может вести себя именно эта пара, поспешил следом. С милых родственничков сталось бы и мордобой учинить - единственно из благих побуждений…
Тем не менее, в холле было спокойно - Жуков, нависнув над значительно уступающим ему в росте Наполеоном, шипел, тревожно и сердито:
– Ты вообще понимаешь, куда лезешь, дурья твоя башка?! Мы только-только выбрались из этого кошмара - а ты снова хочешь в него влезть?!
– Я не хочу, - покачал головой тот.
– Я не могу не. Это точнее.
– Тебе так в душу запал этот… твой соотечественник?
– Дело не в Мадам. Точнее, не только в нем, Георг. Если я сбегу - то буду помнить об этом всю свою жизнь. Да, я мелкая рыбешка, а они воротилы этого бизнеса, но что с того? «В страхе больше зла, чем в самом предмете, которого боятся», прости мне моего Цицерона… И Мадам верно говорит - если убежать, потом будет только хуже. Ты сдаешься, даже не попробовав. Ты не им проигрываешь, а себе.
– Себе… –Жуков издал звук, очень похожий на фырканье.
– А ты о ком-то кроме себя подумал, а? – Теперь его слова звучали более как ворчание, нежели как упрек.
– Твои одинокие будни закончились, знаешь ли!
– И это здорово, - серьезно кивнул «император».
– Так здорово, что ради этого я туда пойду. Это одна из причин, почему мне нужно туда идти, Георг.
– Где здесь логика, Нап?!
– Не знаю, - просто пожал плечами тот.
– Я просто так чувствую. Что ты имел в виду, когда говорил, будто я думаю только о себе? Что я упустил?
– То, что через тебя они могут выйти на Федьку, - Жук мотнул головой в сторону, и Фёдор понял, что его появление не осталось незамеченным. – А если с ним что-то случится?
– Георгий сунул под нос брату свой внушительного вида кулак.
– Если хоть волос с его головы упадёт… Ты меня знаешь.
– За кого ты меня держишь?
– оскорбился Бонапарт.
– О Теодоре, – он окончательно изменил имя студента Достоевского на западный манер, - даже речи не идёт!
– Как это – не идёт, - поспешил возразить тот, проходя поближе.
– Вам нужен человек, знающий город, это как минимум!