Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Она видит, она всё поняла…
Все пять частиц эрения в её кольце погасли окончательно.
— Больше мы не единое целое, — шепчет Агни бессильно, глядя на своё кольцо, бесполезное теперь, и бросает уже мне вымученно. — Уходи.
— Я не знал, — выдавил с болью.
— Это не важно, — ответила, хмурясь. — Ты лишил меня крыльев и пристанища. Всего, что я имела. Уходи и больше не возвращайся.
Слеза по её щеке побежала, как живая. Голову опустила свою, завешиваясь волосами и обхватывая поджатые колени. Теперь она видится такой маленькой,
Душа разрывается. Что я натворил…
— Агни…
— Уходи!! — Завизжала пронзительно, что вздрогнул, и зарыдала так горько, что взбудоражилось всё внутри похлеще всяких взрывов.
И я не посмел к ней подойти. Немного помедлив, пошёл прочь, как она и попросила. С каждым шагом её плач становится тише.
Взрывы бомб продолжают будоражить мою сущность, но уже не так. Они всё дальше. Но трясёт от них, похоже, весь полуостров.
Захотелось, чтобы и меня накрыло. Дабы не быть. Потому что я жалок, как никогда. Абсолютно пуст. И это чувство невыносимо.
Глава 19
Молва о чудовищах
20 километров от Владивостока. Бухта Якорная.
27 июня 1905 года по старому календарю. Вторник.
Не помню, как добрался до эскадрона на утро второго дня, подцепив чью–то бесхозную лошадь. Всю дорогу думал о том кто я. И что сделал. Стоило отдалиться от оргалидов и их следов уже за чертой города прошлое ушло обратно, острота его восприятия исчезла и перестала мучить. Будто нечто во мне пробуждалось с видом их крови. И теперь снова спит.
Но горькие мысли об Агнессе выжигают меня изнутри, даже когда вижу моих дорогих уцелевших товарищей в Поместье, которые радостно обнимают меня, объявляя на всю округу, что я живой.
Пять частиц эрения — это достойная награда лучшему мехаводу гвардии. Если Агнесса их утратила так беспечно, новых ей никто не даст. Вряд ли Небесная принцесса сама раздаёт частицы.
Император владеет ими. И он спросит свою дочь, при каких обстоятельствах это случилось.
Интересно, что сказала Агнесса принцессе? Выдала меня? Иначе как ей объяснить все те вещи, что творила её боевая машина. Но что хуже? Если принцесса узнает, что её обещание императору яйца выеденного не стоит, то спустит на Агнессу всех собак. Ведь Небесная поклялась отцу, что я никогда не сяду в мехар.
Порывался идти в лагерь меха–гвардейцев и докладывать, что это я во всём виноват. А поразмыслив, понял, что это глупо.
В одном лишь утешение. Я убил Синего оргалида. Отомстил хотя бы непосредственному исполнителю убийства моей семьи.
Осталось найти гадов, которые им руководили. А ещё лучше додавить их всех. И здесь, и на других континентах. В США, где у них все гнёзда.
Изничтожить нелюдей, мразей, искоренить чуму, и жить спокойно.
Боевые действия завершились ещё в понедельник утром, полным разгромом напавшего врага, как было объявлено посыльными по всему нашему фронту. Но цена победы оказалась непомерно большой.
Я не знаю всего. Да и в целом, не так много информации удаётся урвать простым гусарам. Скорее слухи, домыслы и преувеличения. Ведь у страха глаза велики.
Чтобы понимать какой ценой мы одержали верх, достаточно вспомнить о ходе боя, вспомнить о павших товарищах, выжженной земле, разрушенных домах и пристанях. Потопленных кораблях и разбившихся дирижаблях.
Достаточно знать, что в наш эскадрон так и не вернулась треть гусар.
Азаров весь перебинтованный вылез из палатки на крики товарищей и поковылял быстрее всех меня встречать на входе в палаточный лагерь.
— Вот он самый храбрый гусар полка! — Объявил осипшим голосом прапорщик.
— Да ладно тебе наговаривать, дядя Шурик, — прослезился я от радости, что вижу дядьку целым.
— Грибоедову доложили? — Не успокаивается Азаров.
— Убыл утром, товарищ прапорщик, — отвечает вахтенный.
— Ничего, вернётся, доложимся, — отмахнулся Азаров и обнял меня. За волосы стал трепать, как мальчонку. — А впрочем, посыльного готовь в большой штаб!
— Сделаем…
— Живой! Андрюша!! — Выскочил Фёдор из сарая и помчал ко мне хромая ещё сильнее, чем прежде.
Деда обнял. Расцеловал он меня, будто год не виделись. Отпрял. Минуты две неотрывно смотрел, будто глазам своим не верил.
— Да хватит старый, дай герою отдохнуть! — Восклицает взводный. — Если бы не он, не спасли бы мы тех лётчиков. И других из моря бы не выловили…
К слову, в лагере оказалось ещё восемнадцать моряков и пять лётчиков, спасённых из воды прямо из нашей бухты и окрестностей. Тех, кому помощь нужна была врачебная, сразу в госпиталь повезли.
Несмотря на то, что военное положение только усилили, без растопленной бани в Поместье не остались. В море не полезли, а вот на речке, что неподалёку искупнулись. Гусары трубу там на дне нащупали, торчащую из грунта, куда часть воды с течением живенько уходит. Одного чуть не засосало. Подивились бойцы, да и только.
Уже к ночи уселись свободные от дежурств гусары с моряками и лётчиками перед большим костром греться и делиться впечатлениями после боя.
Звёзд на чистом небе мириады. Тихо, спокойно, тепло. Даже ветерок молчит.
— Мы с «Ослябя», — рассказывает один моряк, кивая на группу товарищей и шкрябая складным ножичком тушёнку прямо из банки. — Наш броненосец первым попал под удар. Но мы отстрелялись на славу, ей Богу. Жуткие и изголодавшиеся твари, рычали ещё так омерзительно. Некоторые не плыли, а по дну прямо шли, в нужный момент отталкивались.
Вижу, как некоторых аж передёрнуло от услышанного. А у двоих мурашки по рукам пошли.
— А мы с «Наварина», — бурчит один указывая на товарища рядом, судя по погонам, оба офицеры.
— И как вас занесло сюда? — Спрашивают другие. — Вы ж восточнее оборону держали километров на двадцать южнее?
— Двинули по приказу вторую эскадру поддержать. Да вот потонули, оргалид вцепился, как спрут, лист брони вырвал и корпус прогрыз ниже ватерлинии. Страшно, зверьё, как знало, где брешь.