Рубеж-Владивосток
Шрифт:
— Однако его всё равно ловили свои, и мехи, и полицаи.
— Поговаривали, что пилот украл этого меха, и не только его, но и эрения целую горсть.
— Дед рисунки «Красного медведя» собирал всякие, — продолжил Сергей. — А ещё чертил что–то. Утверждал, что пилот самолично меху брони на корпус наковал, да в красный цвет покрасил. Эдакое устрашение и для своих, и для чужих…
Я тоже знаю эту историю. Волнующая и романтичная. Единственный в своём роде бунтарь и мститель на особом мехаре. Всегда участвовал в боях, как третья сторона. Своих не трогал, выручал. Как только побеждали оргалидов, он смывался без оглядки. А у меха–гвардейцев и сил не было за ним мчать. Иногда гвардейцы прибывали уже на обломки и трупы ледяных тварей, засвидетельствовав, что вольный мехар справился и без них.
За любую информацию о нём Империя готова была выложить круглую сумму. Мне было лет шесть–семь, когда самый большой ажиотаж разгорелся по поводу этого «Медведя».
Но прошло ещё полгода, и он исчез насовсем, собрав вокруг своей персоны ещё больше тайн, наговоров и мифов.
Уничтожили свои, убили оргалиды, что только не говорили. Мог просто упасть в полёте прямо в океан и утонуть. Ведь силы пилота не безграничны. Рассчитать сложно, если тебя гонит страх. А его могли и преследовать, загнав в угол и вынудив вырываться на просторы Тихого океана.
Странно, вроде помогал он и защищал, но после его исчезновения в Приморье стало даже как–то спокойнее. До определённого момента.
1 июня 1905 года по старому календарю.
Четверг. Юнкерское училище имени адмирала Ушакова.
Всего сутки до прибытия принцессы!
После завтрака объявили, что на генеральную репетицию выйдет сам командир курса, он же заместитель начальника училища! Подполковник Козлов Виктор Григорьевич — офицер жёсткий, контуженный на всю голову, бывший артиллерист. Ротный со взводным забегали сразу вокруг знамённой группы. Да и всю роту окучили.
Торжественный марш в полном составе училища репетировать собрались!
Хромовые сапоги сорок пятого размера нашлись для меня перед самой репетицией уже вечером, и то каким–то чудом отыскались. Юнкер с третьего курса ворвался в казарму с ними, когда уже все стали выходить.
Скинул я свои сапоги, быстро портянки перемотал прям на полу и натянул эти. Чёрные хромовые сапоги блестят почище всяких медалей, смотрятся лучшим дополнением к парадной форме. Но жмут собаки, в правом носке что–то мешает, но не придал значения. Да и времени не осталось, погнал нас взводный торопливо в штаб знамя получать! Ещё по дороге ощутил дискомфорт под пальцами ноги. Но не до этого. На широком плацу три роты уже выстроились, а на трибуне офицеры собрались и целый городской оркестр. Нас только ждут.
Получил знамя в руки и немного отвлёкся от проблемы. Но когда промаршировали к плацу уже, как положено, некий осколок впился до острой боли прямо меж пальцев. На исходной я серьёзно забеспокоился. А тут команду объявляют протяжную на всё училище:
— Батальон! Внимание! Равнение на знамя! Смирррно!!
И оркестр, как бахнул! Забили барабаны, завыла труба. Двинула наша группа, как репетировали с левой ноги.
Тяну носок и полной стопой ударяю о вымощенный мелким камнем плац. Боль всё острее, но от удара приглушается малость.
— Так! Стоп! — Рявкнул с трибуны Козлов на середине пути. И оркестр тут же заглох, схлынула вся торжественность, и наплыло беспокойство о том, что один раз прогнать всё не получится!
Остановились и мы через два шага.
— Вторая рота! — Загремел бешеным голосом подполковник. — Что за повороты головы?! Вы рожи свои видели?! Командир роты, почему ваши юнкера на первой линии с выражениями, будто тужатся или рожают?!
— Не могу знать, товарищ пол!
— Так разберитесь, кто кого там обрюхатил! А группа знамённая?! Юнкер со знаменем марширует великолепно, идеально! А три других охламона халяву гоняют! Ещё раз увижу, что коленки торчат, велю швабры примотать! Нога прямая должна быть! Юнкер слева — такое ощущение, что хромает, не выровнен шаг. Командир первой роты, что за подбор?!
— Они лучшие, товарищ пол! — Отчеканил наш. — Переволновались просто.
— Переволновались, — повторил Козлов чуть спокойнее и рявкнул всё же: — Знамённая на исходную! Да не надо мне ваших строевых приёмов сейчас! Не тяните время, бегом марш!
Мало того, что осколок впился ещё сильнее, меня похвалили перед всем училищем! И теперь показывать, что мучаюсь или хромаю, никак нельзя. Только задорная улыбка и вышибленная из глаз слеза на ветру.
На репетиции для меня наступил ад. И я стал мысленно молить всех ребят, чтобы они поскорее исправили мне недочёты и выступили для Козлова идеально. Чтобы он не возвращал нас на исходную вновь и вновь.
Но, как назло, заместителю начальника училища не нравилось то одно, то другое.
В момент передышки и покоя ноги, которой без надобности я теперь боюсь даже пошевелить, вспомнил кое–что. А точнее лицо юнкера, который мне сапоги передавал. Они ещё с Чернышовым так переглянулись хитро, когда тот вбежал.
Вот же подлый скот. А я и думаю, что это Максим из строя на меня так заинтересованно поглядывает.
К концу тренировки я перестал чувствовать половину стопы, где хорошо так под конец захлюпало. С каждым шагом ощущаю, будто штырь вогнан до кости. И с улыбкой перенося простреливающую до позвоночника боль, к которой мне всё же удалось привыкнуть.
С плаща уходили мы первыми, лишь на половине пути до штаба я позволил себе опускать ногу уже на ребро стоны, дабы не беспокоить осколок впившийся, похоже, очень глубоко.
— Всё нормально, Сабуров? — Спросил настороженно взводный, когда мы сдавали знамя в караул.
— Так точно, Семён Алексеевич, — ответил я.
— Косолапить начал, — с подозрением заявил взводный.
— Да мозоль, похоже, завтра перетерплю.
— Уверен? Сходи–ка ты в санчасть, дружок, пусть намажут чем–нибудь. А то не дай Бог опухнет.
— Да всё хорошо, — ответил и сглотнул, опуская взгляд.
Чую, что и другие ребята с группы заметили неладное, но промолчали. Отчеканил на плацу я отлично, без претензий со стороны командования.
— Ну смотри, — раздалось на выходе от офицера, который, похоже, устал не меньше нашего.
Вернувшись в казарму, я не стал спешить сдавать парадку с сапогами в каптёрку. Подождал, пока рассосутся все по умывальнику и кубрикам. Время позднее, по распорядку отбой уже прошёл, поэтому объявили, что построения не будет, сказали укладываться самостоятельно.