Рождение волшебницы
Шрифт:
– Забываетесь, Буян, простите, – потемнел Юлий. – Вы заговорили в каких-то странно игривых выражениях.
Буян выдержал пристальный взгляд Юлия. И смутился отчего-то государь, опустил глаза, словно пристыженный. Малодушно закрылся рукой, охватив лоб, и пробормотал сам себе под нос:
– Как же так?.. Как же так?
– Не могу сказать, – отчетливо возразил Буян.
– Но Золотинка, что с ней? – напомнил Поплева.
– Пока нет никаких свидетельств, что Рукосил ее захватил. Он с оравой едулопов, свыше пятидесяти голов, движется к столице. Через две недели, самое большое через три, он будет под стенами Толпеня.
– С пятьюдесятью едулопами? – вскинулся Юлий.
– Да, немного. Больше их и не будет, вы правы. Нужно несколько лет, чтобы вырастить зрелого едулопа. Насколько нам известно, старых
Буян повествовал с ровным тяжелым утомлением, и чем более страшные говорил вещи, тем ровнее и глуше звучал голос.
– Под Бобриком Рукосил имел несколько десятков приспешников. Вчера вечером его окружала толпа всякого сброда. Эти люди, может быть, мало что понимают в военном деле, но тут уж все пошло кувырком: прежнее оружие, прежние приемы боя утратили смысл, когда решает искрень. Имея Сорокон, Рукосил без большого труда просвечивает намерения людей и подчиняет их своей воле. Он быстро обрастет деятельными помощниками и настоящим войском. Население Полесья в ужасе. Сплошной стон, вопль и плач. Никто не помышляет о сопротивлении. При приближении Рукосила с его ордой люди, совершенно подавленные страхом, ложатся на землю и складывают на груди руки, ожидая, когда их убьют. Леса пылают на десятки верст сплошным огненным морем. Шальные искрени перебрасывают пожары на огромные расстояния. Запах дыма слышен за сотню верст. Скоро повеет гарью и в Толпене. Горят десятки деревень и местечек. Сколько людей погибло, невозможно и помыслить. Опасность не просто велика… она очень велика, государь.
Правительство Республики крайне встревожено. Я буду настаивать на немедленном военном союзе между Республикой и Великим княжеством Слованским, но боюсь, что мое мнение не переломит общего настроения. Боюсь, мое мнение сейчас там немного значит… Если так – я уйду в отставку. Но и вы, государь, должны нас понять. Борьба с Рукосилом, который овладел искренем, не только трудна… она… словом, я не буду особенно удивлен, если кто-то заговорит о безнадежности. Правительство Республики будет искать спасения в глухой и жесткой обороне. Вы должны представлять вековые обычаи пигаликов: невмешательство – это что-то вроде символа веры для нас.
Буян замолчал. Юлий замедленно приложил ладонь ко лбу и чуть слышно застонал, ссутулившись.
– Но как же это могло случиться? – сказал Поплева. – Как Золотинка? Она что?
– Золотинка, по всей видимости, – сухо пояснил посол, – великая волшебница. Без Золотинки, сударь, искрень никогда бы не был запущен. Тут такое чудовищное стечение обстоятельств, которое… всегда и происходит. Никакое несчастье не происходит без чудовищного стечения обстоятельств, уважаемый Поплева. Потому что счастливое стечение обстоятельств приводит к прямо противоположным следствиям.
– Вы будете Золотинку преследовать? – спохватился Юлий, зацепившись за нечто известное и понятное.
– Великую слованскую государыню мы преследовать не будем, – возразил Буян с особенным, посольским бесстрастием. – Теперь, я бы сказал… обстоятельства изменились.
– Но что же делать? – растерянно проговорил Юлий, словно советуясь с собой вслух. – Я не могу все бросить, чтобы искать Золотинку.
– Ни в коем случае, государь, – подтвердил Буян. – Сейчас в Полесье такая катавасия… Пока вы будете искать государыню, пропадет страна.
– Так что вы предлагаете? – вскричал Юлий с неожиданным раздражением. – Я буду бороться до конца!
– Искренне на это надеюсь, государь. Позвольте мне изложить несколько соображений. Победить Рукосила можно только в полевом сражении – не иначе. Все крепости и города после появления искреня стали большими ловушками. Они полны железа. Я не говорю теперь о самом простом решении – убить Рукосила. Он преступник, нет вопросов. Конец Рукосила избавил бы мир от страшной угрозы и решил дело одним ударом. В его окружении, по видимости, нет ни одного человека, который способен был бы запустить искрень даже с помощью Сорокона. Чем мощнее волшебный камень, тем труднее им овладеть – это известно. Но добраться до Рукосила уже сейчас трудно. Забота о безопасности станет для него оборотной стороной борьбы за власть, он сделает все, чтобы оградить себя от случайностей. А с помощью Сорокона можно очень многое сделать. Если пигалики не могут добраться до чародея, то, простите, государь, это и вам не по силам. Я советую вам немедленно возвращаться в Толпень и со всей возможной поспешностью, и малого часа не теряя, готовиться к сражению. Вероятно, оно будет единственным. За неделю можно многое переустроить. Нужно выделить часть войска и вооружить его бронзовым оружием, удалив все железное. Вероятно, основу такого войска могут составить конные лучники на неподкованных лошадях, а стрелы с бронзовыми наконечниками. Пехота с длинными копьями, опять же – бронзовые наконечники. Если вы успеете снарядить хотя бы тысячу таких бойцов, то получите ощутимое преимущество перед Рукосилом.
Юлий слегка кивнул, как человек, сверяющий чужие мысли с собственными соображениями, и неожиданно сказал:
– В засаде, в тылу хорошо бы иметь железное войско. Без доспехов, понятно, но со стоящими мечами и копьями. – И на вопросительный взгляд Буяна пояснил: – А если Рукосил придержит искрень? Не станет его запускать, а пошлет закованных в железо всадников против моих босоногих лучников?
– Почему босоногих? – невольно ухмыльнулся Буян.
– Сапоги ратников, насколько я знаю, подбиваются железными гвоздиками.
Буян примолк. Последнее замечание Юлия повергло посла в мрачную задумчивость.
На обратном пути в Толпень Юлий, погруженный в свои мысли, отвечал невпопад и отрывисто – спутники замолчали.
Со странным умиротворением глядел в окно Поплева. Он, может статься, только сейчас, после разговора с Буяном, понял, как глубоко в душу проникли сомнения, заворошилось там подозрение… явилась смутная догадка, что Золотинка как бы и не Золотинка. Не то, чтобы оборотень, – так далеко он не заходил даже в мыслях. Но все ж таки как бы не совсем она… Несчастье же, в которое попала дочка, а главное, рассудительные соображения Буяна, показавшие дело с обыденной, вполне объяснимой стороны, удалили все, порожденное мнительностью. Опасностей Поплева не боялся, он боялся предательства.
Смутно было на душе Юлия. Привычка к одиночеству научила его прислушиваться к себе, а честность помогала избегать самообольщений. Переживая чудовищные новости по второму и третьему кругу, Юлий поймал себя на том, что обвал этот представляется ему не столь ужасным – в самом размахе несчастья находит он облегчение. В сравнении с общим народным бедствием померкли личные горести, сделались мельче, незначительнее. Роковые события и всему личному придали новое значение и смысл.
Взбалмошные повадки Золотинки, своевольная ее переменчивость, грубая жажда лести и развлечений, которые так его коробили, имели, значит, иные, недоступные для поспешных оценок основания. Бог знает, что пришлось бедной девочке пережить, затаив это глубоко в себе, не имея возможности открыться даже самому близкому, единственно близкому человеку! Вот откуда эта уклончивость, стоило только навести разговор на волшебное прошлое Золотинки. Если и было это малодушие, она же первая за него расплатилась. Все, что может Юлий, – облегчить ношу вины, которая легла на любимые плечики… Но, боже ж мой, как сложилось бы все по-другому, стоило Золотинке ему довериться!