Русская жизнь. Дача (июнь 2007)
Шрифт:
Меня встречают медсестра Элеонора Иванова и странный кентавр - маленькая пожилая женщина с изуродованными ногами, которую несет огромная старуха с ничего не выражающим лицом. Несет перед собой, под мышки.
– Вика Леонова. У нее парапарез нижних конечностей, - объясняет Элеонора Николаевна.
– А в остальном она очень умная по нашим меркам, строгая, смотрит за порядком в корпусе: больные сами видите какие, могут не убрать за собой, намусорить. Она не этого позволяет.
Вика здесь уже 27 лет. Попала сюда из интерната в Тулюшке, где живут самые молодые выпускники детских домов и интернатов для умственно отсталых детей. В интернате ее слушаются.
– Это Вера, Чебурашка моя, - добродушно говорит Вика про свою носильщицу, - смолоду меня носит.
У Вики есть подруги в других корпусах. Они приходят к ней в гости. Вика с подругами смотрят ТВ и DVD. Очень любят боевики и ужастики, а по телевизору - сериал «Солдаты» и индийские фильмы.
Уши у Веры и вправду как у Чебурашки.
В интернате Сергино 443 инвалида: 56 больных с ДЦП, 98 «людей-растений» с глубокой умственной отсталостью, 16 шизофреников, 14 стариков семидесятилетнего возраста. Остальные - пациенты с умеренной умственной отсталостью, которые могут совершать простые действия и обслуживать себя под присмотром. 118 девушек и женщин живут в самом большом, молодежном корпусе. Только они как-то участвуют в общественных работах: убирают территорию интерната, помогают медсестрам в других корпусах, ухаживают за больными, моют полы и даже получают за это девять ставок нянечек - эти зарплаты делят на тех, кто работал «инвалидные смены», по четыре часа в сутки. Около тридцати девушек могут обеспечивать себя полностью: сами готовят, убираются, сами себе стирают. 186 человек постоянно занимаются трудотерапией, мелкими хозяйственными работами на территории интерната.
– Старушки, переведенные к нам из городских интернатов, не могут адаптироваться к сельской жизни и умирают через две-три недели, - рассказывает директор Алексей Сапелкин.
– В два интерната, расположенные в Водопадном и Тулюшке, из детских домов переводят обучаемых инвалидов. У нас - самые тяжелые.
Даждь нам днесь
В Иркутской области подавляющее большинство деревень выглядят грустно. Агропромышленные предприятия остались в немногих крупных селах. Там, где раньше были колхозы-миллионеры, сейчас мелкие ОАО и ЗАО, производящие немного молока, мяса, картошки и пшеницы под хлеб. Основной вид дохода в деревне - ежемесячные детские пособия. Пропиваются они быстро, сельпо отпускает в долг, гроссбухи исписаны до обложек.
А в отдаленных селах можно увидеть одну и ту же картину: средь нищеты и разрухи - улица с двух-трехэтажными особняками из кирпича и камня; иногда ее называют Потемкинской. Это дома администрации и бывшего руководства колхозов, которые совместно обанкротили свои агропредприятия, и теперь бывшая колхозная техника стоит во дворах их усадеб - сам видел комбайны во дворах и сеялки рядом с воротами. Деревенских нуворишей ненавидят лютой ненавистью и от безысходности идут к ним батрачить. Так и говорят: «Пойду к этому кровососу в батраки». Расплачиваются с батраками чаще всего дрянной водкой.
Лучше всех на селе живут бюджетники - сотрудники ЦРБ (центральных районных больниц), начальных школ, почты и поселковой администрации: настоящий средний класс. Потому что регулярно получают зарплату. Живыми деньгами!
В селе Сергино нет ни почты, ни администрации, ни даже автобусной остановки. Вся деревня - две улочки, которые при въезде даже не видно из-за интернатского забора. Но жителям Сергино повезло: они работают в интернате поголовно, исключая стариков и почти отсутствующих алкашей.
Условия приема на работу жесткие до жестокости. Из-за огромного конкурса на вакансию увольняют при первом же случае выхода на работу в пьяном виде, за прогул, штрафуют за похмелье. Жители Сергино находятся в привилегированном положении. А в Шелехово, где добирают часть штатных рабочих, за места в ПНИ натурально дерутся, интригуют, подсиживают, ссорятся с лучшими друзьями. При таком накале кадровых битв, рассказывали мне, случается и любовный треугольник по-шелеховски: жены бросают безработных мужей и сходятся с перспективными и обеспеченными интернатскими кадрами.
В интернате питаются всем своим. Мясо, молоко, хлеб, непритязательные овощи - картошка, морковь, капуста, еще какая-то зелень. Хозяйство настолько хорошо поставлено нынешним директором, а место настолько теплое, что Сапелкина не раз пытались убрать и посадить своего человека. Одно время терзали проверками, но компромата не нарыли. Злые комиссии уезжали в благодушном настроении: специально для них восстановили один из домиков в черте деревни, представляющий собой мини-гостиницу на три пяти-семиместных номера, в одном из которых есть телевизор, в гостиной стоит холодильник, а в кухне, за простынчатой занавеской, оборудован теплый сортир - для деревни роскошь неслыханная (остальные посещают «белые домики» - фанерные строения на улице, выбеленные известью, с «очком» в полу). У директора своя баня - по слухам, очень хорошая. И рыбалка здесь, говорят, замечательная.
Скорбное учреждение кормит оба села - Сергино и находящееся в восьми километрах от него большое Шелехово: из почти двухсот человек, работающих в ПНИ, почти половина приезжает оттуда. Количество умственно отсталых почти вдвое превосходит численность сергинского населения.
День начинается в 8.30 с короткой планерки: директор и его заместители раздают задания рабочим. Интернат Алексей Иванович называет «мое хозяйство»: пилорама, пекарня, угольная котельная, огромный скотный двор - около пятидесяти коров, сотня свиней, четыре коня, - 130 гектаров посевных площадей под пшеницу и овес. Огород и небольшая пасека.
Все довольны. Безумие - единственный источник пропитания в этих местах.
Ее Новодевичье
Из «телевизионки» (так называют в корпусе комнату отдыха) слышится музыка. Девушка в красном заводит иностранную попсу и танцует. Остальные, до того безучастно сидевшие на диванах вдоль стен, начинают раскачиваться из стороны в сторону. Это дискотека.
Девушку в красном зовут Анжела. Она пришла из детского дома с диагнозом «дебильность». Ее неофициальная должность - «растанцовывать» инвалидов, обычно они малоподвижны. «Активная, понятливая, всем помогает», - говорят про Анжелу.
Есть отделение «ничейных бабушек», годами живущих при больницах. Валентина Смирнова всю жизнь проработала на иркутском мясокомбинате, маялась в общежитии, ни семьи, ни особенного скарба не нажила. До 76 лет она ютилась в своей комнатушке - директор распорядился не выселять бывшую работницу - и, более того, бесплатно кормилась в комбинатовской столовке, получала еще какие-то рабочие пайки. До последнего времени за ней ухаживали социальные работники, но в конце концов отступились: одевание растягивалось на два часа, мытье в ванной - на все четыре. Пришлось перевести в ПНИ.