Русская поэзия Китая: Антология

Колосова Марианна

ЕЛЕНА ДАЛЬ

ПИСЬМО ИЗ АФРИКИ

Из Африки письмо я получила. Знакомый почерк — юношеских лет Подруга пишет: «С царственного Нила Я запоздалый шлю тебе привет! Я — замужем. Живу неплохо с мужем. Четвертый год — в тропической жаре! Но ничего, здоровы и не тужим — Не вреден климат нашей детворе. Детишек двое — крепыши! Людмиле Четвертый год, а Игорю шестой… Ах, где мы только с ними ни бродили, Пока попали в уголок живой! И я учу их языку родному И говорю, что мы в гостях пока, Что мы вернемся к берегу иному, Где льется Волга, русская река, Что в ней купаться можно без опаски — Что крокодилов не бывало в ней. И, раскрывая удивленно глазки, Внимают дети повести моей. Отец

в отъезде — новую дорогу Проводит там, где бродит только зверь; А я в детей вливаю понемногу То, что зовется русскостью теперь. Лишь одного растолковать не в силах, И ребятишкам не понять вовек, Что с ноября, когда у нас так мило, Уже Россию покрывает снег… Не видев снега, с сахарною пудрой Наивно дети путают его, Поэтому Людмиле златокудрой Все сахарное снится Рождество! Все русское для них я собираю — По капелькам, по крошечкам коплю! Я их сердца верну родному краю — Моей стране, которую люблю! Теперь — прощай! Подружкам — по поклону, Целую всех, как целовала встарь. Пожалуйста, пришли ты мне икону Спасителя, а детворе — букварь…» Я плакала, письмо читая. Ожил Весь мир души, и пела тишина: «Мы — слабые, мы — женщины, но все же России не изменит ни одна!»

ВТОРОЙ РОДИНЕ

Путь изгнанья мне судьбой отмерен, Но скажите, в чем моя вина, Что отец мой Родине был верен, Что я свято прошлому верна? Пал отец мой, воин государев, Распростерлась надо мною мгла — В отблесках неугасимых зарев Сколько лет сироткой я жила! Русской бури путь зловещ и долог, Но меня, как тысячи других, Ты, Харбин, родной земли осколок, Защитил, укрыл от вихрей злых. Ничего родного не лишая, Ты меня, ребенка, приютил, И росла я, выросла большая, Набралась необходимых сил. За годиной пронеслась година — Мирный труд, покой и благодать… В Харбине я вырастила сына, В Харбине похоронила мать. И теперь ни от кого не скрою, Милым городом покорена, Что мне стала Родиной второю Приютившая меня страна. Двадцать лет живу я русским бытом, Ту же душу русскую ношу, И на языке непозабытом Говорю и вот — стихи пишу. И в родном, в своем любимом храме, В теплом блеске золотых огней Я ведь так же плачу, как о маме, О России — мачехе моей!

МОЕМУ ВЕЧЕРУ

Я шла над рекою. В оранжевых красках заката Была теплота наступающей ранней весны, И мне показалось, что этот же вечер когда-то Уже пролетал надо мной на крылах тишины. Вот именно так же влюбленное сердце томилось, И так же пылал лучезарный вечерний закат… Куда это скрылось? Откуда опять возвратилось? Угасшие грезы зачем мою память томят? Когда это было? С каким позабытым закатом Сроднил меня вечер и снежная эта река? Не в юности ль только желанье бывает крылатым, А нежность, как птица, как смелая птица, — легка. Теперь же все это лишь горько, язвительно дразнит, Усталая, ноет тоской истомленная грудь, И все-таки, Боже, ужели не радостный праздник Былым, позабытым свободно и вольно вздохнуть? Спасибо, мой вечер, за отблеск былого, за пламя В его отраженьи, овеявшем эту зарю, — За нежно ожившую и зазвучавшую память Тебя я стихами отблагодарю.

СТАРЫЙ ЗВОНАРЬ

— Эй, посылай на смену. Старый звонарь отзвонил! В. Короленко

Много на сердце таилось печального — Близких обида, и слезы, и гнев, В эту чудесную ночку пасхальную Все заслонил колокольный напев. Тронула щеки слеза подневольная — С горьким покончено… горькое — сон!.. Сердцем его стала песнь колокольная — Радость, любовь, умиление — звон. Душу родило какую-то новую В этот прекрасный торжественный час… Счеты покончив с дорогой терновою, Он христиански с любовью погас.

ФАИНА ДМИТРИЕВА

ГОЛУБЫЕ ДОРОГИ

Бродить по голубым дорогам, Затерянным в лесных кустах, С душой, наполненной восторгом, С улыбкой детской на устах. Жизнь принимать, как дар от Бога, Забыть о муках и о зле, Не помнить о своих тревогах, Прижавшись ласково к скале. На сером камне высечь имя, Которое в душе звенит, Губами, от жары сухими, Коснуться каменных ланит. И вновь идти по косогорам, Чтоб с высоты увидеть синь Сбегающих к речным просторам Темнеющих вдали пустынь. И так стоять в закатном свете, Светиться радостью самой, Пока прохладный горный ветер Не позовет: «Пора домой!»

ОСЕННИЙ ЗАКАТ

Над домом царственно-густой короной Раскинулась высокая береза, Она в тоске осенней примиренной Роняет тихо золотые слезы И скорбно, скорбно шелестит ветвями, Вбирая нежные лучи заката… Сегодня я больна тоской и Вами, Как я была больна уже когда-то. И я сама себе кажусь осенней, Усталой, примиренной, одинокой, И от ресниц моих ложатся тени На золотые от заката щеки. Багряных сопок призрачные дали, На них скалистые немые замки… Мне хочется забыться от печали. Мне так мучительно чего-то жалко. Прервать стараюсь мыслей вереницы, Уйти от их мучительного плена, Полузакрыв усталые ресницы И хмуря брови тонкие надменно. Последний золотистый луч целуя, Как будто Вас в дорогу провожаю. И Вас сегодня, может быть, люблю я, А может быть, и нет, сама не знаю. Быть может, прошлому ищу забвенья. Лаская взглядом нежную березу, И, как она, с печальным примиреньем Роняю медленно скупые слезы.

ОСЕНЬЮ

Дыханье осени пришло в окно, И в примиренном чувстве та же осень… И так понятно мне теперь одно — Что сердце ничего уже не просит. Спокойствие, усталость, тишина. Букеты астр, разбросанные в вазах, И ветра шум — в растущих у окна Зеленых, не осыпавшихся вязах. Вот так сидеть… Побыть совсем одной С своими мыслями хоть миг короткий… Ждать сумерек… и в памяти больной Перебирать воспоминаний четки. И оборвать, как в музыке аккорд. Так и былое оборвалось разом. Я ощущаю осени приход, Перебирая тихо астры в вазах.

СНЕЖНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Деревья дремлют в белом серебре, Земля окутана пушистой ватой… Как хорошо стать лучше и добрей И чувствовать себя с тобой богатой. Спешить домой, где в мягком свете глаз Все обрести, чего недоставало. Мне все понятно: этот нежный час И что для счастья нужно очень мало. Я научилась быть совсем простой И ничего не требовать у Бога. Сегодня вечер сумрачно-густой И мягкая баюкает дорога. Искристой бабочкой кружится снег И тает на губах, как поцелуи. Я принесу тебе счастливый смех И сквозь снежинки нежно поцелую.

НЕОНОВЫЙ СНЕГ

На голубом — причудливые блики, Их отражения на встречных лицах. Ты рядом, странно новый и двуликий, И бархатные шепчутся ресницы. И взгляд твой потемневший, незнакомый, В нем заблудились золото и краски. Ты не таким со мной бываешь дома, Лицо как будто скрыто полумаской. И все кругом, как сон… Фата-моргана. На белом кружеве алеют маки. Вдали маячат контуры экрана И огненные вспыхивают знаки. Идем в молчаньи… Снеговые волны Потоком белым вырвались из плена. И отсветом невидимого горна На них блуждает розовая пена.

БАРКАРОЛА ЧАЙКОВСКОГО

«Я сыграю для вас баркаролу Чайковского», — Улыбнувшись глазами, сказала ты мне. Облака на закате, как цвет абрикосовый, Розовели в открытом навстречу окне. Ты к роялю прошла, в белом платье воздушная, И на стол переставила в тонкой вазе цветы, И была тишина чутким звуком нарушена, И мгновенно твои изменились черты. Нервно вздрогнули брови, в улыбке рассеянной Приподнялись углы непокорного рта… И возникла, вечерней прохладой навеяна, Воплощенная в звуках чудесных мечта. И звенела мелодия тихая, нежная… Незаметно закат побледнел и погас, И спустился на землю в немом безмятежии Зачарованный сказкой, задумчивый час. И казалось, что вечер далек от реальности, Как обрывок неясных, мечтательных снов… Отдыхала земля, посылая в усталости Нам в окно тонкий запах вечерних цветов. В бледных сумерках профиль, увенчанный косами, Лепестки чуть открытого нежного рта… Ты играла тогда баркаролу Чайковского, В тихий час расцветала неслышно мечта.