Рождение волшебницы
Шрифт:
Золотинка с готовностью заводилась спорить и пререкаться, потому что это позволяло погрузить в забвение неизвестно как проведенный в Гиблом Ущелье час.
Излишне горячечные, может быть, препирательства давали выход возбуждению, происходившему от тайно холодившего грудь Сорокона.
– Ах, царевна, вы бы ничего не заметили, если бы не я! – Справедливый упрек, но ничего не объясняющий. – И что за радость лезть на рожон? Не трогайте стеночку, принцесса. Так будет лучше.
– Кому будет лучше?
– Мне, – с обескураживающей искренностью признал Дракула.
Он забрал факел, ступил было к выходу и жарко зашептал, обдавая ее винным духом:
– Царевна, эту стеночку поставили пигалики. – Она глянула, он утвердительно кивнул. – Так и есть. Они поставили ее с той стороны. Понимаете? Злопамятный и вредный народец. Знаете, царевна, лучше не обращать внимания на кое-какие проделки уродцев. Тем более, что границы владений у нас тут не совсем точно установлены.
– Идите! – сказала она, безжалостно подавив приязнь к этому странному человеку. И топнула ногой: – Идите за рабочими!
– Род и Рожаницы! – сокрушенно вздохнул Дракула. – В отместку они залезут ко мне в кладовые. Не удивлюсь, если пигалики скатятся до воровства. Мы сами доведем их до этого.
Дворецкий удалился – вместе с единственным факелом. И стало так темно, как не бывает даже самой мрачной ночью на море. Замерли последние шаги, стало еще и тихо. Запустив руку за пазуху, Золотинка нащупала Сорокон. Она остро жалела, что нету света, чтобы заняться камнем. Зато и соглядатаев можно было не опасаться, вряд ли следовало ожидать Дракулу раньше, чем через полтора-два часа.
Ничего не различая широко открытыми глазами, Золотинка пыталась прощупать мрак, но стен не достала. Зато можно было уловить беглый торопливый шорох… топот маленьких лапок. Кто-то уцепился за ногу – она резко стряхнула со щиколотки что-то мягкое.
Крысы! Очень голодные крысы. Стоило пошарить вокруг себя внутренним оком в расчете распугать шайку безмолвным окриком, как Золотинка ощутила испепеляющую волну злобы, алчной дерзости. С этим трудно было справляться, и она тотчас же замкнулась, внутренне оградившись. Наглость этой сволочи питалась ее множеством – они набегали и набегали из коридора на запах живого существа. Ударившись рукой о стену, она не могла уразуметь, что это за стена и с какой стороны дверь. И надо было помнить, что нет поблизости бочки или ящика, чтобы забраться туда, спасаясь от крыс.
«Свету!» – страстно жаждала Золотинка. И свет ей почудился.
Можно было думать, что светится в голове, как бывает при закрытых глазах. Но глаза оставались открыты. Она обнаружила источник – прямо на груди, подступая к горлу, светилась переплетенная тенями черта. Это был шнурованный разрез платья. Золотинка поспешно сунула руку и сняла цепь через голову – Сорокон озарил подвал и прянувших прочь тварей.
– Свету! – велела Золотинка уже сознательно. Изумруд послушно прибавил яркости. – Свету! – подстегнула она, торжествуя.
Сорокон засверкал так, что пришлось прикрыться ладонью. Золотинка опустила подвеску. Крысы забились в углы, две или три твари пошустрее шмыгнули в дверь, но те, что остались, подавленные ярко-зелеными сиянием, не способны были бежать.
– Ага! – злорадно сказала себе Золотинка и повторила: – Свету!
Ослепительный, невероятный для рядового волшебного камня, солнечной силы свет проявил мельчайшие подробности, до шерстинки, до коготка. Крысы помертвели и окончательно перестали шебаршиться. Золотинка чувствовала исходящее от камня тепло.
«Еще прибавить?» – подумала она. Не было ни малейшей необходимости испепелять все вокруг, но любопытство и торжество, пьянящее чувство удачи подзуживали Золотинку.
– Свету! – задорно велела она, подозревая уже, что превзошла меру возможного и разумного. Она заранее закрыла глаза, но даже сквозь сомкнутые веки ощутила жгучую ярость лучей. Цепь в отставленной руке почему-то заскользила, проворачиваясь, и потянула вбок. Золотинка попробовала удержать подвеску – напрасно! Она вынуждена была переступить.
– Может, хватит? – сказала она с некоторым удивлением.
Однако камень тянул неудержимо и стоило чуть расплющить веки, как ослепляла жгучая резь. Раздался звук, похожий на смачный поцелуй, тянущая сила сразу уменьшилась, и сияние как будто ослабло. Золотинка разглядела, что сверкающий, словно капля солнца, камень, оттянув цепь, сомкнулся с железным наличником замка. Прилип.
Железо в месте соприкосновения быстро краснело. Жар распространялся, и все железные части замка засветились вишневым цветом, который ближе к камню волнами переходил в малиновый и в белое сияние. Руку пекло, но Золотинка не выпускала подвеску, опасаясь за Сорокон. Под раскаленным наличником уже задымились доски, занялись язычки пламени.
– Хватит! – испуганно крикнула Золотинка. – Свету убавить!
Камень и в самом деле как будто притух, но с железом не расцепился. Ничего больше не оставалось, как рвануть цепь на себя, и Золотинка напрочь выдрала весь замок из двери! Горящая тяжесть оборвалась вниз вместе с цепью, вокруг зияющей дыры дымилось обугленное дерево. Железо съежилось и потекло, превращаясь в раскаленный ком, который начал вращаться прямо под изумрудом. Стоило сильно тряхнуть подвеску, как тяжесть оборвалась и звучно шлепнулась на пол, обдавая искрами. Заверещали подпаленные крысы. Похожий на кубарь ком продолжал вращаться и покатился по полу, рассыпая огонь, с силой врезался в гущу помертвелых крыс – они взвились, как взбитая ударом грязь.
Навстречу кому под стеной и в углу засветились погнутые железяки, верно, гвозди. Ком слизнул гвоздь, потом другой, вмиг был проглочен третий. Раскаленный кубарь завращался еще живее, как подстегнутый, вихрем ударился в стену и прянул вспять. Золотинка поспешно отступила, повсюду натыкаясь на беспомощных, расслабленных крыс. А огненный ком уже нашел выход: выкатился в коридор. Она устремилась следом. Позади тлела и дымилась дверь.
Не отставая от ожившего огня, Золотинка отметила, что натворивший бед изумруд, словно успокоившись, сияет ровным умеренным светом. Впереди, озаряя узкий проход, быстро катился раскаленный железный колоб.