Рождение Зимы
Шрифт:
Пока все это рассказывалось, Варрин рассматривал Оризиана пристальным, но равнодушным взглядом. Тому очень хотелось отвернуться.
Но вместо этого он спросил:
— Как же вы так легко пересекаете долину и добираетесь до Анлейна? А мы, моя Кровь, даже не знаем, что вы там?
Вопрос был адресован Эсс'ир, поскольку Оризиан был уверен, что ее брат его слов не поймет, но Варрин поставил миску, хотя она была еще наполовину полной, поднялся на ноги, сделал несколько шагов и полуобернулся.
— Хуанин не знает. У вас толстые уши и плохие глаза. Как и ваши ноги.
Оризиан остался смотреть,
— Варрин не очень любит хуанинов, — объяснила Эсс'ир.
— Не очень, — согласился Оризиан. — А ты, кажется, относишься иначе.
— Я не люблю твою расу. Но Иньюрен говорит о вас хорошо. О тебе.
Оризиан тут же забыл о Варрине. В щите Эсс'ир на мгновение появилась щелка; надо было воспользоваться ее необычной словоохотливостью и выспросить все, что ему так хотелось знать.
— Ты его знаешь? Иньюрена, я имею в виду. Он бывал в лагере?
— Я видела тебя, с большим человеком, и знала. Я тебя видела раньше, три лета назад, с Иньюреном в лодке. Близко от берега. Ты меня не видел, а он знал, что я наблюдаю. Он сделал знак.
— Мы никогда не высаживались на Кар Энгейс, — возразил Оризиан, торопливо соображая, как заставить ее разговориться. — Я всегда хотел пойти с ним в лес. Я знал, что он ходит на ваши стоянки, и хотел пойти с ним. Но он никогда меня не брал.
Эсс'ир смотрела на него:
— Почему ты хотел прийти к нам? Хуанин не ходит в во'ан.
— Я знаю многих людей, которые не любят кирининов. Полагаю, они боятся, но я совсем не такой. Я просто… просто я хотел посмотреть, на что похожи ваши лагеря. Посмотреть, как вы живете. Это трудно объяснить, но в последние годы мне часто хотелось… ну, побывать где-нибудь еще, кроме дома. Где-нибудь в другом, новом месте. И, думаю, мне хотелось узнать, куда это отправляется Иньюрен.
— Он так важен для тебя?
— Да. Несколько последних лет он был очень добр со мной.
Эсс'ир отвела с лица волосы. Жест был настолько небрежный и неуместный, что на одно ослепительное мгновение Оризиан был захвачен этим движением, сковавшим сразу и руки, и язык. Эсс'ир некоторое время оставалась неподвижной. Потом поднялась, словно пришла к какому-то заключению.
— Пойдем, я покажу тебе. Может быть, Иньюрен этого хотел.
Она вывела его за пределы во'ана. Они шли молча, она впереди, он сзади. И тут Оризиан понял, что Рот на его месте усмотрел бы в этом подходящий случай для побега; осилить Эсс'ир и удрать. Хотя Оризиан даже попытку такую обсуждать не стал бы. Во-первых, он сомневался, что бегает лучше кирининской женщины. Во-вторых, тогда Рот остался бы в лагере один. Оризиан знал, что отказ от побега его щитник расценил бы как полный провал. Но оставить Рота? Нет, на такое он не способен. Тем более что многим обязан Эсс'ир. Во всяком случае, он так считал. Ведь если бы она не нашла его и не принесла сюда, то он мог бы и умереть.
Они пришли на ровное болотистое место, заросшее мхом, в котором тонули ноги Оризиана. Перед ними поднималась густая ивовая роща. Из глубины рощи доносилось слабое журчание. Эсс'ир остановилась, не доходя до деревьев. Несколько напуганных их появлением птичек с криком бросились вглубь зарослей. Оризиан открыл было рот, но ничего сказать не успел, как тут же почувствовал на губах ее тонкий, легкий как воздух палец.
— Дыши легко, — сказала она. — Говори тихо. Это не твое место. За тобой наблюдают.
Оризиан ждал ее объяснений.
— Это дин хейн. Место смерти. Тело идет в землю. С ивовым посохом в руке. Если посох расцветет, то дух пойдет в Дарланкин. Если не расцветет, то дух остается. Такие становятся кар'хейнами. Наблюдателями.
Поглядев внимательнее, Оризиан рассмотрел среди густо растущих кривых стволов и ветвей несколько тонких, сухих шестов; должно быть не прижившиеся, «не расцветшие» посохи кирининов. При их виде ему представилось, что на него смотрят призрачные глаза. Бесчисленные ветви живых ив вздыхали и сталкивались, переплетаясь. Он понял, что каждое дерево означало могилу киринина, корни растений переплелись с их костями в мягкой земле.
— Посланные к иве, — тихо произнесла Эсс'ир.
Оризиан подумал о том, какой холодной должна быть могила в мокрой земле возле лесного ручья. Он давно знал, что киринины своих мертвых хоронят, тогда как народ Оризиана усопших сжигал. Хотя о деревьях он все-таки никогда не слышал. Ему пришло в голову, что никто не знает, по скольким таким же могилам кирининов прошлись копыта его коня, когда он со своим отцом или с домочадцами Кросана выезжал на охоту, мимо сколько таких же мест они проехали.
— Если ты сам добр, если в твоем сердце нет зла, кар'хейн не причинит тебе вреда.
— А если не добр?
Вместо ответа она сказала:
— Иньюрен любит дин хейны. Он называет их местами мира. Вот почему я его тебе показала.
— Спасибо.
Когда они вернулись, Эсс'ир указала на столб в центре во'ана. Как всегда, лицо из ветвей показалось Оризиану зловещим.
— Ты спрашивал, что это такое. Это… — она помолчала, подыскивая слово для фразы, которая явно не так уж легко ей давалась, — это ловец мертвых, энхин. Это образ Анайна.
Едва она произнесла «Анайн», он посмотрел на нее и поразился. Как это он раньше не догадался? Анайны были не похожи на все другие расы; они стояли ближе остальных к Богам. Если они и имели какое-то обличье, хотя многие утверждали, что у них его нет, то, конечно, это мог быть только оживший лес, его ветви и листва. Именно эту непостижимую и непознаваемую зеленую землю, раскинувшуюся лесом по диким местам мира, пытались представить себе и соответственно изобразить киринины.
Половина того, что Оризиан знал об анайнах, было легендами и выдумками или почерпнуто им из сказок и слухов. Да и разговоров-то было мало, всего несколько человек сталкивалось с анайнами, и почти все рассказы кончались плохо. Одну из таких историй отлично знал каждый хуанин или киринин: к концу Войны Порочных, когда Короли разрушили Тейн и разбили силы крупнейших кирининских кланов, поднялись анайны. Они вырастили обширные леса — Дебри — там, где его никогда прежде не было. Эти леса поглотили Тейн с прилегающими к нему землями и стали естественной, необитаемой и непреодолимой преградой между человеческими армиями и кирининами, бежавшими далеко на восток. Этим, столько же, сколько осадой и разрушением Тейна, закончилось кровопролитие. И вот здесь, в сердце мирного во'ана, обнаружилось изображение той ужасной силы, наблюдающей за играющими детьми и блуждающими козами.