Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Что и делаю затаив дыхание. Но уже по лицам собравшихся понимаю, ругать не собираются.
Командир продирает горло, глядя на меня в пол–оборота. И начинает приподнято:
— Наш молодой и горячий офицер Сабуров Андрей Константинович — первый гусар в истории Шестого хабаровского гусарского полка, кто в штыковую атаку пошёл на голубого оргалида.
В строю засмеялись по–доброму. Некоторые даже захлопали.
Но ротмистр приподнял палец, и снова наступила тишина.
— Да и побил–таки тварь поганую, — продолжил приподнято. — Спас лётчиков и выбрался из лап целой стаи нелюдей живым и невредимым. Это подвиг, товарищ Сабуров. Который не может остаться незамеченным. Посему слушай приказ комполка!
С этими словами развернул рулон и стал зачитывать торжественно…
Досрочно дали мне звание «поручик», ротмистр вручил погоны! А я было подумал, что он оговорился вначале.
Кроме того, вручили наградную саблю. Острую, что бритва. И премию десять рублей.
— Служу Российской империи! — Отчеканил гордо.
— Ну в рамках своих полномочий, что могли, — развёл в конце руками ротмистр и подмигнул. — Ходатайство в Иркутск ещё отправили. Так что князь, месяца через два, если пошевелится канцелярия его величества, будет ещё и орден в придачу.
Кивнул. А что тут скажешь? Никогда бы не подумал, что буду так рад наградам.
— Разрешаю обмыть, как с вахты сменитесь, — добавил командир. — Но в меру.
Вернулся в караул. И настроение приподнятое схлынуло тут же. Завтра павших товарищей поедут хоронить. Пожжённые тела до сих пор довозят.
Темень надвинулась быстро, и в полночь я на пост заступил. На левый, широкий мыс, который к воде поближе, чем правый.
В море огни одинокого броненосца, на которые я смотрю с замиранием в сердце. Ведь если что–то пойдёт не так, по огням всё станет понятно. С неба доносятся звуки пропеллеров дирижабля, похоже, они в связке.
Поредело охранение заливов. Броненосцы на ремонт встали. Сейчас самое время вдарить. Как хочется верить, что у тварей сил больше нет.
Но пулемёт наш на посту наготове стоит. Уже и лента заряжена да вода в резервуар залита.
Из головы не выходит рассказ лётчика, который девушку и касатку видел, превратившуюся в Фиолетового оргалида «Шрапнельщика». А что если касатка не съела пловчиху?
Мысль безумная в голову пришла. Раз люди пилотируют мехаров, возможно ли чтобы люди пилотировали и оргалидов? Не всех, допустим Фиолетовых, которые и отличаются своей редкостью, силой и живучестью.
Почему под ледяной бронёй не может скрываться механизм?
Может некая девушка, шпионящая в интересах нашего врага, решила вплавь добраться до своей боевой машины, воссоединиться с ней на море, чтоб было как можно меньше свидетелей? А что если у оргалидов тоже есть свои мехары?
Похоже на бред сумасшедшего.
Но если за всем стоят люди… это в какой–то мере даже страшнее.
Волны тихо плещутся, море почерневшее теперь видится зловещим. Раз мы не убили Фиолетового, значит, что он всё ещё где–то здесь. Выжидает. Или готовит новый удар. А может просто наслаждается тем, что сотворил.
Полвторого ночи, немного до конца смены осталось. И вдруг показалось мне, что у берега плещется что–то. Прямо под утёсом моим.
И будто бы хихиканья даже слышу! От чего мурашки зарезвились по коже. Упал я на землю и к краю подполз, винтовку выставив.
— Стой, кто идёт! — Объявил громко с бешеным сердцем.
Фонарик подтащил, чтоб воду осветить. Волны… просто волны. Чайка у щепки бьётся. Что–то там клюёт. Под воду ушла резко! Будто кто–то дёрнул. А у меня чуть сердце не упало. Держу блёклый свет на воде. Где чайка? Зловещим стал берег, кровь в перепонки барабанные долбит.
Позади шорох травы. Оборачиваюсь, винтовку выставляя!
— Андрюш, это я, — шепчет Фёдор, плетущийся по посту с фонариком.
— Дед, ты совсем с дуба рухнул? Ты территорию поста пересёк.
— Отойди от края, Андрюш, — выдал вдруг очень серьёзно. — На берег ей не выбраться. Но с воды зацепить может.
— Ты о ком? — Ахнул, послушно отползая.
— Нашла она тебя, — продолжил он загадками. — Надо было уходить, когда я говорил, а может и раньше.
— Куда уходить, Фёдор?
— Куда, куда, в Хабаровск, а лучше в Иркутск, — ответил сварливо. — В окоп прыгай и сиди. Она других не тронет. Силы скопленные кончились. Но тебя забрать жаждет давно.
— Она — это кто??
Очередной всплеск воды! И Фёдор меня рванул на себя, как безумный. Да с такой силой, что и не думал подобной в старике ожидать. На землю повалил, ещё и собой накрыл, сверху взобравшись.
— Ты проснулся сразу, а она всё никак, — начал шептать.
— Сабуров, смена! — Раздалось от приближающейся группы.
Разводящий с часовыми пришёл.
Оттолкнул Фёдора мягко, но настойчиво. Поднялся.
— Осветить лицо! — Скомандовал я и, убедившись, что свои, пропустил.
В шесть утра я снова заступил, но дворецкий меня уже не посещал. Рассвет пришёл, разгоняя мглу и страх. И берег теперь вновь показался родным, с водицей прозрачной.
Волны бьют слабо, щепка уже на берегу. А вон и чайка дохлая лежит. В груди холодеет, когда взгляд перескакивает на два тела на песке. Судя по одежде, оба матросы. Пришедший наряд гусар заключает, что мертвы.
Сменился к обеду. Таким разбитым себя никогда ещё не чувствовал. Фёдор куда–то пропал, как всегда. Глаза печёт, веки тяжёлые. Думаю о том, как бы уже завалиться на кровать.
А тут фельдъегерь в зелёном мундире пожаловал, застав меня в палатке за трапезой.
— Князь Сабуров Андрей Константинович? — Спросил незнакомый служивый с планшеткой наперевес.
— Он самый, — ответил и проявил вежливость: — чаю?
— Благодарю, сударь, но вынужден отказаться. Вам депеша из городского управления. И… ещё одно письмо.