Рождение волшебницы
Шрифт:
Великая государыня Золотинка прибыла со своим особым двором: непомерно растянувшаяся вереница карет, величие конных дворян, торжественная суета придворных – волнующая преданные сердца пышность затмила все, что видели в Попелянах в это утро. Карета остановилась, седовласые вельможи раскрыли дверцу, спустили подножку, и настала напряженная, исполненная благоговейной сосредоточенности и ожидания тишина… Ропот восхищения сопровождал выход первой красавицы государства. Одетая в серебристое и серое с темно-синими крапинами, она блистала, как холодная утренняя звезда на озаренном небе. В солнечных ее волосах сиял венец заметно больше того, что достался Нуте.
После
За отрядом витязей в медных доспехах бежали скороходы, и загрохотала тяжелая и длинная, с провисшим брюхом, колымага. На запятках ее мерзким грязнозеленым клубком копошились узловатые чудовища с низкими лбами и похожими на корявые сучья конечностями.
Едулопы изрядно смутили затаившегося в листве кота; голова шла кругом, как перед прыжком в бездну. Он начал спускаться к дуплу, где хранил волшебные вещи пигалика. Карета остановилась далековато, широкая выпуклая крыша ее оказалась за пределами самого отчаянного прыжка, и, что еще хуже, из скрытого занавесями ее нутра выпрыгнули два черных длинноногих пса.
…И дальше Почтеннейший только наблюдал, страдая от унизительного бессилия. Расторопные, несмотря на дородность, вельможи приняли под руки одетого с княжеской роскошью старца – тот так и просел под тяжестью золота и узорочья! – и бережно, с выражением величайшей ответственности на лицах повели во дворец при торжественном безмолвии стоящих в несколько рядов придворных.
Обескураженный кот спустился с дерева. Он долго кружил вокруг дворца, укрываясь в кустах и цветочных зарослях, пока не нашел раскидистый ясень, с могучих ветвей которого, простиравшихся до самой крыши, увидел внутренность пиршественной палаты. Перебегая по ветвям, чтобы заглянуть через большие окна в помещение, Почтеннейший распознал государев престол – величественное кресло под парчовым навесом, отдельно устроенное место государыни и несколько в стороне, но тоже на возвышении, за отдельным столиком, принцессу Нуту.
За резной спинкой государева кресла беспокойно переминались едулопы в коротких кольчугах на голое тело – из-под оборки тусклой меди выглядывали волосатые зады. Перед столом государя, пристально оглядывая всякого подавальщика с блюдом, несли службу все те же собаки с гладкой, как у крыс, шерстью – гнусные поджарые псы с тощими долгими лапами и тяжелыми, как топор, мордами. Сытые, вконец оборзевшие на государевой службе, злобные, они лишали Почтеннейшего и мужества, и сметки.
Волею всемогущего слованского государя в Попелянах собрались послы Мессалоники, Актрии и Куйши, трех сопредельных государств, которые имели надобность в добрососедских отношениях с Толпенем.
Опаснее всего, несомненно, представлялось положение северной Куйши. После окончательного покорения Тишпака войска слованского оборотня вышли на берега мелководного Алашского залива, который никак нельзя было рассматривать надежной преградой на пути к Куйше. А захват Амдо сделал положение этой страны и вовсе безнадежным: теперь только десять поприщ, десять дней пути по северному берегу Алашского залива отделяли передовые отряды Рукосила от границ богатой мехами и золотом Куйши. Говорили, что дальние ее границы терялись в бескрайних темных лесах и болотах, где обитают люди с песьими головами. На обширных пространствах слабозаселенной, дикой Куйши можно было бы разместить несколько Слований. Понятно, что у Куйши не было надежды уцелеть.
Сказочные богатства Мессалоники делали уязвимым положение и этого королевства, надежно огражденного, казалось бы, труднопроходимым Меженным хребтом. Что касается Актрии, то этот не слишком обширный остров с его вечными никому не понятными междоусобицами просто не принимался в расчет как нечто дельное и заслуживающее внимания.
Именно поэтому, наверное, бедное и немногочисленное посольство Актрии пользовалось в Толпене наибольшим почетом. Рукосил называл Актрийского короля не иначе как своим дорогим и любезным братом. Сдержанно учтивое отношение встречали послы Мессалоники. Представители Куйши подвергались утонченным унижениям, которые они принимали с достоинством обреченных.
По старозаветному обычаю государь оделял гостей кушаньями. Восемь дюжих слуг внесли в палату огромную воловью кожу с ручками, на которой дымились пряными горячими запахами груды вареного мяса. Эти восьмеро не могли оторвать провисшую до пола кожу и тащили ее волоком. Дородный осанистый кравчий в чине боярина, с короткими вилами в руках, сопровождал эту горячую груду мяса, чтобы раскладывать по тарелкам лучших гостей.
А сам хозяин, обложенный подушками оборотень, известный ныне стране как великий князь Слованский Рукосил-Могут, не ел скоромного. На золотом блюде перед ним терялись разложенные крошечными кучками тертая морковь, холодная овсяная кашка и репа. Однако и эти яства, полезные, по заверениям врачей, для дряхлого желудка, оставались почти нетронутыми. Лишь изредка старик тянулся дрожащей рукой к тяжелому, украшенному рубинами кубку и с немалыми затруднениями, с опасностью расплескать подносил сосуд с дряблому, словно расплющенному годами рту: на губах оставались белые следы молока. Маленькие, придавленные веками без ресниц глазки обегали палату.
Когда жертвенное мясо подволокли к основанию рундука, где стоял престол Рукосила-Могута, государь молча позволил кравчему наполнить отдельно поставленное блюдо и тотчас же кинул куски собакам. Благоволительным движением руки он распорядился затем оделить великую княгиню Золотинку. Кравчий в жестком, колом стоящем кафтане, роняя горячий жир на пол и на скатерть, возложил большой кусок с костью и потянул вилы по краю блюда, чтобы освободить их. Княгиня встала для короткой благодарственной речи, обращенной к великому князю и великому государю, повелителю Словании, Межени, Тишпака, Амдо и иных земель обладателю Рукосилу-Могуту. Закончив, она поклонилась.
Вооруженный вилами кравчий ловил взгляд государя, ожидая указаний.
– Еще! – повелел тот, тяжело привалившись к столу. – И еще! – добавил он, когда кравчий пытался остановиться – груда пахучего мяса перед княгиней выросла до каких-то людоедских уже размеров. Этого жирного изобилия, разваленного по блюду и по столу, хватило бы, без сомнения, на дюжину голодных дикарей. Выразительное лицо не особенно пополневшей за последний год Золотинки омрачилось. Стараясь не выдавать брезгливости, она отстранялась от стола, чтобы летящие с вил брызги не попали на серебристое, нежных оттенков платье. Два раза вставала она еще, выражая признательность подателю благ, пока Рукосил-Могут не распорядился оставить супругу и оказать честь принцессе Нуте.