Розовый Дождь
Шрифт:
Розовые облака заполнили все пространство Хартленда, расширяясь при нагревании от пламени золотого Дракона. Ливень лил теперь по миллионам и миллионам миль оскверненной земли. Золотой Дракон своим огненным дыханием поджигал все новые и новые розовые барашки, подгоняя своим дыханием и могучими крыльями пылающие облака - все дальше и дальше ко все новым и новым пространствам, нуждающимся в исцелении, а барашки горели розовым огнем, превращаясь в сгустки влаги, выпадавшие дождем прямо вниз.
Черная трава, зубастые цветы сгорали, на черной земле появлялись зеленые побеги, даже мервецерукие деревья постепенно оживали - на них появлялись первые листики. Отравленные источники и озера становились небесно-голубыми,
...Дождь ещё не иссяк, а Золотой Дракон - за считанные часы проделав путешествие в миллионы и миллионы квадратных миль и израсходовав триллионы эр солнечной энергии - еле держась в воздухе, спикировал на уже успокоившуюся голубую гладь воды бывшего авалонского озера - теперь почти полностью растворившегося в морской воде, потопившей под собой древний город. На востоке уже всходило розовое солнце, розовый ливень сменился мелким дождичком. Дракон устало сел на воду, вызвав целый клуб белого пара, и лежал на воде, покачиваясь, как гигантская водоплавающая птица. Совсем недалеко, в полумиле от него, также покачивался, почти не дыша и не двигаясь, черный левиафан - уменьшившийся до размеров золотого дракона. У него не было одного глаза, как и у Дракона, и оба они еле дышали.
– Ну вот и все, Безликий...
– прошипел Дракон, устало закрывая свой единственный глаз.
Но Безликий ничего не ответил, лишь судорожно открывая и закрывая гигантские чудовищные челюсти, как выброшенная на берег рыба. Он еле держался на поверхности воды. Впрочем, и Дракон был не в лучшем состоянии...
К обоим чудовищам подплыл Морской Змей, с Морской Королевой, Мариной, Феей, раненым, с омертвевшей рукой, Гастоном и Малышом. Чудовища плескались на волнах, бесформенные, уродливые, как выброшенные на волны сундуки потонувшего корабля.
Дождь перестал накрапывать. Морская Королева подняла голову вверх и увидела, что и следа Розовых Облаков уже не осталось, как будто бы их и не было. Вместо этого над головой, куда ни взгляни, простиралось бескрайнее голубое пространство.
– Ну, вот и все...
– устало вздохнула Морская Королева.
– Конец пришел обоим - и Непобедимому Солнцу, которое, наконец, закатилось уже навсегда, и его чудовищной тени - Безликому. Что-то теперь будет...
– Ой! Смотрите, смотрите, ай-яй-яй-яй!
– заверещала вдруг как резаная Марина.
– Смотрите-смотрите! Белобрысик! Мой белобрысик вернулся!!!!!!!!!!
– Марина - её никто не успел удержать - уже сиганула в теплую как парное молоко влагу и поплыла вперед.
Действительно, огромная махина светоносной ящерицы стала на глазах уменьшаться, расползаться, съеживаться и... приобретать антропоморфные черты. И чем дальше - тем быстрее... Параллельно с этим стало распадаться и тело черного Левиафана. Наконец, оба чудовища исчезли, а вместо них на волнах качалось полностью обнаженное тело Люка, у которого вместо правого глаза зияла безобразная рана...
Марина уже обхватила его тело своими молочно-белыми руками и тащила его к морскому змею, не уставая покрывать его лицо поцелуями. Общими усилиями его подняли на чешуйчатую гладкую спину змея - Люк еле дышал...
Морская Королева, отстранив Марину, внимательно прислушалась к биению его сердца в груди, пощупала пульс, лоб, что-то шепча себе под нос, а потом...
– улыбнулась.
– Он жив... Просто очень устал... Спит!..
– Урр-р-р-р-р-а!
– воскликнула Марина.
– Ой, а что у него с глазиком?..
Глава 21. Преображение Азаила.
...Почти голые ветви деревьев, золотая листва под ногами усыпала все своим ароматным и ярким ковром, прохладный
Гастон поёжился - его тонкий плащ не был рассчитан на осень в стране вечного лета, а пушного зверя здесь не водилось.
Климат менялся поразительно быстро. Ещё две недели назад было жарко, ещё две недели назад вся земля цвела, оплодотворенная розовым дождем, а уже сейчас - золотая осень...
– "Ну, это и к лучшему..." - с наслаждением, полной грудью вдохнув свежего осеннего воздуха и пряного запаха прелой листвы, подумал Гастон.
– "Хоть раз в жизни увижу настоящую осень, Золотую Осень... Как она описана в хронике Танкреда Бесстрашного... Буду потом рассказывать детям, внукам, потомкам... А почему бы и нет? Может, и я тряхну стариной, да напишу свою Хронику, как Танкред на склоне лет и назову её, назову её... Хроника... нет, Хроники Целестии... Неплохое название? Хм-м-м-м-м...". Гастон посмотрел на свои руки, размышляя, а смогут ли они... В самом деле, а смогут ли они держать перо, чтобы написать такое объемное и сложное повествование, которое, пожалуй, переплюнет и творение Танкреда...? Гастон поднял с земли тонкую палочку и взял её, на манер пера, но... палочка с хрустом переломилась....
– "Э-э-э-э, не-е-е-ет... Пожалуй, сам писать я все-таки не смогу... Перья будут ломаться... Слишком уж у меня руки да пальцы толстые, привыкшие скорее держать меч, чем перо... Придется нанять какого-нибудь смышленного карлика... Буду ему диктовать, а он уж будет писать вместо меня... Так и назову свою первую Хронику - "Отверженные"... А что - хорошее название - и подпишу - Хроника Гастона...".
Гастон вслух рассмеялся и на миг забыл и о холоде, и о неприятно кольнувшем его совсем недавно воспоминании о мрачном пророчестве Азаила, что вслед за гибелью Розовых Облаков наступит Ледниковый Период, возможно, на века - ибо нет больше того, что удерживало солнечное тепло, отраженное Морем, внутри Целестии, создавая парниковый эффект... Победа над Безликим и его Ордами далась тяжелой, слишком тяжелой ценой...
Перед глазами Гастона вдруг всплыл образ его старшего брата - долговязого и длинноносого сказочника с полудетскими глазами на выкате и из груди едва не вырвался звериный рык. Гастон выхватил из ножен меч и принялся рубить окружавшие его кусты своим серебристым мечом, который он держал в искусственной посеребрённой стальной руке, сделанной вместо ампутированной, карликами, чтобы задушить в себе плач...
Но в это время раздался отдаленный звук колокольчика и детские голоса...
Гастон устыдился своей слабости и быстро вложил меч в ножны.
На углу, куда уходила широкая тропинка, посреди почти нагих берез стоял большой черный монумент, недавно восстановленный самим Гастоном - такие монументы были поставлены Роландом Древним в качестве пограничных столбов на границах своего королевства - показалась коренастая приземистая фигурка в черном шерстяном плаще с черным колпаком, одетым на голову, закрывавшим лицо, с прорезями для глаз. Он опирался на длинный деревянный посох с колокольчиком, а рядом - по обе стороны - шли два ребенка - мальчик и девочка - мальчик лет 7, девочка лет 5 - в рваных стареньких, соответственно, шерстяных курточке и штанишках и платьице. Гастон взглянул на них и грустно вздохнул. Таких бродяг попадалось в последнее время немало. Многих не успели в свое время эвакуировать, но кто-то чудом и спасся, прячась по канавам и подземельям. Эти выжившие бедолаги теперь, когда все кончилось, группками или поодиночке, шли в населенные места. Многие были изуродованы страшными ранами, проказой, которую подхватили от отравленной воды или укусов зубастых цветов... Потерявшие родителей дети, потерявшие мужей жены или отцы и матери - детей... Разбитые судьбы, разбитые жизни, ничем не утешимая боль...