Роза ветров
Шрифт:
Федор сцепил руки перед собой. Он пытался заставить себя испугаться Тома – и не мог. Том был слишком нормален для этого. Слишком адекватен. Том был… понятным. Ничего от «киношного» злодея. Никаких жестов на публику. Том любил играть с машинками – вот и играл, и дела ему не было до того, как это смотрится. Играл ли Том с людьми?.. Том считал верным делать что-то – и он делал, не взирая на то, что происходит в…
– Вот, - тихо кивнул Федор. – Они делали все это, да… Но ведь это ты им велел! Не сами же они это придумали!
– А если я тебе так повелю? – поднял брови Том. – Приду и скажу: “Дружище, вот тебе штука зеленых и нож, поди, воткни его в печень своей толстой соседке!”
–
– Ты издеваешься, или совсем глупый? Посмотри на них, этих двух личинок Чака Норриса!
– Том ткнул пальцем в якобы спящих.
– Думаешь, если бы им нечего было есть, они не нашли бы себе еды? Да вагоны пару смен поразгружать – вот тебе и заработок, а уж им это по плечу, не сомневайся… Нет. Федь. Им не выживать хотелось. И даже не жить. Им хотелось выплыть в этом дерьме, выбиться поближе к поверхности, и ради этого – вот ради этого самого, Федя – они убивали и калечили людей, которые им ничего не сделали. Я отдал им приказ, говоришь? Ну да, отдал. Знаешь ли, Витя, он был сообразительный парень, он быстро понял, что два стула удобнее, чем один, и если однажды вечером свинтить на моем компе винт, а рано утром поставить на место, то вроде как никто ничего не заметит, а он сможет полететь на Майами и там загорать с двумя блондинками, у которых одно бикини на двоих… А Алиса – такая славная девочка, умненькая, на второе высшее думала пойти, но денежек не хватало. А ведь хочется потом поехать работать куда-нибудь в Данию или Голландию, подальше от этой страны разбитых фонарей. Нет, она не стала красть у меня, что ты, это ведь нельзя, непорядочно… Но зато можно прибегнуть к испытанному женскому средству: заарканить парня и понемногу его доить, радуясь тому, какой он дурак и ничего не понимает.
– Но убивать за это как-то слишком, ты не находишь?
– Слишком?
– вздернул брови Том.
– Слишком?! Федя, скажи мне, только честно – разве тебе никогда не хотелось дать сдачи сильнее, чем ударили тебя, потому что тебе обидно? Тебе больно вот здесь, - Том стукнул себя кулаком по груди, - очень больно, потому что ты верил другу, а он предал; верил подруге, а она лгала.
Том отвернулся от импровизированной камеры с заключенными и поглядел на собеседника испытующе.
– Если ты скажешь сейчас, что нет – я немедленно отдам тебе ключи, - произнес он. – Только скажи мне, что у тебя никогда не бывало в голове этих соображений - и можешь выпустить этих остолопов и жить с ними долго и счастливо, каждый день памятуя, что они способны убивать за деньги. Ну так как? Отдать тебе ключи?
Том сунул руку в карман, звякнул там чем-то (ну да понятно, чем именно) – и протянул раскрытую ладонь к своему гостю. Ключ, старенький, поцарапанный, переливался как брильянт в ухе трубочиста.
И Федор, добрый, честный, всегда старавшийся жить по совести Федор, глядя в глаза этого «шефа» и думая о том, что у него есть шанс спасти своих друзей, есть возможность прекратить этот ад – этот Федор отрицательно покачал головой и спрятал руки за спину. Потому что если он и не боялся Тома, то врать ему он совершенно точно боялся.
**********
Ася позвонила через неделю и попросила прийти к ней на пост – она была дежурной. Эту часть практики она любила больше прочих – живые люди с настоящими болезнями это точно более полезное вложение сил, нежели перемывание неживых пробирок и перекладывание неживых бумажек. Федор знал это давно и, услышав просьбу, не стал даже делать вид, будто ему неохота. Собрался и пошел.
Он теперь куда угодно собирался и ходил, только бы звали. Чем угодно готов был заняться – только бы вытеснить
Дело было к позднему вечеру. Садясь в полупустой автобус, он уже рассчитывал, что домой добираться будет пешком, если только добрая Ася не позволит ему прикинуться ветошью в какой-нибудь служебной комнатке клиники.
Больница вне часов посещений была тиха, шаги раздавались гулко, бахилы шуршали просто оглушительно, и, пока Федор поднялся на второй этаж и нашел нужное отделение, на него раза три шикали из палат. Ася заслышала его издалека, белым призраком возникла у нужного поворота, призывно махая ему рукой, а, когда он приблизился, ухватила за рукав куртки, втаскивая в палату.
Они оба были там. Федор даже не удивился этому – несмотря на то, в каком стылом, замороженном состоянии он явился домой, и в каком прожил все последующие, похожие один на другой как братья-близнецы, дни. Он не мог заставить себя поверить в то, что никогда больше не увидит этих людей, никогда не сможет с ними заговорить. Даже если бы Том прямо на его глазах пристрелил обоих – это бы все равно мешало поверить.
Но они были тут – Ася стояла между двух коек, теперь уже напоминая не привидение, а доброго ангела. Она молча, с ласковой улыбкой, коснулась лапищи Жука своей маленькой ручкой, а потом так же ласково, хотя и с куда меньшим смыслом, коснулась кисти «императора». Ощутив касание, этот, последний, приоткрыл глаза, щурясь от света бившей ему в глаза лампочки без абажура. Осознав, кто перед ним, Наполеон растянул потрескавшиеся губы в улыбке.
– Salut, - тихо и хрипло прошептал он. – Мы еще на этом свете?
– На этом, - подтвердил Федор, аккуратно садясь – все равно тут было больше не на что – на край его кровати. Он нашел и сам сжал чужую руку в своей, единственно желая убедиться, что человек с ним рядом – живой и настоящий, а не придуман самим Федором. Бонапарт лишь слабо дрогнул пальцами в ответ, и по его лицу пробежала темная тень. К Федору стали закрадываться весьма неприятные подозрения. Он вспомнил Тома, его красный костюм, его машинки, его рассуждения и его глаза, он вспомнил «тот коридор» и подумал, на миг отбрасывая всяческую лирику: что могло заставить такого человека сохранить жизнь своим бывшим гардам?..
Вероятно, тот же вопрос задавали себе и сами выжившие.
Федор украдкой покосился на Асю, но она хлопотала над Жуковым и была полностью поглощена этим занятием. Краем глаза (общаясь с братцами, он наработал навык замечать то, что происходит в диаметрально разных углах – это было не просто полезно, это было жизненно необходимо) Федор заметил, что Наполеон тоже повернул голову в ту сторону и теперь улыбается краем рта.
– Хорошо им, – произнес он едва слышно. Федор ощутил, как вдоль позвоночника у него бегут мурашки. В голосе рыжего «императора» не было зависти, в нем и грусти-то толком не было. Он был рад за брата, но в его голосе где-то на дне плескалось ядовитое, разъедающее собственную душу «чем я хуже». Федор снова сжал его жесткую мозолистую ладонь, и снова пальцы в ответ – всегда такие цепкие и проворные – лишь дрогнули.
– Что он с вами сделал? – не выдержал Федор, понизив голос совсем до шепота. Наполеон не мог пожать плечами в ответ и изобразил на лице некую степень неопределенности.
– Он… В общем, он убил нас, - вздохнул «император Франции». – Фактически убил. Я не буду углубляться в ненужные подобности, просто… Ты же видел, чем мы зарабатываем. И теперь, боюсь, даже это нам не доступно, – он попытался сделать некий жест кистью, однако рука мало его слушалась – двигалась, будто не его вовсе, как у куклы с обрезанными нитками.