Рождение сверхновой

Генрих

Лёд целиком ломается, когда я включаю нижний регистр. Это мой козырь и не единственный. Облако появляется, преимущественно на основе удивления, но мне сойдёт. Теперь они никуда не денутся. Начинаю играть с регистром и переходом от низкого к высокому. Эта песня, вовсе не зря я её люблю, даёт прекрасные возможности для таких фокусов. Неизбежно облако разрастается, и вот я уже не вижу зрителей, только его. Вот сейчас я чувствую себя настоящим победителем.

Ожидаемо мне дали Грэмми за результативность. Других вариантов просто не было. Ближайший ко мне конкурент имел на четыре композиции меньше. За продюсерство, как оказалось, отдельной статуэтки не предусматривалось. Получила грамоту с изображением граммофона и в рамочке. Как мне потом объяснили, статус почти такой же. Просто по этой номинации согласно регламенту полновесный приз не полагается, но, тем не менее, награда ценная.

Заканчиваю. Аплодисменты очень странные, то вспыхнут в одном месте, тут же стихают, прорываются из другого конца. Так и перекатывается рокот по залу. Не публика, — понимаю я, — конкуренты и их свиты. Ещё и в этом трудность.

Кланяюсь, спускаюсь со сцены. С видеосъёмкой, где главную роль должен был сыграть мой средний палец, я тоже пролетела. Моего оператора, с которым я договорилась, на месте не оказалось. И не поняла, куда его передвинули. Наверное, в конец зала. Собственную съёмку нельзя вести, ЁнЭ попробовала втихомолку, но сидела неудачно. Пальчик, я как бы мимоходом, держа руку вниз, — не вот я лепила «фак» прямо перед собой, — выставила. Но как потом мы посмотрели, видно крайне плохо. Облом-с!

Мама вот-вот расклеится вконец, то и дело платочек к глазам подносит. Надо её отвлечь.

— Мамочка, извини, что не сказала сразу, — целую в мокрую щёку, — я ещё вчера знала, что награда будет…

— Юна! И ты молчала?! — возмущение так велико, что слёзы мгновенно высыхают, — И ничего не сказала?! Родной матери?!

Так, проблему устранили, теперь надо ноги делать. Оставляю её СанХёну с КиХо, сама под предлогом наводить мосты с полезными людьми, сруливаю в сторону. И ведь успела кое с кем визитками обменяться, но об этом позже буду думать. Попадаюсь на глаза рыжему мистеру Рестоуну.

— Мисс Агдан, вы были правы, настаивая на своей песне. Признаю, — он разводит руками. Я смеюсь.

— О, нет! Вы были правы на сто процентов. В Америке нужна песня на английском языке и лучше в американском стиле. Я сумела выплыть, но было тяжело. Не предусмотрела, в следующий раз подберу песню специально для американской публики.

— Вы почувствовали что-то, правда? — от ощущения полного взаимопонимания мистер расцветает улыбкой.

— О, да. Я права, песня наилучшая для моего голоса, но и вы правы. Песня не для американцев.

Расстаёмся крайне довольные друг другом.

В отеле, уже в холле перед номером, меня осеняет. А чего я так напрягаюсь из-за послания среднего пальчика ЮЧжин? Это ведь месседж индивидуально для неё! Зачем засорять неприличными жестами мировой эфир из-за одной дуры?! ЁнЭ!!!

Мой верный менеджер на фоне холла и окон, за которыми цветёт огнями ночной город, делает снимок со мной в главной роли, с Грэмми и обещанным жестом прямо в камеру. Будет день, будет пища; будет ночь — будет и по башке кому-то, кхе-кхе…

Глава 22

Возвращение

Сеул, особняк семьи Ким

8 апреля, время 14:03.

Госпожа МуРан после обеда и прогулки отдыхает перед телевизором. Одна. Невестка уехала по магазинам и рынкам. Внезапно МуРан торопливо хватается за пульт и жмёт кнопку громкости.

«…Свершилось! Впервые в истории Республики Корея мировая высшая музыкальная награда Грэмми оказалась в нашей стране. Вчера, 7 апреля её удостоилась наша соотечественница певица и композитор Пак ЮнМи, известная под псевдонимом Агдан! Эта милая и красивая девушка в который раз заставила говорить о нашей стране весь мир. Песня, исполненная ею на французском языке, — да, наша Агдан пишет песни на многих языках, — потрясла публику. Заставить аплодировать профессионалов из многих стран очень непросто. Но Агдан сделала это с восхитительной лёгкостью. Совсем недавно Агдан, группа „Корона“ и АйЮ вернулись из Франции, где прошли их гастроли с огромным успехом. Наши дипломаты сообщают, что французское правительство обсуждает, каким образом отметить весомый вклад в музыкальную культуру Франции, который внесла Агдан. Но какой бы высокой не была награда из Парижа, превзойти уже полученную корейской певицей вчера в Майами, она не сможет.

Взята ещё одна вершина на великом пути распространения по миру идей Халлю…»

Начинается трескучее «бла-бла-бла» и МуРан досадливо убавляет звук. Переключает канал, там то же самое, третий…

«Президент республики Пак ГынХе отдала распоряжение подготовить торжественный приём в своей резиденции Чхонвадэ в честь певицы Агдан…»

«К-поп совершает прорыв на мировой музыкальный рынок. Ожидается рост конкурса в школы искусств, музыкальные школы, консерватории и университеты с факультетами искусств…»

— Это уже не подвижная девочка, — вслух говорит МуРан, но в новом определении для Агдан затрудняется. Нет сравнимого явления, чтобы подобрать нужное слово. Что или кто может обладать ускорением гоночного автомобиля и мощью железнодорожного экспресса?

— Ох, правильно я говорила, что лучше не становится на дороге у этой милой и хрупкой девочки, — опять вслух выражает опаску МуРан, — Раздавит, как букашку, и не заметит.

МуРан думает, звонить или не звонить сыну? А зачем? Чтобы он отменил своё решение? Большой вопрос, надо ли его отменять. Кажется, Агдан всё равно, оставят ЧжуВону наследство или нет. Нет, надо позвонить, посоветоваться, и, помоги небеса, может быть, посоветовать. МуРан берётся за телефон.

— Аньён, сынок.

— Аньён, мама. Ты сделала, что я просил?

«Неужели он хочет передумать?», — проносится у МуРан невозможная мысль.

— Да, сын, сделала. И ЧжуВону позвонила.

— И как он?

— Сын, он давно этого ждал. И даже не огорчился, судя по голосу.

— Характер, — то ли одобрительно, то ли осуждающе говорит ДонВук.

— Ты уже слышал, сын? Агдан получила Грэмми.

— Слышал, мама, — тон ДонВука становится тусклым.

— Она на вершине. В прошлом году её капитал не превышал полутора миллионов долларов. Сейчас, только по известным мне источникам, он превышает семьдесят миллионов. К концу года точно будет не меньше ста. Через год-два, её состояние будет измеряться миллиардами долларов.

— Зачем ты мне это говоришь, мама?

— Во-первых, чтобы ты знал. Во-вторых, хочу тебя спросить. Ты точно хочешь поссориться с этой девочкой?

— Я с ней не ссорюсь. Я просто не хочу иметь с ней никаких дел. Станет миллиардером? Не торопись есть свой суп из кимчхи, мама. К тому же она обманщица и попадала под суд. А её дядя? Нет, мама, в нашей семье ей не место.

— Я не тороплюсь есть свой суп, сын. Но так уже было много раз. Когда-то мы все и её семья хором уговаривали её выбросить из головы глупые мечты стать айдолом. И что? Она стала айдолом, а мы все чувствуем себя идиотами. Сын, я не хочу, чтобы наша семья целиком оказалась в дураках. Чувствую, что ты до сих пор недооцениваешь эту девочку. Слышал, что её президент страны к себе пригласила? Тебя она когда-нибудь приглашала? Да ещё тебя одного! И почему-то её не заботит, что дядя Агдан сидит. Тебе не кажется это странным?