Русская война: Утерянные и Потаённые
Шрифт:
Сама по себе система этих операций; осторожно нарастающих эскадренных на Японском море; отчаянно лихих или непредусмотренно-внезапных у Цусимы и в Желтом море и предустановленно-успешных в океане, вышколила бы, сплотила, слила экипажи, окрылила смелостью военного дерзания офицеров, соединила корабли в эскадры, обратила сборище судов во флот.
Если же положить войну энергично-наступательной, по причине ли уверенности, по самомнению нации громадной к нации малой, по вдохновению ли свыше, когда брошенный вовремя ком обращается камнепадом – следовало к первому дню войны готовить поход-прорыв на Цусиму, с молниеносным захватом этого ключевого пункта ситуации в войне, зная, что эта схватка неповторимо-единственная, дающая полную победу, но и требующая предельной отдачи… Всё или ничего! Как петровский сержант Щепотьев, в ночную пору в тумане выскочив на двух лодках на какую-то шведскую посудину, бросился безоглядно с 6 десятком солдат, резался всю ночь, и захватил фрегат с 3 сотнями экипажа – погиб сам, осталось в живых 18 израненных солдат, и добытая победа. В английском флоте существовала традиция, прямо воспитывающая это качество офицера – неудачную атаку таковой не считать, и победитель адмирал Бинг, остановивший продолжение
Русский флот, богатый талантами самых разнообразных оттенков и достоинств оказался беден в одном, таланте адмирала-бойца, разгорающегося страстью в предчувствии боя, живущего нарастанием способности к войне, как Ушаков, Нахимов в прошлой истории, как Битти, Шпее в соседском окружении. Увы, исключая Н. О. Эссена никто из русских флагманов не решился бы, узнав о начале высадки японцев в Корее, тут же сняться с якоря, пройти в пару ночей к Корейскому проливу и наброситься на 180 японских транспортов, заполонивших пролив, – как оказалось, без прикрытия – и сорвать высадку армий на континент, главнейшую стратегическую задачу флота в первые дни войны, очевидную по островному положению Японии, и могущую перечеркнуть даже и саму войну. Так поступил Нельсон у Копенгагена, Ушаков у Килиакрии – и вот в канун войны С.О. Макаров предлагает убрать корабли с внешнего рейда Порт-Артура на внутренний из-за возможной внезапной атаки японского флота – но это значит, что сам он атаковать, стремительно, упреждающе, первым не будет, выход из внутренней бухты Артура требовал суток… Но это же отказ от борьбы за господство на море в неслыханно значимые первые часы войны, да надо было не прятать флот в карман, вытряхнуть его из Артурской лужи, держать под парами, погасив огни, меняя расположение кораблей, выставив зорчайшее охранение, и немедленно сняться с якорей и черными тенями – к проливам, топя и захватывая все на пути, бросив кого-бы то ни было убеждать, адресуясь к своему чувству опасности, как только оно заголосит «беда!» – да, так поступил бы адмирал, готовый к войне с ее нулевого часа. Увы, в русской военной истории такие примеры нечасты при всем обилии битв – мы скорее склонны были подставляться к первому удару, и сколько за то вылетело зубов!.. А сколько упущено возможностей, ведь, например, все 22 года Ливонской войны Ивана Грозного в сущности следствие однократного действия: собиравшийся на соколиную охоту боярин Алексей Басманов, перехваченный гонцом, сообщившим о войне с Ливонией, повернул соколятников и псарей, и велев ударить в пушки, бросился через Нарову на неприступную Нарву – и взяв неприятельскую крепость, ключ к Прибалтике, в первый день войны с налету, обеспечил тем всю 20-летнюю кампанию. Такая взрывная готовность к ошеломляющему удару, мгновенно обрушившемуся натиску рождается всем предшествующим воспитанием военного человека, в согласии или вопреки мнений общества готовящемуся к единственному смыслу своего существования – войне, мгновенно вскипающей в беспощадном соревновании воль. Как выглядят с этой точки зрения русские адмиралы и офицеры – мягкотелыми, чеховски благодушными слизняками! В. Ф. Руднев, ждущий на поводу у посла Павлова заклания в Чемульно, в то время как совокупность признаков начала войны требует сняться и уйти волком-татем, с потушенными огнями, в ночь, а то и начиная с выхода из гавани приступить топить транспорты с войсками противника. Да, он мужественный человек, он добрый человек, он славный человек – он только не воин, мысленно изготавливающийся к ежечасному нападению на себя или от себя, как на то бросился немец Мюллер: узнав о русской мобилизации из газет, ринулся в июле 1914 года к Корейскому проливу и захватил два громадных транспорта, ставшие вспомогательными крейсерами германского флота – при этом в своей биографии знаменитого капитана «Эмдена» никогда не опускавшийся до «германских зверств».
Из русских адмиралов наиболее и даже единственно, по устоявшемуся стереотипу оценок, С. О. Макарову полагают честь изменить ход войны на море в русскую пользу – но так ли это?
Вот русский адмирал спешит в Артур – с чем он едет туда?
Судовые специалисты, дельные офицеры, художник-баталист, даже пара великих князей – но везет ли он замысел флотоводца, спрессованный в систему мероприятий ближайших дней? Их у него немного – 5 недель, война на море особо быстрая, как в эволюциях эскадр, так и в складывающейся обстановке самого боя.
Что же явил итог?
Макаров налаживает ремонт подорванных броненосцев; Макаров организует «перекидную» (навесную) стрельбу по японским кораблям в бухте Ляотешань – вопреки своему пристрастию к настильной стрельбе! Макаров выводит корабли в море на поиск отдельных отрядов противника; Макаров совершенствует береговую оборону Артура – но это система мероприятий флотоводца или метания сильного человека в окружении обступивших проблем, демонстрирующего, какой он превосходный артиллерист, специалист по непотопляемости, минному делу, портовому хозяйству и т. т. т.?
Рамками чьей воли определялась общая обстановка на море в дни его командования: русский ли флагман, преодолевая все препятствия, вел стратегическую борьбу у Корейского побережья с десантированием японских армий на континент – или японский флагман непрерывным давлением на Артур парализовал эти смертельно опасные ходы русской стороны?
Почему японский флот, по недостаточной автономности плавания вынужденный оперировать с необорудованных якорных стоянок в Корее, действовал у Порт-Артура, и при ограниченном числе крупных
То, что имея 5 крейсеров, 3 клипера, 5 канонерских лодок, до 29 эсминцев и минных крейсеров, 2 минных заградителя, опирающихся на поддержку 5 броненосцев (еще 2 в ремонте) и береговой артиллерии крепости русский флагман не добился полного господства на море в 10-мильной зоне Порт-Артура и частичного, в моменты отсутствия броненосного ядра адмирала Того, на окружающих акваториях, свидетельствует, что Макаров так и не нашел необходимого решения сочетания активных и пассивных средств борьбы, взаимодействия минных постановок, кораблей и береговой обороны, сделавшее подобное господство очевидным. Да – он всем этим занимался, но соединение цветов в букет не произошло, что решило его судьбу и как флотоводца, и как человека.
Выдающийся специалист по минному оружию, имея в своем распоряжении 2 лучших в мире минных заградителя «Артур» и «Енисей» (погиб, подорвавшись на собственной мине), так и не развернул активной минной войны, оборонительными постановками у Артура, и наступательными у корейского побережья.
Легкие силы русских действовали растопыренными пальцами: в то время как японские эсминцы совершали поиск полным составом флотилий (4 единицы), русские – парами, и к чему это приводило, показывают героические бои и увы, естественная гибель «Стерегущего», «Страшного», «Решительного» – и будь Макаров флотоводцем, т. е. думая в первую очередь о действиях флота, а не о судоремонте, он безусловно осознал бы порочность подобной практики, и либо довел число выводимых на поиск эсминцев до «четверок», либо соединил их с легкими крейсерами в органические ударные «пятерки», уже своим составом отвращающим от тактики «охранения» к тактике «боя»; но он кажется потерялся ко дню гибели, не выделив в составе своих боевых впечатлений главного, и не вполне осмысливая их – ночью, с 30 на 31 марта, самолично обнаружив эсминцы противника, явно ставившие мины и даже заявив запомнившееся многим пожелание протралить с утра район, днем он повел эскадру через это место и прямо виноват в гибели одного («Петропавловск») и подрыву и выходу из строя другого («Полтава») броненосцев, сокративших мощь эскадры до 1 тихоходного броненосца («Севастополь») и 2 неприспособленных к линейному бою крейсер-броненосцев («Пересвет» и «Победа»). Катастрофа на «Петропавловске» свидетельствует и о другом – командующий не владел в должной мере обстановкой на эскадре, броненосцы этого типа имели солидную защиту крюйт-камер и кочегарок системой окружающих угольных трюмов, надежные поперечные переборки; и внешний подрыв мины, кроме целой «банки» таковых для них не являлся фатально опасным; судя по останкам корабля, обследованным японскими водолазами в 30-е годы, «Петропавловск» погиб от внутреннего взрыва, но не крюйт-камер, а торпед в носовых совковых аппаратах, по обнаружившейся с первых дней войны их бесполезности на броненосцах, приказанных к разряжению, со сдачей торпед на берег – подорвавшаяся и приблизительно той же частью корпуса «Полтава» только получила небольшой крен и задним ходом вышла из опасного района.
Таким образом, решительным вступлением в должность возбудив чаяния и энергию в подчиненных, С. О. Макаров не сумел разнообразные ее потоки соединить в одном завершающем сплаве, они не послужили возникновению качественной общности, а имели характер конвульсий встрепенувшегося сильного тела – любопытно, что резкое ослабление эскадры и гибель авторитетного, в том числе и в отрицательном смысле начальника подстегнула полезную боевую инициативу нижестоящих лиц, уже невзирая на наличие или отсутствие желаемых средств, а из того, что есть – и 2 мая активной минной постановкой заградитель «Амур» пускает на дно 2 японских броненосца «Яшима» и «Хатсузе».
Кто, кроме Макарова, виноват, что активная минная война, в которой на море всегда первенствовали русские, началась через месяц после его гибели, а не со дня его прибытия?
В чем заслуживает упрек С. Макаров, как флотоводец-тактик и утверждающийся главноначальствующий над военно-морским театром?
– Макаров не осознал, что состав боевого ядра эскадры по различию тактических характеристик судов – 3 хорошо вооруженных и превосходно защищенных, но тихоходных броненосца типа «Петропавловск»; 2 современных мощных быстроходных броненосца «Ретвизан» и «Цесаревич»; и два специализированных крейсер-броненосца типа «Ослябя», требуют ее расчлененного, вне общей кильватерной колонны, использования с разделением на автономные однородные тактические группы кораблей, с особым видом походных и боевых порядков, ролью в бою, различие в приоритетах боевых средств поражения противника. Это было особенно заметно из-за временного выхода из состава флота торпедированных «Цесаревича» и «Ретвизана», которые отчасти сглаживали различием между медлительными «утюгами» и скорыми, но некрепкими «гончими». Вместо тактического «осмысления» этой ситуации он ее «упростил», вообще перестав использовать «гончих», хороших у Японского побережья и плохих у Артурского.
– Время самого решительного соперничества на море, когда решалась судьба кампании – высадка японских армий на континент – проходило, и затяжная война делалась неизбежной. В этих условиях безотлагательно требовалось развернуть крейсерские операции в охват, и «под дых» Японии, а для того перевести «Пересвет» и «Победу» во Владивосток. Операция эта весьма смелая, но необходимая и возможная – при скорости 18, 5 узлов и почти неограниченной дальности плавания, они, проскочив например в сумерках мимо японских броненосцев, через несколько часов становились недоступны их преследованию, а 10-дюймовые пушки отразят наскоки и японских башенных крейсеров – скажется различие в весе снарядов (200 кг на 80 кг);