Русская поэзия в 1913 году

Лекманов Олег Андершанович

Я шайки атаман!! Но мирным хочу быть, Пришел к вам в ресторан, Чтобы выпить, закусить.

Затем один из его сподвижников ни с того ни с сего, подобно оперному герою, запевает «тенором, жестикулируя рукой в сторону публики»:

Днем вчера я сидел здесь, Михей, мальчик, объяснил, У хозяйки деньги есть, Хозяин много накопил.

А еще ниже злодейски убитая этим сподвижником со товарищи жена трактирщика внезапно для зрителя оживает и разражается коротким, но энергичным монологом, обращенным к мужу.

В это время труп Гаши зашевелился, и Брылов с радостью бросился поднимать жену, которая, сильно дыша, открыла глаза, увидела мужа, с радостью вскрикнула:

Ты

здесь! Ты здесь!.. Побудь со мной! Тебя ждала я, милый мой! Падает в обморок. (Занавес).

В финале драмы, как и было обещано в ее заглавии, «атамана Пугача» ждет лютая казнь:

Показалась кровь. Атаман не выдержал боли, согнулся в дугу и схватился руками за привязанную ногу, взобрался на сук и стал грызть веревку.

Завершая это несколько затянувшееся отступление, отметим еще удивительное самоограничение отечественных графоманов 1913 года при использовании ими стихотворных размеров. Различные варианты трехсложников встречаются у авторов-любителей лишь изредка, в виде исключения, преобладают же четырехстопный хорей и четырехстопный ямб.

Может быть, степень разнообразия употребляемых размеров и позволит со временем объективно отделить настоящих поэтов от дилетантов.

Модернизм и массовая поэзия

Эта тема до сих пор почти не привлекала внимания исследователей. Кажется, лишь М. Л. Гаспаров бегло наметил ее общие контуры: «Модернизм никоим образом не исчерпывает русскую поэзию начала века. Стихи модернистов количественно составляли ничтожно малую часть, экзотический уголок тогдашней нашей словесности. Массовая печать заполнялась массовой поэзией, целиком производившейся по гражданским образцам 1870-х годов и лирическим образцам 1880-х годов. Модернисты намеренно поддерживали этот выигрышный для них контраст, они не только боролись за читателя, но и отгораживались от читателя (настолько, насколько позволяла необходимость все же окупать свои издания)» [10] .

10

Гаспаров М. Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия серебряного века. 1890–1917. Антология. М., 1993. С. 7.

Попробуем детализировать и кое в чем скорректировать гаспаровскую характеристику, но сперва сверхкратко поясним, кого в этой работе мы будем называть массовыми (не элитарными) поэтами: как раз всех тех авторов, от которых модернисты «отгораживались», то есть тех, кто не печатался в модернистских изданиях и не участвовал в модернистских литературных объединениях.

Указание Гаспарова на главные гражданские и лирические образцы для массовой поэзии начала ХХ века анализом нашего материала подтверждается на сто процентов: самым ощутимым на авторов 1913 года было ожидаемое воздействие Надсона и чуть менее ожидаемое – Фета.

Разговор о надсоновском влиянии на массовую гражданскую поэзию начала 1910-х годов здесь ограничим перечислением авторов, посвящавших Надсону стихотворения или бравших из него эпиграфы: Н. Васильковская (эпиграф к стихотворению); Н. И. Грамматчикова (стихотворение «На мотив Надсона»); А. В. Жуковский (эпиграф к стихотворению); Анатолий Иоссель (стихотворение «На мотивы из Надсона»); Иван Коробов (стихотворение «Памяти С. Я. Надсона); Т. А. Н – я (эпиграфы к стихотворениям); Л. Ростова (стихотворение «Надсону»).

Имя Фета встречается в поэтических книгах 1913 года реже – только четыре раза: трижды в заглавиях стихотворений: М. Вакар «К детской головке (подражание Фету)»; Геон «Отчего (Подражание Фету)»; Эспер Ухтомский («На смерть Фета»), а кроме того – в эпиграфах к стихотворениям Симеона Маслюка.

Однако реминисценций и интонационных заимствований из Фета полны и те лирические миниатюры наших поэтов о природе, в которых прямые апелляции к его имени отсутствуют. Примерами пусть послужат два почти комических случая – рабское подражание зачину фетовского стихотворения «Чудная картина…» и варьирование финала фетовского стихотворения «Шепот, робкое дыханье…»:

Грустная картина, Как ты мне родна! Снежная равнина Без конца видна… (Леон Днепрович «Белый путь») Чайки, парус, тина и опять песок, Та же паутина, тот же и дымок. И куда хватает человека глаз: – Изумруда блики и топаз, топаз!.. (Владимир Гущик «На взморье»)

Лирический шедевр Фета «Шепот, робкое дыханье…» послужил также контрастной основой для политической пародии, включенной в «Книгу настроений» В. Терновского:

Шорох, пьяное дыханье, Трели кулака, Безнадежное стенанье, Взоры паука… [11]

и т. д.

Хотя осмеянный современниками Фет к 1913 году уже прочно вошел в пантеон русских классиков, его прямые поэтические наследники, модернисты, по-прежнему часто подвергались остракизму. В этом отношении ситуация в сравнении с 1890–1900-ми годами переменилась мало. Насмешки сыпались и на модернизм в целом, и на конкретных модернистов.

11

Напомним, что именно с вариаций фетовских мотивов в январе 1914 года начинал свой путь в большой поэзии молодой Сергей Есенин. В поэтических книгах 1913 года также упоминались: Некрасов (С. И. Семенов – стихотворение «Памяти Некрасова», Павел Шацких – стихотворение «Памяти Н. А. Некрасова»), Апухтин (Н. И. Грамматчиков – стихотворение «На мотив Апухтина», Геон – эпиграф из Апухтина), Тютчев (А. Журин – эпиграф к стихотворению, Симеон Маслюк – эпиграф к стихотворению), Майков (Геон – стихотворение «На смерть Майкова»), А. К. Толстой (В. Мусвиц-Шадурский – стихотворение «Навеяно гр. А. К. Толстым», Михаил Нефедов – эпиграф к стихотворению, Т. А. Н-я – эпиграф к стихотворению), Иван Никитин (И. Коробов – стихотворение «Памяти И. С. Никитина», Нина Кузьмина – стихотворение «Памяти Никитина»), Чехов (А. Л. Ф. – стихотворение «Памяти А. П. Чехова», П. П. Гайдебуров – сонет памяти Чехова), Владимир Соловьев (Милий Стремин – стихотворение «Светлой памяти В. С. Соловьева», плюс не слишком внятная «Эпиграмма» Александра Петрова: «Не Герцен, Соловьев сказали правду миру, // А Бог ее открыл простому рыбаку, // Что надлежало быть… Эк выдумал сатиру! // Ответим-ка ему: ку-ку, ку-ку!»), Горький (С. Ганьшин – посвящение Горькому, В. Мусвиц-Шадурский – эпиграф из Горького, Нина Кузьмина – посвящение Горькому), Л. Андреев (У. Дайтчман – стихотворение с посвящением, Нина Кузьмина – стихотворение с посвящением, Т. А. Н-я – стихотворение с эпиграфом), Арцыбашев (В. Дормидонтова – стихотворение с эпиграфом: «Ученица: “Отчего вы не хотите, чтобы я читала Санина?”» и поэтическим ответом: «Не для вас эти книги: в них слишком густы, // Слишком грубы и пошлы все краски. // Не теряйте так рано своей чистоты, // Берегите в душе своей сказки!..»), Лохвицкая (стихотворение А. Шамонина «Памяти Лохвицкой») и, конечно, Лев Толстой (С. К. Акимова – стихотворение «Льву Толстому», Н. Васильковская – стихотворение «Ты прав, глубоко прав, наш дорогой старик…», Н. Власов-Окский – стихотворение «Великан (Памяти Л. Н. Толстого)», С. Л. Гурвич – раздел книги с посвящением Толстому, Анатолий Доброхотов – стихотворения «Лев Толстой» и «Великий глашатай любви и правды (Памяти Л. Н. Толстого)», С. Д. Дрожжин – стихотворение «7 ноября 1910» – о смерти Толстого, З. З. – стихотворение «На кончину Л. Н. Толстого», Сергей Полинский – стихотворение «На смерть Л. Н. Толстого», Сергей Рафалович – стихотворение «Памяти Толстого», Сергей Соловьев – стихотворение «Памяти Льва Толстого», С. И. Семенов – стихотворение «Памяти Толстого»). Несколько стихотворений в наших книгах были посвящены памяти Комиссаржевской (стихотворения Кашталинской, И. Коробова, Владимира П., Дмитрия Цензора) и Столыпина (стихотворения Аксенова, Надежды Броницкой, Александра Ковалевского, В. Терновского: «Как дуб столетний на земле, // Стоит Столыпин у кормила. // И мысль глубокая почила // На сумрачном его челе»). См. также посвященное С. Рахманинову стихотворение Н. Васильковской «Симфония», а также стихотворение Владимира Верещагина «Федору Ивановичу Шаляпину». Еще процитируем стихотворение Ирины Витман «Художественному театру»:

Привет тебе, театр «исканий», Я низко кланяюсь тебе – За тот восторг переживаний, Что ты дарил моей душе! О «синей птице» нашей грезы Ты нам чудесно рассказал… Из наших глаз катились слезы, Когда – Качалов – Бранд страдал…

Составляя этот список, мы не стремились к исчерпанию, нам только хотелось обратить внимание на самые важные для поэтов 1913 года имена.

Иногда пародисты и эпиграмматисты проявляли своего рода деликатность, не называя имен тех элитарных поэтов, в которых метили их стрелы. Так поступил, например, П. Голощапов, чье юмористическое четверостишие было обращено к Валерию Брюсову как автору многократно пародировавшейся строки «Всходит месяц обнаженный при лазоревой луне»:

Коль будет у тебя воочью Такой оптический обман, Что две луны увидишь ночью, – Ну, значит, ты, мой милый, пьян.