Рождение сверхновой
Шрифт:
— Мама на всю семью готовит, ей тоже надо платить? — самостоятельно находит аргумент отец. Витя удерживается от уточнения термина «мама».
— Ей и платят. Она сама, иногда ты. Она кучу денег тратит на себя. На наряды, косметику, всякие маникюры, причёски, — разносит аргумент отца Витя.
— Она свои деньги тратит, — возводит последний непробиваемый редут отец.
— Не свои, а семейные, — пробует редут на прочность Витя, — она не одна живёт.
— Если всё посчитать, то ты обходишься намного больше, чем пять тысяч в месяц. Так что давай не будем переходить на товарно-денежные отношения?
— Давай, — неожиданно соглашается Витя, — Тогда просто выдавай мне по пять тысяч. Я буду учиться пользоваться деньгами, сам себе покупать игрушки, и всё такое…
Отец задумывается. Малолетний пацан обложил его со всех сторон. Приходится использовать право вето.
— Нет. Ты ещё мал, чтобы тебе такие деньги доверять.
На этом разговор заканчивается. В этот день. И продолжается в понедельник вечером.
Вечер понедельника. Ответный удар.
Мачеха, утирая слёзы и шмыгая носом, выносит испорченное постельное бельё к стиральной машине. Хмурый отец врезает в дверь спальни замок. Только Витя веселится, стараясь не показывать это лицом. Ни к чему лишний раз раздражать родителей, да и больно улыбаться. Впрочем, Кирюшка, виновник переполоха, тоже не унывает. То к отцу подойдёт, то к матери. Ему, стервецу, тоже весело. День прошёл не зря.
Витя приготовился загодя. Весь день вытачивал и подгонял плашку, утянутую вчера от отца. Детскими нетренированными руками получилось не сразу и несколько коряво, но главный критерий он выдержал. Какой критерий доминирует в оценке того или иного устройства? Очень простой: работает или нет. Выточенный Витей клин работал отлично. Дверь держалась, как прибитая.
Кирюшка, которого утром доставила бабушка, в это время вовсю шуровал в спальне родителей. Пацан давно лелеял хрустальную мечту добраться до будуара мамочки. О-о-о, там было, где разгуляться! Перед большим трюмо свободного места нет. Неровной батареей стоят, то есть стояли, столбики губной помады, по всей поверхности громоздились тюбики, баночки, скляночки с духами, кремами, лосьонами и прочими вещами, без которых женская жизнь и не жизнь вовсе.
Насколько мог оценить ущерб Витя, он был не так уж и велик. Кирюшка развинтил и разбросал тюбики с помадой, всякие щипчики и пинцетики тоже почти все уцелели. Подумаешь, зеркало помадой изрисовал, его легко очистить. Своими детскими шаловливыми, но слабоватыми ручонками Кирюшка смог открыть только пару флаконов и пару баночек с кремом. И там что-то осталось, не всё же он на кровати разлил. И помадой не всё испачкал, только пододеяльник. Зато посмотрите на его счастливую, не до конца отмытую от помады мордашку! Разве не стоят эти несколько скляночек простого человеческого детского счастья? До чего же вы скучные люди!
Это был не единственный сюрприз для родителей. Впрочем, в основном, для родительницы, вернее, полуродительницы, — уточняет про себя Витя. Во многих смыслах она именно полу.
Для начала он не пустил её в дом. Да, он начал реализовывать планы противодействия агрессии мачехи, которые придумал в то время, когда уже получал от неё жестокие удары.
— Кто там? — вежливо спрашивает он, выбрав паузу в трелях
— Открывай сейчас же! Зачем заперся? — бурчит мачеха.
— Женщина, вы кто? Уходите, я вас не знаю, — бодро отвечает Витя. Кирюшка вторит:
— Зенсина, я вас не знаю.
— Витя, прекрати. Открывай сейчас же, — просит и требует мачеха.
— Вероника Пална, я не идиот с вами наедине оставаться. Дождитесь отца, — Витя разворачивается.
— Доздитесь оцца, — эхом повторяет Кирюшка.
На выходе из прихожей Витя останавливается. Звонок засвистел непрерывными трелями. Мачеха вздумала взять его измором. Это она зря, — решает Витя, вытаскивая из угла отремонтированную швабру. Примеривается к коробочке на стене, это она верещит голосом птички, которой прищемили хвост. Со второго удара коробочка бессильно повисает на одном проводочке, трели обрываются.
Витя смотрит на Кирюшку, тот смотрит на него. Витя поднимает правую ладонь, Кирюшка немедленно копирует его жест. Они хлопают ладонями, смеются и уходят в свою комнату.
Где мачеха провела эти полтора часа, Витя не интересовался. Папа тоже немного пострадал. Минут на семь. Они не сразу стук услышали, звонка-то нет. Кирюшке Витя велел сидеть в гостиной, сам после снятия блокировки с замков быстро бежит в детскую и задействует клин.
Привалившись к двери, Витя с наслаждением слушает причитания мачехи, недоумевающий голос отца, весёлый лопот Кирюшки.
Дверь и Витина спина дрогнули. Отец пытается войти.
— Папа, вход закрыт. Не ломай двери, я их заблокировал, — предупреждает Витя.
— Сын, ты что вытворяешь?
Опять претензии? Взрослые что, специально усложняют жизнь своим детям, чтобы они мечтали быстрее вырасти?
— Ты про что, пап?
— Ты почему маму не впускал? — отец начинает по порядку.
— Пап, я что, похож на сумасшедшего? Я с этой психопаткой наедине оставаться не собираюсь. Мне моя жизнь дорога.
Отец замолкает на какое-то время. Крыть нечем.
— Она тебя больше пальцем не тронет, — заверяет после паузы.
— Конечно, не тронет, — соглашается мальчик, — Я ей такой возможности больше не дам.
— Слушай, сын, выходи давай. Хватит через дверь разговаривать, — отец ещё раз безрезультатно толкнулся в дверь.
— Потом, — обещает Витя, — сейчас не выйду. Что-то у меня голова от вас разболелась. Пойду полежу.
И от него тут же отстают. Он сам выходит, когда понимает, что все нашли себе дело, и на него особого внимания обращать не будут. Вот теперь сидит и любуется, как кипит работа по устранению последствий урагана по имени Кирюшка.
— Скажи, сын, это теперь каждый день будет? — спрашивает отец за ужином. Все сидят за одним столом, уже успокоившиеся. Мачеха после первого шока, сочтя потери не великими, отец, глядя на неё, а про детей и говорить нечего. Им было весело тогда и сейчас неплохо.
— Что именно? — У Вити просыпается зловредный педантизм. Отец ждёт ответа, но вопрос им сформулирован совершенно по-дурацки.
— Ну, вот это разорение в нашей комнате…
— Так ты же замок повесил? — удивляется его ожиданиям Витя, — Взламывать его я не собираюсь. Беспричинно, — уточняет ситуацию последним словом.