Рождение сверхновой

Генрих

— Ну, да, — подтверждаю я лучезарно, — В прошлый раз я согласилась. С массой условий, но согласилась. Но ты мне нравишься, мне не хочется тебя огорчать…

— Не понимаю, — трясёт головой пацак, — Можешь объяснить?

— Так я и объясняю, — слегка обижаюсь я, — Я согласилась, но раз ты снова спрашиваешь, значит, ответ тебе не нравится. Поэтому я даю тебе другой вариант. Может, на этот раз угадаю. Всё ради тебя!

Последнюю фразу говорю, аж подпрыгивая от восторга и желания угодить любимому оппе. Но что-то оппа смотрит хмуро. И главное, винить некого, сам дурак. Кажется, время прошло не впустую, на душе прямо цветы расцветают.

— Тебе не нравится? — участливо спрашиваю я. ЧжуВон соглашается, нет, ему не нравится.

— Ничего страшного, пригласишь ещё раз на свидание, снова спросишь…

— И ты согласишься? — недоверчивость так и сочится из него.

— Почему соглашусь? — удивляюсь его наивности, — Между «да» и «нет» есть много вариантов.

— Я надеюсь, их число не бесконечно? — хмурится пацак.

— Вот не понимаю я тебя! — теряю терпение, — Я тебе даю такие прекрасные поводы пригласить меня на свидание в очередной раз, а ты морду воротишь?!

— Просто пообщаться тоже неплохой повод, — бурчит пацак.

— Бестолочь! — припечатываю его по-русски, — Это не повод, это причина. А настоящие причины лучше скрывать.

Ужин заканчивается, я блаженствую. Прям разомлела, так классно время провела! Накапала я всё-таки ЧжуВону на мозги, не зря вечер прошёл.

— Шампанское будешь? — Неожиданно!

— Одна не буду, а тебе нельзя. Ты за рулём.

— Не проблема. Охранник машину поведёт.

— Тогда по бокальчику, — столько мне не повредит. Я надеюсь.

Немного всё-таки повредило, развезло меня. Нет, на ногах я держалась твёрдо, а вот сопротивляемость упала почти до нуля. Чуть сверхпроводницей не стала. И ЧжуВон воспользовался. Мы же вместе на заднем сиденье оказались. Долго он не думал, минут через пять нагло подтащил меня к себе спиной к себе и… кажется, всю помаду с губ съел. Её и так-то немного было.

Сопротивляться не стала ещё с целью соблюдения закона равновесия. Ему тоже нужно дать ощущение не зря проведённого времени. Только что-то думается мне, перевес в его сторону получился, у меня аж губы чуть опухли.

Когда провожал до двери, опять прижучил. Я начинаю шипеть.

— Отстань! Все губы мне искусал, гадская морда! — отворачиваю от него лицо, он довольствуется щеками и шеей.

Вырываюсь, когда он почти добрался нахальными руками до задницы. Вот это ты шалишь, парниша!

— Господин сержант! К святому руки потянули? — упоминание армейского звания всегда действует на ЧжуВона отрезвляюще, а продолжение выбивает напрочь глупый романтический настрой, — Всё-всё, целоваться на прощание не будем, мы не настолько близки.

Сбила его с толку буквально на секунду, которой мне за глаза хватило, чтобы скрыться за дверью. Наверху до странности пусто, интересно почему? Время только двенадцатый час ночи. Может разбудить всех и заставить отжиматься? Несколько французских слов заодно выучим… так, где моя кровать? Вот моя кровать!

Через две минуты.

Юркин!!! Ты где? Держи картинку!

Через несколько секунд приходит ответ с гневным комментом «Всё-таки дала себя излапать этому пацаку, зараза!»

Видение 8. Идиллия

Открываю дверь по команде папы. Сообразительный ребёнок в доме лет от пяти крайне полезная штука. Дистанционное голосовое управление очень многими вещами. Вот и сейчас, не надо самому вставать с дивана, бросая любимую газету на глупейшую тему футбола и хоккея.

Открываю. Стоят две мои любимые матрёшки, Катя и Зина. Морозец в последнее время стоит жестче обычного, вот и одевают всех детей так, что они на колобки становятся похожими. Открываю, не дожидаюсь, что скажут уже открывающие рты девчонки, тут же закрываю со словами:

— Подождите, я щас!

Теперь потрясти папу.

— Па, ко мне девочки в гости пришли. Можно, пап, а пап? — чуть-чуть нагнетаю. Родителей тоже можно дрессировать. Папахену приходится решать сложную проблему. С одной стороны, много детей в доме — неизбежный шум, чего не хочется. Это минус. С другой стороны, один Кирюшка его производит столько, что того же старшего вовсе не слышно. Опять же девочки, народ, в принципе, малошумный. И самое неприятное, этот гад Витюшка сейчас будет полчаса ныть и стонать. Нунафиг!

— Ладно. Но чтоб тихо у меня!

Ветром несусь в прихожую, за мной подрывается Кирюшка. Распахиваю двери на максимальную гостеприимную ширину.

— Заходите, девочки.

— Заходите, деечки! — восторженно орёт Кирюшка. Рад этот тип любому кипишу.

Слегка помявшись, заходят. Помогаю им разоблачиться, как истинный джентльмен. Всей толпой чинно входим в гостиную, папа с любопытством смотрит из-за газеты, мачеха выглядывает с кухни. Старательно склеиваю в голове всё, касающееся правил этикета в таких случаях.

— Это Зина, это Катя, — потом обращаюсь к другой стороне.

— Это папа, можно звать дядей Сашей. Это… — тут я малость помялся, но решил, что уж Киру-то она точно матушка, — мама, можно звать тётя Вероника.

Зина посмотрела на всех хмуро, но без злобы, что надо расценивать, как максимально возможную симпатию. Катя вдруг изображает нечто похожее на книксен. Напускная строгость на лице мачехи сменяется умильной улыбкой. Чего бы я так цвёл?

— Это Кирюшка, — продолжаю я, — можно звать «Эй, ты, быстро пошёл отсюда!».