Розыгрыш с летальным исходом

Гусев Валерий Борисович

– Хорошо, что не сексуальную, - прокомментировала подслушавшая наш разговор Яна.)

Тем не менее, на судне был капитан, был штурман, были простые матросы. Не было пока только предателя, как положено в каждом коллективе - от пионерского звена и дворовой команды до партии и государства в целом. Так уж повелось издавна. От истоков бытия.

(Вообще же, замечу в скобках, мне эта экспедиция с самого начала показалась не совсем той, которой ей надлежало быть. Ни цель ее, ни пути достижения цели как-то не ложились, по моему разумению, в надежную логику. Все как-то спонтанно, все как-то туманно. Тревожно как-то. Как ночью в чужом темном доме, когда даже толком не знаешь, как в нем очутился и что тебе здесь надо.

И в каком шкафу прячется скелет, готовый глухой полночью рухнуть рассыпающимися костями в твои объятия. Словом, какие-то неясные сомнения заставляли меня несколько под углом (из-за угла - это точнее) оценивать происходящее на борту (и за бортом - тоже)…)

Однако мы благополучно успели к старту, получили регистрационный номер, позывные для рации и вышли в акваторию залива Плимут-Саунд в ожидании стартовой ракеты в толпе - иначе не скажешь - участников гонки и провожающих. С вертолетов, барражирующих над заливом, наверное, казалось, что на его волны опустилась неисчислимая стая белокрылых морских птиц.

Гонка началась. Первое время наша яхта, простенько названная «Чайкой», шла в окружении великолепных современных судов, с борта одного из которых мы даже получили сигнал «Браво, старина!», а затем мы начали отставать и уваливаться в сторону от традиционного и самого рационального курса на этом участке океана, и вскоре с нами прервалась связь - отказала рация. И мы зачем-то затерялись в бескрайних просторах океана. И наши курсы расходились все больше. Основные участники кругосветки пересекали Атлантику «по диагонали», к мысу Горн, а мы, вместо того чтобы этим же кратчайшим путем выйти в Тихий океан, почему-то избрали путь более длинный и сложный - к Тихому через Индийский.

Впрочем, ни капитана, ни штурмана это обстоятельство нисколько не встревожило. И остальных членов экипажа - тем более. Хотя бы потому, что ни Янка, ни Нильс об этом не догадывались. Янка вообще имела познания в географии очень смутные. Конечно, она догадывалась, что Земля имеет форму шара, но «не настолько же!», как она с возмущением при случае выразилась.

Жизнь на судне шла своим чередом. Как-то сами собой распределились обязанности на борту. Дееспособные мужчины держали вахту на руле, Нильс хлопотал по хозяйству. Янка тоже посидела было у штурвала, но либо уснула, либо загляделась, и после ее вахты нам пришлось делать поворот оверштаг и ложиться на прежний курс. Руль ей больше не доверяли, на Северном полюсе нам делать нечего. Даже при Янкиных валенках.

Что касается Льва Борисыча, то он основное время проводил в форпике - носовом отсеке, где были сложены запасные паруса. Время от времени Нильс выносил его на палубу, и тот с изумлением оглядывал бесконечные волны или бескрайнюю морскую гладь. Вел он себя достаточно миролюбиво, но слишком много жрал. Как и всякий каннибал. Но Нильс кормил его более разнообразно и вкусно, чем нас.

Впрочем, это не его вина. Скорее наше упущение. В том, что полностью положились при закупке продуктов на вкусы Семеныча. Он забил на яхте все «кладовки» консервированными какао и молоком. Хорошо еще, что нам удается время от времени поживиться в водах Мирового океана свежей рыбкой. И тогда Нильс балует нас своим фирменным блюдом под кликухой «рыба-фиш».

– Это, конечно, не фаршированная щука, - деликатно оправдывается он, - но ведь и мы не на озере.

Блюдо получается отменное. Только Яна каждый раз намекает, что, приготавливая фарш, Нильс использует всякие добавки из крысиного рациона Льва Борисыча.

– Два еврея на одной маленькой яхте, - добродушно посмеивался Понизовский, наблюдая трогательные заботы Нильса в отношении Льва Борисыча.
– Не слишком ли?

– Но один из них - антисемит, - сердился Нильс.

– Вы или он?

– А разве не ясно?
– обижался Нильс.

Тем не менее, мы плывем. И пока

без приключений. Только между Яной и Серегой Понизовским отношения остаются довольно сухими. На фоне всеобъемлющей и всепроникающей влажности.

Он, кстати, в один из вечеров объяснил нам свою личную цель этого не совсем ясного плавания.

Понизовский, как оказалось, не океанограф и не океанолог, а какой-то сложный этнограф. В свое время он изучал жизнь, историю полинезийских народов, а также «популяции русской эмиграции», тоже в бассейне Тихого океана.

И вот как-то, в недалеком советском прошлом, во время последнего научного плавания на немагнитной шхуне «Заря», он в составе экспедиции посетил небольшой островок, кажется, под названием Раратэа, где тихо-мирно существовала крохотная колония-поселение потомков славных героев первой волны российской эмиграции.

– Это было страшно интересно!
– Понизовский закурил сигару и окутался ее дымком, как флером воспоминаний.
– Понимаете, они потомственные русские дворяне. Но образ жизни в таких условиях, естественно, изменил не только их, как сейчас говорят, менталитет, но даже внешность. Не говоря уже о быте. Произошла естественная ассимиляция, они смешались с местным населением. В их речи забавно сочетаются галлицизмы, славянизмы, туземные наречия. В общем, огромное поле для исследований. И таких островов я знаю несколько. Но дело совсем не в этом. Мы зашли на острове в часовню, срубленную из пальмовых стволов, но в традиционной русской манере. И там, в довольно скромном иконостасе, мое внимание привлекла икона. Божия Матерь с Младенцем. Несомненно, что старого и редкого письма. Ну я, конечно, полюбовался и, в общем-то, забыл о ней. Хотя один из аборигенов вскользь заметил, что это Чудотворный явленный образ из Казанского монастыря.

Ну, я не специалист, не коллекционер, мне вроде бы это и ни к чему. А через несколько лет, будучи проездом в Нью-Йорке, на приеме нашей делегации, устроенном наследниками Дома Романовых, вдруг узнаю чудесную легенду. Что якобы в начале XX века в Казанском монастыре была похищена знаменитым в те времена церковным татем Чайкиным из Казанского монастыря Чудотворная икона Божией Матери. Этот образ считался покровителем Руси, семейной иконой Романовых. И когда он был похищен, в народе нашем православном разнесся слух, что неисчислимые беды на Руси не прекратятся до той поры, пока Святой Образ не будет найден.

– Интересная легенда, - кивнул Семеныч.
– Я тоже об этом слышал. Розыски этой иконы велись и в наше время.

– Но еще интереснее, что эта легенда получила свое развитие. Вы знаете, что сейчас несть числа претендентам на российский императорский трон. И законные его наследники, и всякого рода самозванцы стремятся его занять.

– А в чем легенда-то?
– спросила Яна.

Ее, как потомка М. Мнишек, этот вопрос крайне заинтересовал.

– А легенда в том, что только тот из наследников, кто представит этот Образ, достоин стать очередным государем императором России. А человек, который Икону разыщет, получит громадное вознаграждение… Так вот, когда я узнал об этом, меня словно озарило. Во время посещения на острове местного кладбища я заметил там простой камень. На нем был высечен православный крест и… Что бы вы думали? Имя лежащего «под камнем сим».

– Неужели Чайкин?
– спросил с интересом Семеныч.

– Именно он.

– Да, существовало мнение, что он не продавал икону, а оставил ее себе.

– Что ж, Серега, - спросила Яна.
– Ты такой благородный, что мечтаешь избавить Россию от всех бед?

Понизовский усмехнулся и скромно признался:

– Нет, об этом я даже и не мечтаю. Я мечтаю о вознаграждении.

– Так они тебе ее и отдадут!
– возмутилась Яна.
– Реликвию!

– Существуют, Яна Казимировна, не менее тысячи сравнительно честных способов…